Акамие. В сердце роза - Алекс Гарридо

О том, что из этого вышло

Много позже, когда царь, отужинав с сотрапезниками, пришел в ночной покой, он позвал к себе Хойре. Тот, как всегда, оказался поблизости.

— Что угодно повелителю?

Царь сказал:

— Ты обещал сегодня, что приведешь сюда мужчину, если я того пожелаю. Ты можешь это сделать незаметно?

— Я обучен предотвращать подобное, я знаю все хитрости и уловки, которые способствуют достижению этой цели.

— Ты смог бы и сегодня?

— Одно слово повелителя…

— Сделай это.

И сказал, кого он ждет.

И Хойре вышел из дворца и искал в городе, и нашел дом Арьяна ан-Реддиля, и передал повеление царя явиться во дворец, пройдя путями тайными, каковыми проведет его посланный от царя.

Арьян ан-Реддиль, хмурясь, завернулся в плащ и отправился с Хойре. Ночь уже перевалила за половину, когда евнух оставил тайного гостя в крайнем покое, а сам поспешил доложить царю. Не сразу нашел его — в библиотеке.

— Что же ты, — упрекнул Акамие. — Обещал сделать тайно, а оставил его ждать там, где его могут увидеть.

— Все спят, повелитель, — успокоил Хойре.

— Все равно. Надо было вести его сразу сюда.

— Уже веду, — поклонился Хойре. — Но разве повелитель не распорядился приготовить для себя наряды и умащение?..

— Я жду! — оборвал его царь. И, когда Хойре вышел, прижал ладони ко рту и сидел так, а потом принялся торопливо вытирать глаза и щеки, сначала пальцами, а после краями рукавов. Как раз успел.

Встал навстречу Арьяну, радушно улыбаясь, пряча в пальцах мокрые края рукавов, торопливо сказал:

— Нет нужды кланяться, сейчас не сидение в совете, и нет никого, перед кем надо… — сбился, перевел дыхание. — Перед кем надо соблюдать видимость…

Опять остановился, покачал головой. Посмотрел в напряженное лицо Арьяна.

— Ты знаешь, зачем я позвал тебя?

— Да, я знаю, — с тяжелой усмешкой ответил ан-Реддиль. — И я пришел, чтобы сказать тебе… Не хотел идти, решил: не пойду, — но этого мало. Я скажу тебе: не надейся, что можешь склонить меня… А я тебе поверил, что ты — царь. Я тебе поверил…

Арьян с отвращением махнул рукой.

— Я сказал, а теперь ухожу.

— Постой, — потянулся к нему Акамие.

Арьян отшатнулся брезгливо.

— Ты одним можешь удержать меня, сын рабыни: зови стражу. Но никто не заставит меня прикоснуться к тебе.

— Стой! — срывая голос, крикнул Акамие ему в спину, когда он уже откинул завесу на двери.

— Стой же, — получилосьхрипло и зло, так он и продолжил. — И слушай теперь меня, ради справедливости. Ведь я выслушал тебя, не перебивая.

Арьян обернулся через плечо, смерил его надменным взглядом. Акамие улыбнулся, ответил таким же.

— Да, ты храбрец из храбрецов, ан-Реддиль. Но твоя храбрость настолько же больше твоей мудрости, насколько ты сам больше меня. Зачем, ты говоришь, я позвал тебя? Ничего забавнее ты не придумал? Поверил, говоришь, что я — царь? А при первом случае придумал гадость, как все вокруг? Только этого и ждете. Я проводил тебя как друга — и встретил как друга. А ты… Иди, я не стану тебя удерживать. К дружбе не принуждают. Ну! Уходи!

— Отчего же ты не послал за мной днем, открыто? — возмутился ан-Реддиль, забыв о том, что с царем говорит.

— О разумнейший ан-Реддиль! — засмеялся Акамие. — И что бы тогда о тебе сказали? Разве ты вельможа или царедворец, чтобы царь мог послать за тобой, и никто бы не удивился? Да на всех базарах Хайра стали бы распевать о тебе песенки ничуть не хуже, чем ты сам умеешь сочинять. Как это?

Но раз уж он здесь,раз он здесь перед нами,открытый, как дешевыймальчишка у сводника,нечего делать, давайте…

— И что дальше, ан-Реддиль?

Темная краска залила лицо ан-Реддиля.

— Прогони меня скорее. Скажешь идти в Башню заточения — я сам туда пойду, там мне и место…

— Ан-Реддиль, утешение мое, не узником ты мне нужен — другом. Разве мы не говорили весь день и не расстались, довольные? Ты напомнил мне брата моего Эртхиа, хоть велика между вами разница. Так ли я страшен, что ты ни за что ко мне не прикоснешься? Так велико твое отвращение? — и протянул ему обе руки.

Арьян стоял, набычившись, пряча глаза.

— Не дашь рук?

— Стыдно мне теперь.

— Тогда я сам тебя за руки возьму — не убежишь?

Тут пришлось Арьяну подать царю руки.

— Друзья?

— Друзья, — вздохнул Арьян.

— Ну вот и все, — улыбнулся Акамие. — Можешь идти. Мой евнух тебя проводит.

— Это и все, для чего ты позвал меня? — опешил Арьян ан-Реддиль.

— Если пребывание здесь так тебе невыносимо…

— Нет, повелитель, нет.

— Я хотел поговорить с тобой. С кем же мне еще? Сам подумай… Думал, ты мне еще расскажешь про твою Ассаниду, а она дорога моему сердцу из-за упоминания ее в одном свитке, который не сохранился от времени, но каждое слово его записано лучшим почерком в свитке моей памяти… Присядь здесь. Разве не видишь: я ждал тебя в библиотеке, не в опочивальне. Так всегда со мной: что перед глазами — того не видят, но уж измыслят такое, что и мне вчуже стыдно.

— Прости меня, — снова помрачнел ан-Реддиль. Акамие вскинулся, замотал головой:

— Уже простил и забыл. Знаешь, о чем я больше всего жалею?

— О чем же?

— Что нельзя мне послушать твоих песен.

— Отчего же нельзя, повелитель? Сейчас же я пойду и принесу Око ночи, и буду петь тебе хоть до утра. Честь для меня какая, что ты хочешь слушать меня, после того, как для тебя пел сам Эртхиа Сладкоголосый!

— Утешение мое, ан-Реддиль! Лучше было бы послать к тебе в дом драгоценные одежды и всадников с факелами, чтобы проводили тебя во дворец с почетом. Что скажут, если среди ночи услышат твой голос из моих покоев?

— Клянусь, ты узник здесь! Как же ты живешь, повелитель?

— Как повелитель, — Акамие передернул плечами. — Но и то радость, что ты здесь, и мы можем поговорить. Не будешь ли ты против, если я приглашу к нам третьего? Он давний и верный свидетель моей бессонницы и моих трудов, весьма разумен и на зависть образован.

— Как тебе угодно.

— Хойре, иди к нам, — позвал Акамие, и Хойре тотчас приблизился. — Давайте перенесем сюда светильники.

Оказалось, что в тени скрывался круглый столик. Между грудами белой халвы, между бугристыми гроздьями винограда, между редкостными красночревыми дынями нашелся и кувшин вина, и колотый лед подтаивал в глубокой толстостенной вазе. Пока переносили светильники, Арьян хмурился и неодобрительно косился на евнуха, с которым предстояло сидеть за столом как с равным. Акамие вроде бы не замечал, только вдруг, потянувшись за светильником, сказал ан-Реддилю почти в самое ухо: