Ночь беззакония - Дилейни Фостер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каспиан облизал губы, а затем поднес другую руку к моей попке. Когда он собирался поднять меня, голос Линкольна эхом разнесся по комнате.
— Принеси этому человеку колготки и пачку. Он прирожденный танцор. — Он стоял у последнего ряда кресел, жуя зубочистку в одном углу рта. Черная футболка и джинсы свободно болтались на его высокой, худощавой фигуре.
Каспиан крепко сжал мое бедро.
Сердце бешено колотилось в груди при звуке голоса Линкольна. Он собирается рассказать нашему отцу. Я не могла думать, не могла говорить, но каким-то образом я втягивала и вытягивала воздух из легких, заставляя себя держаться. Глаза брата встретились с моими, озорство плясало в их глубине, как огонь. Но я не двигалась. Я осталась стоять прямо перед Каспианом, готовая к тому, что произойдет дальше.
Линкольн продолжил, сделав несколько шагов вперед. — Слышал, что ты вернулся из ссылки, но не знал, что ты снова трахаешь мою сестру.
Каспиан отпустил меня и сделал шаг назад. Напряжение волнами накатывало и атмосфера вибрировала от него. — Это было одно. Еще раз проявишь такое неуважение к Татум, и я позабочусь о том, чтобы у тебя на другой щеке появился шрам.
Я издала придушенный вздох.
Линкольн провел пальцем по омраченной коже от виска до чуть ниже скулы. — Постарайся, красавчик. Я так и не смог поблагодарить тебя за первый раз. Девчонкам это очень нравится.
Мои мысли бегали кругами вокруг его слов. Поблагодарить его? О чем говорил Линкольн? О гонке? Он обвинил Каспиана в аварии? Итан был за рулем в ночь аварии Линкольна, и машина Каспиана тоже была в полном беспорядке. Почему Линкольн должен был винить его? Если уж на кого и злиться, то на Итана.
— Перестань быть придурком, Линкольн. Это был несчастный случай.
В воздухе воцарилась тишина, как только прекратилась музыка.
Каспиан сузил глаза и изучал мое лицо.
Затем Линкольн со смехом откинул голову назад. От злобы в нем у меня волосы встали дыбом. — О, черт. — Его глаза расширились, и он вытащил зубочистку изо рта своими татуированными пальцами. — Точно. — Он посмотрел на Каспиана, который шел по проходу к сцене. — Мы сказали ей, что это был несчастный случай. — Он сделал воздушные кавычки вокруг последнего слова. — Но ты бы этого не знал, потому что тебя здесь не было.
У Каспиана отвисла челюсть, когда его взгляд устремился на Линкольна. — Отвали. Ты знаешь, почему меня здесь не было.
Что, черт возьми, происходит? Почему Линкольн должен знать, почему Каспиан ушел, а я до сих пор даже не знаю?
Я сделала шаг к Каспиану. Мой разум кричал, но я заставила себя сохранять спокойствие. — О чем он говорит? Почему винит тебя в крушении? И почему он должен знать, почему ты ушел, а я нет?
— Хочешь сказать ей, или я должен? — спросил Линкольн.
— Я сказал, отвали. — Голос Каспиана был холодным и жестким.
— Оооо, вот оно, Ромео. Покажи ей, кто ты на самом деле. — Линкольн двинулся вдоль первого ряда и занял место в одном из кресел. Он поставил ногу в сапоге на колено. — Не могу дождаться представления. Жаль, что у меня нет попкорна.
— Я не играю в твои игры, психопат хренов. — Каспиан переключил свое внимание на меня и обхватил мое лицо руками. — Мы закончим это позже, обещаю. — Холод в его тоне исчез, когда он заговорил со мной, как будто переключился выключатель.
Я рассмеялась. — Ты обещаешь. — Верно.
Его глаза потемнели. — Если я не уйду прямо сейчас, я его поимею, и поверь мне, это не то, что тебе нужно видеть.
Линкольн был непредсказуемым и, возможно, даже немного сумасшедшим. Он был как торнадо, стремящийся к разрушению. Но Каспиан был подобен океану. Внешне он был красив и спокоен. Под ним скрывалась сила, способная без предупреждения вырвать жизнь из ваших легких.
В комнате ощутимо чувствовалась враждебность. Именно тогда я наконец поняла, насколько глубоко коренится ненависть между нашими семьями. Я всегда знала об этом, слышала это в разговорах и видела в выражении лица моего отца. Но до сих пор я никогда не видела этого воочию.
Я действительно и целиком отдалась врагу.
Линкольн знал это, а вскоре и мой отец.
Каспиан наклонился вперед и приблизил свой рот к моему. Мои губы разошлись, когда он провел языком по нижней губе. Затем он поцеловал меня.
И я поцеловала его в ответ, не заботясь ни о том, что Линкольн смотрит, ни о том, что этот поцелуй, скорее всего, был личным подкатом Каспиана к моему брату, ни о неизбежных последствиях.
Он запутался пальцами в моих волосах, потянув за них так, что у меня горела кожа головы. И все же я отдалась ему. Напряжение в моем теле медленно таяло, когда он скользил языком по моему телу так же, как он двигал им по клитору прошлой ночью. Он целовал меня так, как будто ненавидел, дергал за волосы и жестоко прижимал свои губы к моим, и целовал так, как будто любил, его язык танцевал с моим, медленно и нежно. Он целовал меня так, словно умер бы, не попробовав меня, и поцелуи были для него спасением.
Когда он наконец отстранился, он прижался губами к моему лбу, ослабив