АнтиРоссия: крупнейшие операции Запада XX века - Владимир Лисичкин

Этот процесс раскрыл нам многие вещи. КГБ, который противостоял попыткам подрыва устоев государства, никто не поддерживал. Запад своих сторонников в обиду не отдавал — включились в защиту Гинзбурга все самые мощные артиллерии психологических центров холодной войны.

В такой обстановке вполне логичным было появление на политической сцене группы Якира и Красина.

Разворачивалась борьба с мнимым возвратом к сталинизму, усердно и активно разыгрывая эту карту, «холодные» центры Запада вовлекали в нее все новых людей, поверивших в искусственно создаваемый ажиотаж. Петр Якир не отличался особыми качествами организатора, могущего организовать какое-либо движение, но авторы сценария новой идеологической диверсии сделали безошибочный выбор— Петр, сам того не осознавая, замечательно справился с ролью, на которую его назначили. Вокруг Якира возникала группа, которая размахивала им самим, как знаменем. Зарождалась не оппозиция, а четко и жестко организованное полуподполье.

НТС поддерживал эту организацию и морально, и материально. Конечно, это уже была угроза строю государства, мы не могли этого допустить. В ответ же в нас летели обвинения: «душители свобод». Но свой строй защищает каждая уважающая себя страна…

Поскольку много говорилось про анекдоты, стишки, за которые якобы 5-е Управление могло упечь кого-то за решетку, придется мне еще раз ответственно заверить: не было такого в нашей практике. Репрессивные меры если и применялись, то только лишь в случаях серьезных противоправных действий. Но и в этих случаях несовершенное законодательство связывало нас по рукам и ногам. Особенно формулировки статьи 58–10 и 70-й УК РСФСР, в которых упоминалась лишь одна форма подрыва власти — антисоветская агитация и пропаганда. Под нее подпадало и создание подпольных антигосударственных группировок в целях подрыва конституционного строя, и изготовление и распространение антисоветских листовок и иных печатных материалов, и организация нелегальных типографий — одним словом, самые разнообразные правонарушения. Уже в перестроечное время на обсуждение Съезда народных депутатов была вынесена новая редакция статьи 7 УК РСФСР, где была сделана попытка конкретизировать состав преступления. Но съезд только ограничил действие этой статьи новой редакцией: «Подлежат наказанию лишь те лица, которые публично призывают к свержению конституционного строя», лишив тем самым конституционный строй юридической защиты.

Очень симптоматично, что возникшие после СССР новые государства, принимая поправки к своему законодательству, ввели в уголовные кодексы статьи, близкие по редакции к той, которую отверг общесоюзный съезд. И любопытно, что инициаторами таких поправок выступили бывшие народные депутаты СССР от союзных республик, которые раньше дружно возражали против указанного проекта на всесоюзном съезде. Очевидно, своя рубашка оказалась ближе к телу…

Хотелось бы затронуть еще одну тему, которую очень любят муссировать очернители советской истории и, в частности, органов советской госбезопасности.

Нам приписывают так называемую «карательную психиатрию», говорят, что «психушки» играли роль тюрем. Но как такое могло бы быть возможным, если даже юридически КГБ не имел никакого права направлять туда граждан? Решение о принудительном лечении мог принять только суд. Да, Андропов вносил предложения о строительстве новых психиатрических лечебниц, но не потому, что их не хватало и он якобы намеревался заменить ими тюрьмы. Система медицинского обслуживания населения, созданная в советское время, включала наряду со стационарными больницами, поликлиническим обслуживанием еще и сеть диспансеров: туберкулезных, венерических, психиатрических. Это позволяло не прибегать к массовой госпитализации больных, которых можно было обслуживать и лечить диспансерным наблюдением. Этот опыт был перенят у нас США. Сами психиатрические больницы имели несколько типов — общие и специальные. Последние предназначались для больных, представляющих опасность для общества. Повторюсь: направлялись они туда по заключениям психиатров и приговору судей. КГБ к тому не имел никакого отношения.

