Последний бой (СИ) - Дмитрий Лифановский

— Ничего, — пожала плечами Стаина, — в Москву вызывают, — и громко всхлипнула, едва сдерживая рыдания, но проклятые слезы сами хлынули из глаз. Плевать. При Зинке можно. С ней они с Крыма в одном экипаже. Они теперь как сестренки родные. — Совсем ничего! — и она уткнулась лицом в грудь подруге. Они так и стояли молча. Зина гладила Настину голову, а та тихо плакала, лишь иногда протяжно и тоскливо подвывая. Вдруг Зинка резко ухватила Настю за плечи и встряхнула:

— Все! — она зло посмотрела Стаиной в глаза, — Слышишь, все! Живой он! И, — она выплюнула ругательство, — его оплакивать! Собирай манатки и лети в Москву! И чтоб там не вздумала нюни распускать! Ты же Стаина! Развела тут болото!

Настя недоуменно посмотрела на Зину. Недоумение медленно сменилось обидой, а обида злостью.

— Да ты! Да ты! — Стаина не находила слов от вспыхнувшей в груди ярости. Как⁈ Как она не понимает⁈ Она дернула плечом, освобождаясь от рук Коротковой, и бросилась кидать в вещмешок белье. Как попало, комком. Плевать! Потом аккуратно переложит. Все! Остались только фотографии на сколоченном из грубо оструганных досок столе. Одна из ателье, они с Сашей сразу после свадьбы. А вторая поистрепанная. Скудный джанкойский осенний пейзаж. Они с Зиной стоят у вертолета, под ногами валяются парашюты. Волосы из-под шлемов прилипли к вспотевшим лбам, на лице глупые улыбки, а на обшивке позади, рядом с цифрой «3» огромная дыра от зенитного снаряда. Насте тогда чудом у самой земли удалось вывести машину из неуправляемого вращения и кое-как дотянуть до аэродрома. От того и эти глупые улыбки людей, едва разминувшихся со смертью. Настя вдруг поняла, что злость на подругу куда-то ушла, исчезла, вместе со слезами. Зато появилась холодная уверенность. Она повернулась к Зине, сидящей на своем топчане и молча наблюдающей за сборами, и обняла ее, чмокнув в щеку: — Спасибо. И прости, — ей было очень стыдно. Вела себя как истеричка. А Зинка — настоящая боевая подруга!

— Товарищ гвардии старший лейтенант, — раздался звонкий голос того же посыльного, — Велено поторопить, самолет готов.

— Иду, — крикнула Настя и снова посмотрела на Зину, — Ну вот и все. Пора, — ей многое хотелось сказать Коротковой. Что она была рада летать с ней, что считает ее сестренкой, почти родной, что они еще обязательно увидятся. Но не получалось. Горло перехватил спазм. Зина улыбнулась, словно прочитав в глазах Насти недосказанное, и махнула головой на дверь:

— Не будем прощаться. Иди.

Настя кивнула, хлюпнув носом.

— Пошла. Девочек обними от меня. Не попрощалась с ними. Проплакала, как дура.

— Обниму. Иди, — Зина еще раз кивнула на дверь.

Настя тряхнула белокурой челкой, закинула на плечо сидор и выскользнула из землянки. Только плащпалатка заменяющая дверь закачалась ей вслед.

Зина устало уселась на топчан, а потом, тяжело вздохнув, легла. Как бы она ни крепилась, а прощание и ей далось тяжело. К горлу подступила тошнота. Опять. Мгновение и девушка метнулась из землянки. Через несколько минут вернулась, вытирая рот платком. На губах блуждала кривая улыбка. Как же так! Ведь не должна была! Она же считала дни. Неужели ошиблась⁈ Как же теперь⁈ Вите надо сказать. Эх, стыдоба. Всех на уши подняла, чтобы летать! До самого Сталина дошла, а тут! А может…? Нет! Как будет, так будет!

Послышался звук взлетающего самолета. Вот и улетела Настя. Хорошо. Хоть с ней объясняться не надо будет. Хотя Настька-то как раз поняла бы. Интересно, мальчик или девочка? Если девочка точно Настей назовут, а если мальчик — Сашей. Наверное, Витя не будет против? Хотя, что он понимает!

В Москве Анастасию встречали.

— Товарищ Стаина? — к Насте шагнул подтянутый капитан-пограничник в новенькой с иголочки форме и щеголеватыми ухоженными усами на холеном лице. В воздухе пахнуло одеколоном. Насте он показался неприятным, сытым, слащавым. «Крыса тыловая», — с неприязнью подумала она.

— Да, — Анастасия сухо кивнула, не отвечая на приветливую улыбку.

