Иисус на Марсе - Филип Фармер

— Они же скажут, что нас заставили подтвердить.

— Именно это он сейчас и говорит. Ого!

— Что случилось?

— Он сказал, что, если и этого будет недостаточно, каждый сможет убедиться своими глазами, когда он прибудет на Землю!

— Йа Иешуа! — в один голос взревела публика.

Орм начал что-то говорить, но ему в спину ткнулось что-то твердое. Он обернулся и увидел огромного крешийца с длинным деревянным шестом, конец которого был направлен на Орма. Крешиец покачал головой и приложил палец к губам. Орм отвернулся, чувствуя себя так, будто получил выговор от привратника церкви.

Человек в голубом хитоне в центре зала поднял руки. Потом взлетел на десять футов над полом, медленно повернулся, расставив руки, и сделал три круга по комнате. Оркестр играл что-то тихое в минорной тональности.

— Как выступление фокусника, — буркнул Орм себе под нос. Но он знал, что это не фокус.

Какой эффект вызовет на Земле заявление Иисуса? Очевидно, оцепенение. Особенно среди высших правительственных и церковных иерархов. Никогда еще на Землю не приходили известия такой важности, и последствия их будут куда шире чисто религиозных. Они отдадутся всюду: в политике, религии, науке, экономике, психологии — да в чем хотите.

Многие ли страны разрешат своим гражданам это видеть? Коммунистические явно запретят. Там это посмотрит только высший эшелон руководства, а до населения это доведено не будет. Однако известие об этом не удастся навсегда скрыть от народных масс, и скоро, несмотря ни на какие репрессии, начнут расходиться контрабандные кассеты.

А как поступят правительства социалистических демократий? Они передадут это в народ? Или как раз сейчас сидят и страдают, не зная, что делать? Потому что у многих групп эта передача вызовет ярость. Христианские фундаменталисты, римские католики и восточно-православные, ортодоксальные и реформированные иудаисты, мусульмане — хотя и не представляющие из себя серьезной политической силы в Северной Америке, — и кто скажет, кто еще? Реакцию более либеральных церквей предсказать труднее. Как бы там ни было, у всех, в том числе и либералов, будет прежде всего одна мысль: что, если это Иисус, а они ошибались?

Индуисты же попытаются ассимилировать марсианского Иисуса в свою религию, как они поступают с любым новым богом. Нет, не выйдет — Иисус отрицает, что он Бог. Кроме того, он отверг бы индуистскую религию как целое.

Агностики и атеисты будут точно так же расстроены и сбиты с толку.

Короче, это термоядерная политическая бомба, лежащая на коленях у мировых лидеров. Что же они с ней будут делать? Игнорировать ее невозможно. У политиков потечет пот, заурчит в животе, и очереди к высокопоставленным туалетам будут расти с каждой минутой.

Орм отвлекся от своих мыслей, когда Иисус плавно опустился на пол. Он что-то сказал, улыбнулся, повернулся в сторону кресел и показал прямо на Орма. По крайней мере так казалось.

— Он собирается… — сказал Бронски тихим, но возбужденным голосом.

Ричард Орм не услышал остального. Его вдруг подняло с кресла и понесло по воздуху к тому человеку, который показывал на него пальцем.

Орм не сопротивлялся. В конце концов, он привык к невесомости. Да, он был ошеломлен, но, как он надеялся, не настолько, чтобы выглядеть испуганным или смешным. Мог бы Иисус по крайней мере его предупредить.

— Не бойся! — крикнул Иисус по-крешийски. — Все будет в порядке!

И он сказал что-то по-гречески — Орм решил, что это перевод той же фразы. Но времени думать о такой мелочи не было. Его подняло вверх, почти к потолку. Операторы на балконе уставили на него коробочки своих камер. Он попытался улыбнуться, но вошел в сальто, а потом, все еще вращаясь, хотя и не так сильно, чтобы закружилась голова, опустился.

В семи футах над полом он остановился.

— Прошу прощения, Ричард Орм, — сказал Иисус. — Но это было необходимо сделать, потому что ты капитан землян, и твое слово должно иметь огромный вес.

Иисус согнул палец, и Орм плавно приземлился на ноги. Неожиданно вернулся вес. Орм стоял, мигая и улыбаясь дурацкой улыбкой.

— Теперь, — сказал человек в голубом хитоне, — было бы хорошо, если бы ты сказал своему народу, что это не было фокусом Сказал по-английски, конечно.

В больших оленьих глазах мерцали искорки. Но Орм чувствовал, что это свет, отраженный от стали Звезды тоже мерцают, но их свет исходит от такого жара, что человек испарится за микросекунду.

Орм попытался заговорить, обнаружил, что дышит тяжело, подождал, пока успокоится дыхание, и начал снова:

— То, что говорит Иисус — правда. Ко мне не подсоединены провода, нет никаких реактивных устройств — ничего. И для меня самого случившееся было полной неожиданностью. Я не знаю, как он это сделал, но…

Не надо было произносить имени Иисуса. Это значило признать этого человека тем, за кого он себя выдает.

А вдруг он и есть тот?

— Спасибо, — сказал Иисус.

Орм повернулся к своему месту, но остановился. У него дрожали ноги и вот-вот могли подкоситься. И тут его снова подняло и понесло по воздуху, остановило точно над креслом и плавно опустило.

— Йа Иешуа га-Мешиах! — рявкнула толпа. Иисус поднял руку, и воцарилось молчание.

В круг света вышли крешиец и человек, которые за веревки тянули клетку на колесах. В ней находился большой баран. За клеткой шел крешиец, держа в одной руке тонкое копье с закруглением на тупом конце, а в другой — большой топор.

Баран грозно блеял и бросался рогами на прутья клетки. Какая бы ни ждала его судьба, он ее не боялся и был готов сразиться с ней.

Процессия остановилась возле Иисуса, все ему поклонились, и один из крешийцев открыл дверь клетки. Минуту баран стоял неподвижно и вдруг рванулся из своей тюрьмы прямо к человеку в голубом хитоне. Толпа ахнула, кто-то вскрикнул. Иисус не обратил внимания. Он устремил на барана взгляд и вытянутый палец, и баран остановился, будто налетел на стену.

Тогда крешиец шагнул вперед и поднял топор. Лезвие сверкнуло сталью.

Иисус что-то сказал, и топор обрушился на шею барана. Лезвие рассекло шкуру, мышцы и кости, голова барана отлетела. Хлестнула кровь, окатив подол хитона и босые ноги.

Орма чуть не стошнило. Ширази и Дантон что-то сдавленными голосами прохрипели. В толпе не раздалось ни звука.

— Это неправильный способ убивать животное, — шепнул Бронски. — Не кошерный. Но оно вряд ли для еды, так что разницы нет.

Иисус прошел кровавую лужу, остановился, подобрал голову с пола и высоко поднял. По рукам и плечам его бежала кровь. Потом он нагнулся, приставил голову к телу барана и встал. Подняв глаза к небу, он что-то беззвучно сказал одними губами, снова наклонился, провел пальцами по разрезу и выпрямился. Потом отступил на шаг.