Ангелов в Голливуде не бывает - Валерия Вербинина

От подсчетов меня отвлек голод. Я достала апельсин – пять центов за дюжину, единственная еда, которую я могла себе сейчас позволить, – очистила его и принялась поедать, долька за долькой. Апельсины – хорошая вещь, но не тогда, когда их приходится есть на завтрак, обед и ужин. В какой-то момент я испугалась, что меня сейчас стошнит, и выскочила из машины на свежий воздух, который привел меня в чувство. Я ненавидела апельсины, ненавидела свою беспомощность и на всякий случай ненавидела все на свете. Отдышавшись, я подняла голову и поправила шляпку. С территории студии только что выехал элегантный черный автомобиль – не «Роллс-Ройс», попроще, но сразу же чувствовалось, что в нем едет особа, знающая себе цену. Автомобиль подъехал ко мне и затормозил. Дверца распахнулась.

– Мисс Коротич, – воскликнула миссис Блэйд, сияя, – это вы?

30

Сказать, что я удивилась, – значит ничего не сказать. С моей точки зрения, миссис Блэйд и Голливуд были абсолютно несовместимы. Что старомодная воспитанная леди могла забыть на этой ярмарке тщеславия?

Впрочем, было достаточно посмотреть на миссис Блэйд, чтобы понять, что дела у нее идут прекрасно. Как и прежде, она была одета в темный костюм типа «балахон» и неудобные туфли, но теперь чувствовалось, что и костюм, и обувь стоят бешеных денег. Машина и шофер тоже наверняка обходились недешево, а длинные бусы, которые она надевала раньше, сменило стильное жемчужное ожерелье.

– Я очень рада вас видеть, миссис Блэйд, – неловко проговорила я.

– А я-то думала, куда вы делись! Когда я закончила свой второй роман, я хотела отдать его вам на перепечатку, но по вашему номеру ответил другой человек. Пришлось мне довериться секретарше сына. Он уверял меня, что она все прекрасно перепечатает, и представьте себе – она не разобрала мой почерк во многих местах, наделала пропусков и ошибок… Вы кого-то ждете? Я сейчас еду обедать в «Триумф». Я бы хотела пригласить вас с собой, если, конечно, у вас есть время…

– Что вы, миссис Блэйд! Для вас у меня всегда найдется время. Только я не знаю, как поступить с моей машиной. Боюсь, в «Триумфе» меня не воспримут всерьез, если я приеду на ней…

– Садитесь в мою машину, – сказала миссис Блэйд. – Я ужасно хочу с вами поговорить! Луи потом отвезет вас обратно. Это мой шофер, – пояснила она, смеясь. – Сказал бы мне кто-нибудь пять лет назад, что у меня будет собственный шофер!

Я села с ней рядом. В салоне пахло дорогой кожей, французскими духами, роскошью и изобилием. Чудесная, щедрая, ангелоподобная миссис Блэйд везла голодную и истерзанную меня в самый лучший, самый престижный кабак в Голливуде. Честное слово, я готова была вновь поверить в человечество – или, по крайней мере, в отдельных его представителей. Я внимательно посмотрела на миссис Блэйд. Судя по всему, ее книги пользовались успехом, а если она приезжала на студию, то, вероятно, вела переговоры об экранизации.

– Я всегда верила в вас, миссис Блэйд, – сказала я проникновенно.

– О да, я знаю! Вы даже не представляете, сколько сил мне придавали ваши похвалы. Много раз я была готова сдаться, но потом вспоминала ваши слова и говорила себе, что еще не время.

…Я лживая, лицемерная, ужасная предательница. Простится ли мне когда-нибудь, что я лгала этой доброй, наивной женщине?

А миссис Блэйд стала увлеченно рассказывать мне, сколько ей предлагают сейчас за один-единственный рассказ те самые журналы, которые раньше не хотели ее печатать, сколько хвалебных отзывов получил ее второй роман и сколько ей предложили на студии за его экранизацию. Права на экранизацию первого романа она уже продала, но сценаристы хотят внести изменения в сюжет, которые ей совершенно не нравятся.

– Ах, миссис Блэйд, это ведь кино, – вздохнула я. – Здесь никто не станет с вами считаться, если вы его не заставите. Вам следовало прописать в контракте, что без вашего одобрения сценарий не запускают в производство.

Миссис Блэйд всплеснула руками.

– Мисс Коротич, ну откуда же мне знать, что надо прописывать в контракте? Мой агент сказал, что все в порядке, и я ему поверила. Он так долго торговался из-за суммы гонорара, я даже не верила, что студия пойдет ему навстречу…

– Кому вы продали права на экранизацию? – спросила я.

– Ирвингу Голдману. Вы что-нибудь о нем знаете?

– В Голливуде его знают все, – усмехнулась я. – Миссис Блэйд, мне неприятно вам это говорить, но забудьте, что вы можете повлиять на Голдмана. Он верит, что только он и знает, как надо делать кино, а все остальные только ему мешают. Вы тут говорили о сценаристах – да ничего они не решают. Они изменяют сюжет так, как им велел Голдман.