— Товарищ Берия приказал Вас встретить и отвезти домой, — улыбка с лица капитана пропала, — Завтра в 9−00 утра за Вами прибудет машина. В 9–30 Вы должны быть у товарища Берии. Прошу, — он картинно взмахнул рукой, показывая куда идти.

Всю дорогу они промолчали. Настя думала о Саше, а капитан о том, что надо подать еще один рапорт о переводе в Смерш, на фронт, его дело ловить всякое бандитское отрепье, в не прислуживать в Москве. Капитану, встретившему немцев в сорок первом в Прибалтике на границе, было почти физически больно ловить на себе презрительные взгляды маленькой фронтовички, которые она невольно на него бросала.

Мама была еще на службе. Настя прошла на кухню и поставила чайник. Жалко собиралась спехом, даже гостинцев не привезла. Нырнув рукой в вещмешок, достала помятую плитку шоколада. Отломила кусочек себе, остальное завернула обратно в бумагу и оставила на столе для мамы. Попив чаю, включила газовую колонку. Надо помыться и форму привести в порядок, к Лаврентию Павловичу как попало не поедешь.

Пока суетилась, мысли крутились вокруг Саши. Как он? Что с ним? Что завтра ей скажет товарищ Берия? А может Валя что-то знает? Вот же кулема! И почему сразу не догадалась к ним заскочить. Может сейчас не поздно? Эх, форму постирала. Ну не в парадке же идти в соседний двор. Натянула на себя ставшее малым старенькое платье и выскочила из дома. Вали с Верой не было, а тетя Даша ничего не знала. Сказала только, что недавно, буквально час назад приезжал какой-то капитан-пограничник, спрашивал Валю. Но узнав, что ее нет дома, тут же ушел. А потом начались расспросы и причитания. Про Сашу, про Петра, про Лиду, про службу. В другое время Настя поговорила бы с женщиной, но сегодня было не до того. Пообещала, если получится зайти на следующий день.

Мама уже пришла домой. Опять слезы, причитания, разговоры. Просидели, прошептались до поздней ночи. В обнимку под стареньким одеялом, как в детстве. А утром за Настей заехал тот же капитан. Только уже не такой холеный, а помятый, с уставшими, мутными, красными глазами. Ей даже стало жалко его. И что она вчера на него так окрысилась?

В машине уже сидела Валя.

— Настька! — девочка кинулась на шею к Насте, — Что с Сашей? Ты знаешь? Мне не говорят, — она обижено надулась. — Ничего, я на них товарищу Сталину пожалуюсь, — она грозно потрясла кулаком. — Я вчера поздно пришла, мы в госпитале с Веркой помогаем. Стираем, полы моем. Хотела к тебе бежать. Тетя Даша не пустила. Говорит поздно уже. Как будто я маленькая. Так что там с Сашей? — не делая пауз, словно из пулемета тараторила Валя.

— Не знаю, Валь.

— Как не знаешь? Вы что не вместе?

Настя грустно улыбнулась:

— Вместе. На его машину бандиты напали. Ранили его. А больше я ничего не знаю. А ты откуда знаешь про Сашу?

— Да приходили тут. Из Смерша. Расспрашивали. От них и узнала.

— А тебя-то зачем расспрашивали?

— Ай, — Валя легкомысленно махнула рукой, — Сказали положено так.

— Ясно, — хотя ничего ясного не было. Но вскоре должно проясниться. Машина уже заворачивала на Лубянку. Уж если кто-то что-то и знает, то это Лаврентий Павлович.

[i] Любый Иван Семёнович на тот момент генерал-майор, начальник Управления войск НКВД по охране тыла Западного фронта.

XIV

«Лесной» за неделю, что здесь не была Настя, разросся и изменился. Появилась сборно-металлическая полоса, вместо временных землянок среди берез и сосен белели капитальные бараки добротно сложенные из леса кругляка, рядом со стоянками вертолетов и самолетов сколочены и тщательно замаскированы навесы, под которыми суетился технический персонал аэродрома. Ее машину загнали на свободную стоянку и совсем незнакомые ей техники уже накидывали сверху маскировочную сетку.

При посадке Стаиной показалось, что внизу блеснули рельсы. Сейчас, на земле убедилась — не показалось, действительно к аэродрому была прокинута узкоколейка, на которой сейчас стоял маленький почти игрушечный паровозик, притащивший платформы со шпалами и рельсами. Похоже, будут тянуть капитальную железную дорогу. Чувствовалось, что авиация пришла в это место надолго. Обустраивались основательно. Кругом сновали люди в форме, слышался стук топоров, тарахтение какой-то техники, из леса с той стороны, где должно быть шоссе. Настя притянула к себе за руку Валентину, с любопытством и восторгом оглядывающуюся вокруг. Ну и где и кого тут