Заколдованный круг - Сигурд Хёль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако нелегко ей пришлось в ту пору, это было видно по ней. Бедняжки женщины, им нелегко сообразить, как разумнее повести себя в таком случае.
Ранди снова подняла глаза. И снова Ховард поразился ее ясному, без всякой задней мысли, взгляду. Что ж, подумал он, впредь буду знать, что ты собой представляешь.
Ранди опять потупилась.
Через четыре года Рённев вышла замуж за Улу Ульстада, вдовца в расцвете лет; у него была дочь, да Ховард ее знает. Но Уле страсть как хотелось иметь наследника — сына…
Заводчик-то, он женился второй раз только через два года. Горевал. Во всяком случае, многие так думали.
Но, видно, не суждено было в Ульстаде появиться наследнику. Это была самая большая печаль Рённев. Потому что Ула ведь был замечательный человек — у нашей Рённев все были замечательные… Она ходила по знахаркам, но все без толку. Так уж судьбе, знать, угодно. Никто не может иметь все, что захочет, даже Рённев. Хотя всевышний чего только ей не дал — до замужества самая красивая девушка в главном приходе, сейчас самая красивая женщина в Нурбюгде…
Вот почему она, Ранди, так рада, так рада, что у Рённев снова все хорошо. Что Ховард подходящий муж для Рённев, это всякому видно. Так что, когда придет положенный срок…
Кабы у Рённев были собственные дети, то-то бы она их любила.
И Ранди в который раз посмотрела на Ховарда невинными глазами.
Конечно, спокойно ответил Ховард, у них все будет хорошо.
Он заставил себя сдержаться и не наговорить лишнего.
Ранди испытующе смотрела на него.
Ах, если б так оно и было! Если бы она смела надеяться! Ведь она так любит свою сестру…
Ховарду хотелось уйти, но он не смог. Его по-своему заворожило зрелище этой сестрицы, которая «так любит, так любит» Рённев. Так любит, так любит…
Ранди повторяла это много раз, и краешек фартука то и дело взлетал к глазам.
«Ну нет! — подумал он. — Отравить наши отношения с Рённев тебе не удастся. Даже такой подколодной змее, как ты, это не по силам».
Но вдруг он поймал себя на том, что вспоминает первую встречу с заводчиком в горнице Ульстада, его спокойный взгляд, который переходил с Рённев на Ховарда и с Ховарда на Рённев, вспоминает, как позже, в его конторе, поднялось настроение заводчика, когда он услышал, что в кубышке у Рённев не нашлось ни далера на несчастную борону…
С тех пор его уста ни разу не произнесли слово «нет». И кредит, и семена клевера, и посевное зерно, пообещал даже годовалую телку и бычка.
«Берегись! — предостерег себя Ховард. — Берегись того, что ты считаешь своим ясновидением, на самом деле это — подозрение и ничего более. Да у тебя и оснований никаких нет».
Пусть эта чертова кукла не радуется, что ей удалось сбить его с толку. Ховард и вида не подал, что ее слова заронили сомнение в его душу, он уверен, что по нему ничего не заметно.
Они заговорили о другом. Эта сестрица, верно, думает: «Семена свои я посадила, дай срок — прорастут…»
Черта с два!
— Вот как? — отвечал он ей. — Что ты говоришь?
Рённев вернулась вечером, она сказала, что ей было очень скучно. Честно говоря, она предпочитает болтать с мужчинами. Но муженек Мари отправился смотреть лошадей.
Ховард подумал: «Если ты даже меня и обманула, как на то намекает твоя сестрица, хотя я не могу и не хочу в это верить, то все равно ты мне дорога, как никогда раньше».
Следом за Рённев вместе с Хокеном пришел домой Ханс. Он купил у Брюфлатена лошадь. Он настаивал, чтобы Ховард вышел и посмотрел ее.
Лошадь как лошадь. Бывает хуже. И лучше тоже бывает. Ховард видел ее раньше — неужели Амюнн Муэн продал свою гнедую кобылу Брюфлатену? Или выменял? Пойди Ханс прямо к Амюнну, глядишь, купил бы далеров на десять подешевле. Но к чему говорить это? И вслух он сказал, что лошадь хорошая.
Почему Амюнн с ней расстался, Ховард не знал.
Ханс пыжился от радости. Он был слегка навеселе и хотел, чтобы все вместе пропустили по стаканчику. Надо же обмыть удачную покупку!
Было уже поздно, когда они угомонились.
Ховард спал неспокойно. В сущности, он вовсе и не спал; ему казалось, что он почти все время бодрствовал.
Он находился в одной комнате с гадюкой. Она извивалась, извивалась и шипела. «Я та-ак… страш-шно люблю, та-ак… страш-ш-но люблю…»
И ужалила.