– Наверное, вы правы, – сокрушенно промолвила миссис Блэйд. – Но они хотят сделать из моего Джима гангстера, представляете?

– Джим – это жених героини, который работает в автосервисе? – быстро спросила я. Иногда нет ничего полезнее, чем хорошая память.

– Вот-вот! Согласна, я написала, что он грубиян, что он невоспитанный, что он не подходит героине… но зачем делать его гангстером? Моя героиня не могла связаться с гангстером, никогда! – И она решительно повторила: – Никогда!

Как можно мягче я пыталась втолковать миссис Блэйд, что Голливуд есть Голливуд и что чувства автора здесь не волнуют никого. Миссис Блэйд ахала, охала, возмущалась, взывала к моему сочувствию, а когда я проговорилась, что если фильму прочат успех, главную роль в нем почти наверняка сыграет жена Голдмана, актриса Мэрион Шайн, моя собеседница аж задохнулась от возмущения.

– Послушайте, но ведь Бетти – так звали героиню романа миссис Блэйд, – восемнадцать лет! А мисс Шайн уже двадцать восемь!

– Тридцать три, – поправила я, усмехаясь. – На студии ей изменили возраст.

– Тем более! Почему она должна играть мою Бетти? Я ничего не имею против мисс Шайн, она кажется хорошей актрисой, но неужели нельзя найти кого-нибудь помоложе? Я позвоню мистеру Голдману…

– И скажете ему, что его жена не подходит для роли? Миссис Блэйд, он возненавидит вас до конца своих дней. Не ссорьтесь с ним, он человек влиятельный. Вы уже подписали контракт и передали права на книгу. Если бы вы прописали в контракте право утверждать исполнителей, с вами бы считались, но раз такого условия нет, вас никто не станет слушать. Поверьте, вы ничего не сможете добиться, а только навредите себе, если восстановите против себя Голдмана.

Миссис Блэйд замолчала.

– Я вижу, вы успели освоиться в Голливуде, – сказала она наконец. – Так неловко, что мы все время говорим обо мне, а о ваших делах – ничего… Расскажите мне о себе. Чем вы сейчас занимаетесь?

Я рассказала ей, как случайно сыграла в эпизоде небольшую роль журналистки, как меня уволили из газеты и я стала работать в кино. Машина подъехала к ресторану, мы сели за столик, а разговор о моих злоключениях все никак не кончался. Увлекшись, я поведала, как после многих проб получила небольшую роль и как звезда выжила меня из фильма. Миссис Блэйд ахнула.

– Так это были вы! Мне рассказали, что произошло, но вас назвали просто начинающей актрисой, и я даже подумать не могла… С вами обошлись просто возмутительно! Я считаю, что им должно быть стыдно!

– Миссис Блэйд, вы настоящий друг, – сказала я серьезно. – Но знайте: им не стыдно. Ни капельки. Потому что это Голливуд.

Тут нам пришлось прерваться, потому что принесли еду. Желудок требовал, чтобы я набросилась на нее и проглотила в два счета; остатки гордости вынуждали вести себя осмотрительно и есть, не забывая о хороших манерах. Когда доставили десерт, миссис Блэйд, до того сосредоточенно обдумывавшая какую-то мысль, откинулась на спинку кресла и улыбнулась.

– Вот что я придумала, – объявила она. – В пятницу я должна подписывать контракт на экранизацию в присутствии фотографов. Мистер Шенберг решил организовать все очень… гм… публично, но я его не виню. Так вот, я потребую, чтобы в контракт внесли два условия: первое – чтобы сценарий согласовали со мной, и второе – чтобы вам дали роль. Как вам мой план?

И она торжествующе посмотрела на меня, уверенная, что я с энтузиазмом приму ее предложение. Но я уже достаточно знала кино и не питала иллюзий по поводу того, как в нем все устроено.

– Миссис Блэйд, – сказала я, оправившись от изумления, – я бесконечно вам благодарна, но до пятницы всего два дня, и… Я не думаю, что мистер Шенберг согласится на уступки, тем более что по меркам кино они очень значительны. Он ведь попадает в полную зависимость от вашего одобрения или неодобрения… И у меня прежде не было больших ролей, максимум – эпизод тут, эпизод там. Мое имя ничего не говорит публике, а кино так устроено, что в нем все зиждется на звездах. Я бы очень хотела сыграть в вашей экранизации, – добавила я поспешно, – но мистер Шенберг… у него наверняка есть свое видение, кто должен играть…

– Главную роль сыграет Норма Фарр, – сказала миссис Блэйд. Я знала Норму – она играла роли простушек, которые всегда добиваются своего. – Мне кажется, она вполне подходит. Вам я хотела предложить роль Изабел. Она… понимаете, она из богатой семьи, а героиня – нет. Мне неловко говорить, но Изабел – она… она не очень положительный персонаж, но при этом леди. Вы меня понимаете?