Охотники за скальпами - Томас Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У стен крайних домов белые были встречены рукопашным боем. Вызывающие крики, частые выстрелы ружей и карабинов свидетельствовали о том, что битва началась.
Вскоре сражение разгорелось во всех концах. В воздухе стоял стон от диких криков и выстрелов.
На высоких крышах шел отчаянный, смертный бой. Женщины метались с криками ужаса по террасам, бросались бежать в лес. Перепуганные лошади бежали по свободным улицам с бешеным фырканьем и ржанием, а не имевшие свободного прохода били копытами о землю, кусались, скакали через стены. Картина была безумная, чудовищная.
Галлеру пришлось быть все время пассивным зрителем сражения, так как он охранял с пистолетом в руках ту дверь храма, за которой находились женщины. Место, охрану которого он взял на себя - отчасти из потребности собственного сердца, отчасти по просьбе Сегэна, - было расположено так высоко, что он мог следить за развитием битвы во всем городе, от дома к дому.
Когда он обводил глазами через перила картины битвы, внимание его приковала к себе одна сцена так, что он на время забыл обо всем остальном. На одной высокой террасе бились смертным боем два человека; пристальнее всматриваясь, Галлер узнал их: это были Дакома и Эль Соль. У навахо была пика, а у марикопа - ружье, из которого уже были выпущены, по-видимому, пули, так как он замахнулся над головой врага прикладом.
В тот момент, когда Галлер впервые заметил их, Эль Соль, отбив удар копья, направил удар прикладом на Дакому, но тот быстро отшатнулся и снова направил пику. Эль Соль не успел отразить сильный удар, пика вонзилась и прошла, по-видимому, через все его тело, как можно было судить по подавшемуся вперед корпусу навахо.
Галлер невольно вскрикнул, ожидая, что Эль Соль тотчас свалится мертвым, и вдруг с изумлением увидел, что он замахнулся прикладом и... через несколько секунд Дакома упал к его ногам с раздробленным черепом.
Только тогда силы оставили его, и он сам упал на труп, но тотчас же собрался с силами, вытащил длинное копье из своего тела, шатаясь, подошел к перилам и крикнул:
- Сюда, Луна! Я отомстил за нашу мать!
Галлер видел, как молодая девушка вскарабкалась на крышу, а через секунду раненый упал без чувств на руки сестры.
Эта сцена была, по-видимому, замечена и другими, потому что Галлер видел, как бросились на крышу доктор, Сен-Врэн и еще некоторые. Исследование раны показало, что она, к счастью, не смертельна.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Становилось несомненным и для индейцев, что результатом боя будет победа белых. Оставшиеся в живых отказались от сопротивления и бежали в лес.
Сражение кончилось.
Охотники остались близ города на весь день, чтоб дать отдохнуть животным и приготовиться к обратному пути на родину через пустыню.
С восходом солнца все войско, захватив с собою скот и освобожденных пленных, тронулось на следующий же день через восточный каньон, направляясь к снеговой горе.
Начались снова все муки и лишения трудного перехода через пустыни, только воспринимались они на этот раз не так, как раньше, хотя и утомленными физически, но счастливыми путниками.
Весь отряд возвращался с гордым и радостным чувством победы, достигнутой цели, свободы от давней постоянной угрозы набегов дикарей. А для многих к этой радости и гордости присоединялось еще освобождение от горя, торжество счастья: ведь многие везли теперь с собой давно оплаканных близких и дорогих людей, без которых жизнь была мрачна и пуста, о которых думали всегда с тоской и ужасом, представляя себе их участь в руках жестоких дикарей.
Впервые за много лет отдыхало теперь исстрадавшееся сердце охотника за скальпами Сегэна. Счастье его было так велико, что его теперь не омрачала даже мысль о том, что бедное дитя его одичало и отвыкло от родителей. Он говорил себе, что совместная жизнь с матерью и сестрой, безграничная любовь и заботы, которыми ее окружат дома, должны будут благотворно повлиять на душу девушки и, быть может, воскресят ее память.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
XXXVII. Дома
Прошла неделя со времени возвращения Сегэна домой.
Был дивный теплый вечер. Семья Сегэна и гостившие у них Галлер и Сен-Врэн сидели на плоской крыше дома, обсаженной растениями и цветами.
По настоянию матери, которую Адель все еще не узнавала, но к которой начала относиться дружелюбно, Адель сбросила свой индейский костюм и была одета так же, как сестра, но чувствовала себя по-прежнему как среди чужих.
В этот вечер, когда вся семья собралась на балконе-крыше тесным кружком, Адель одна стояла в стороне, опершись на перила и безучастно смотрела в пространство. О чем думала бедная девушка? - с тоской спрашивали друг у друга глазами опечаленные отчуждением дочери родители. Быть может, ее томит скука? Ведь она не может следить за общим разговором, забыв и родной язык...
Жена Сегэна вздумала поиграть на мандолине, быть может, музыка развлечет Адель. Зоя принесла из дома инструмент, и госпожа Сегэн начала тихо и задумчиво перебирать струны... Она так давно не играла! Столько было пережито с тех пор, как она в последний раз держала мандолину в руках!..
Под наплывом дум и воспоминаний она продолжала рассеянно перебирать струны, думая, какую выбрать пьесу, чтоб развлечь Адель.
Первые же ноты как будто пробудили Адель ото сна. Она обернулась лицом к своим и переводила широко раскрытые глаза с матери на инструмент и снова на мать - удивленно и вопросительно.
Сегэн тотчас заметил новое выражение в лице дочери. Сердце его дрогнуло радостным предчувствием, и в страстном возбуждении он воскликнул:
- Адель, о моя Адель!..
Затем, обернувшись к жене, нервно проговорил:
- Спой, Адель, ту песенку... ту, знаешь, которой ты убаюкивала ее... О, посмотри на нее! Пой же, пой скорее! Быть может, Господь сжалится...
Преодолевая страшное волнение, оглянувшись полными слез глазами на свое дитя, мать тихо и нежно запела:
Спи, моя крошка,
Спокойно усни!
Пусть ангелы в небе
Хранят твой покой!
Дитя дорогое...
Пение было прервано странным резким криком девушки. При первых же словах песни она вздрогнула всем телом и начала прислушиваться внимательно, напряженно... Потом с криком подбежала и также напряженно начала вглядываться в лицо госпожи Сегэн, а через минуту бросилась к ней на шею с громким, страстным криком:
- Мама! Мама!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да, Господь сжалился и вернул ей память. Любимая мелодия детства задела в душе струну воспоминаний, и душа дрогнула, проснулась. Мало-помалу она вспомнила и отца, и сестру, многие картины детства: понемногу припомнила и родной язык.
За много-много лет впервые радость и счастье осенили дом Сегэна и его семью, к которой они могли причислить отныне и двух зятей - Галлера и Сен-Врэна.
К О Н Е Ц