Он только засмеялся, отшвырнул ее, раздавил ее голову каблуком и сказал:
— Ну нет! Слабовата ты, гадюка, чтобы совладать со мной… Слабовата!
Но Ховард понял, что яд начинает действовать, ему стало плохо, он задыхался.
Он проснулся, чувствуя себя точно с тяжкого похмелья, повернулся на другой бок и подумал: «Лучше уж не спать, чем видеть такие сны».
Они с Рённев возвращаются домой. Но что-то стряслось… Что-то стряслось в Ульстаде… Он не должен был… не должен был… отпускать Ларса… Что-то стряслось в Ульстаде.
Он часто просыпался, садился в постели и пытался отделаться от мучительных мыслей, навеянных сновидениями. Но стоило ему заснуть, и кошмары возвращались.
Ховард встал, едва забрезжил рассвет. Оставаться на хуторе больше не было сил. И хотя они собирались погостить здесь несколько дней, да и надо бы ему заглянуть к пастору, он чувствовал: покоя ему уже не будет — что-то стряслось в Ульстаде.
Ховард разбудил Рённев и сказал, что на душе у него неспокойно и он возвращается домой. Он боится, что в Ульстаде что-то стряслось.
— Опять твои видения, — улыбаясь, сказала Рённев, но возражать не стала. Она уже убедилась — не раз сны Ховарда сбывались.
— Раз уж такое дело, пойди на кухню и перекуси, — предложила она. — Не стоит будить сестру, а тем более Ханса — его сегодня из пушки не разбудишь. Я передам, что ты тревожился из-за Ульстада.
К Ранди они оба приехали верхом. Гнедой, на котором ехал он, конь хороший, но тяжеловат.
Что-то стряслось в Ульстаде… А может быть, все это вздор. С чего он взял, что это ясновидение? Просто его одолевают подозрения.
Пожалуй, скорей всего неладно на картофельном поле — ничего другого ему сейчас не приходит в голову. Но уж Керстаффер здесь ни при чем…
Ховард пустил Гнедого рысью.
Мысли его снова вернулись к сестрице.
Собственно, что она такого сказала? Обычный вздор и бабьи сплетни. Извечная ревность между сестрами. Ничего такого и не сказала.
Он погнал Гнедого быстрее. В Ульстаде что-то стряслось.
Почему он так уверен в этом? Не потому ли, что на него подействовала злобная болтовня сестрицы? Но ведь она ничего такого не сказала, ничего такого не сказала…
Только вот беда не приходит одна, и в Ульстаде что-то стряслось.
С Антона станется, что он не сторожил картофельное поле. Но тогда он его прогонит, сегодня же…
Ховард скакал, не видя дороги. Гнедой был весь в мыле, когда он свернул во двор Ульстада. Было время завтрака.
Три-четыре хусмана топтались возле конюшни. Хусманы? Но на эти дни с ними не договаривались о работе.
Хусманы были чем-то так поглощены, что не заметили появления Ховарда. Он спрыгнул с лошади. И тут же услышал ржанье Буланого, нет, не ржанье, а дикий лошадиный рев. В конюшне что-то грохотало и гремело, послышался человеческий крик и удар о стену. И снова загрохотало и загремело.
В одиночестве
— Буланка! Буланка! — позвал Ховард, открыл дверь и влетел в конюшню.
Буланый был весь в крови. В боку и на левой ноге зияли две большие ножевые раны. Конь дрожал как осиновый лист. Он сшиб перегородку в стойле.
Рядом с Буланым, отброшенный к стене, лежал Мартин. Грудная клетка у него была проломлена, и он с трудом дышал. Он был в сознании и посмотрел на Ховарда странным, задумчивым, беззлобным взглядом, словно прощаясь. Вдруг изо рта у него хлынула кровь, он вытянулся и испустил дух. Буланый, почувствовав запах крови, снова с силой ударил в стену.
— Буланка! — Ховард бросился в стойло, схватил коня за холку и принялся нежно поглаживать.
— Ну, Буланка, конек! Бедный Буланка!
Лошадь чуть успокоилась.
По счастью, стойло рядом с ней оказалось свободным. Конюшня была рассчитана на шесть лошадей, но в Ульстаде было их только четыре, а в конюшне сейчас стояло две. Кроме Буланого, здесь находился лишь перепуганный до смерти Старый Гнедой. Он бил о землю копытами, дрожал и фыркал.
— Ну, Буланка, конек!
Ховард вывел коня из стойла и поставил рядом со Старым Гнедым. Когда он вел Буланого мимо трупа Мартина, конь опять задрожал всем телом и зафыркал, будто почуял волка или медведя.
Ховард привязал коня. Старый Гнедой протянул голову в соседнее стойло и мордой тыкался в шею Буланого.
Ховард вышел к хусманам.
— Мартин умер. Помогите мне его вынести, — сказал он.
Двое мужчин вошли в конюшню, и лошади снова захрапели и зафыркали.