Психиатрические больницы специального типа находились в ведении МВД СССР (всего их было в стране 90), так как необходимо было обеспечивать охрану, а медицинское обслуживание осуществлялось Минздравом. Желание передать больницы в полное ведение Минздрава, на чем, кстати, настаивал министр внутренних дел Н. Щелоков, поддерживаемый КГБ, так и не осуществилось. Минздрав не хотел и не имел возможностей брать на себя заботы по охране. Столкнувшись в силу необходимости с больницами специального типа, в КГБ поразились их состоянием. Строения начала века, ветхие, затхлые, без элементарных удобств помещения, скученность больных, предоставленных самим себе. Не лучшим оказалось положение и в психиатрических больницах общего типа. Выяснилось, что за годы советской власти в стране не было построено ни одной психиатрической больницы. Можно ли было оставаться равнодушными? Андропов настоял на совместной с Минздравом записке в правительство о строительстве новых психиатрических больниц. Не для содержания инакомыслящих, а для создания нормальных условий больным, уже находившимся на лечении. Предполагалось построить около 12 современно оборудованных больниц. Удалось только две: в Ташкенте и в Алма-Ате. Такова истина.

…Планы Запада по уничтожению СССР осуществились, как известно, в годы горбачевской «перестройки».

Небольшое отступление. В 1974 году в Гаване шла международная встреча делегаций органов госбезопасности социалистических государств. Все были довольны инициативой кубинцев, такого рода мероприятие проводилось впервые. Обычно оперативные дела обсуждались на двусторонних встречах, а здесь предстоял предметный разговор широкого круга профессионалов о том, как странам социализма объединить свои усилия в защите от подрывной работы центров «холодной войны», обмен опытом и мнениями.

Заседания проходили в прекрасном зале Дворца революции. Настроение у всех участников было приподнятым, влияла торжественность и атмосфера близкого товарищества. Приятно было слушать руководителя кубинской делегации Амира Абрантеса, чувствовать убежденность в идеях социализма и непоколебимость в борьбе с противником, прежде всего со спецслужбами ближайшего соседа — США. Было очень интересно и важно прослушать выступления других делегаций, представляющих органы безопасности Польши, ГДР, Чехословакии, Болгарии, Венгрии, Монголии и республик СССР.

Но сказать, что было просто интересно слушать высокообразованного, ясно мыслящего, мудрого политика, убежденного коммуниста, начальника контрразведки Чехословакии Мольнара, — значит ничего не сказать. Его выступление потрясло нас, это было очень серьезно. Он сказал следующее:

«Все выступавшие рассказали много интересного о положении дел на линии борьбы с идеологической диверсией противника. Опасность ее для всех понятна: противник ищет силы внутри наших государств и находит тех, кто идет на сотрудничество с ними, подрывает власть, борется с социалистическим строем. Все правильно…

Но хочу предупредить вас, настоящая опасность наступит тогда, когда на сотрудничество с противником пойдут представители властных структур, лица, стоящие у власти. Мотивы их сближения с противником могут быть разными. Это может быть стремление найти гарантии укрепления личной власти, слабая убежденность в социалистическом мировоззрении, научная неподготовленность…

Говорю это на опыте моей Чехословакии. Мы пережили то, что творили руководители государства во времена Дубчека, то, что делал он сам. И органы государственной безопасности не могли препятствовать тому, что вело к гибели строя. Мы не могли выступить против власти, потому что народ верил власти, а не тем, кто выступает против нее. Тем более что они прикрывались клятвами в верности идеям Маркса и Ленина, утверждали на словах социализм, борясь с изъянами прошлого. Стать «переворотчиками» мы не могли. Хочу предупредить и призвать вас подумать, как поступать в таких случаях. Одно дело подпольная борьба отдельных лиц или групповых формирований, которые вступили в сотрудничество с противником. И совсем другое, когда происходит изменение позиций руководителей партии и государства в сторону от социалистического пути развития. Ревизионизм охватывает высшие эшелоны власти…».

Можно представить, какое сильное впечатление произвело на всех это выступление. Многие были растеряны: как отреагируют на такое власти в социалистических странах? Особенно затревожились польские коллеги — в их стране уже прорисовывались тенденции, о которых говорил Мольнар. Но все-таки применительно к СССР мне это казалось чудовищной фантастикой — в первой и главной стране социализма такого быть не может…