Бронзовая птица - Анатолий Рыбаков

– Значит, про Голыгинскую гать это правда? – изумился Миша.

– Да, – подтвердил доктор, – исторический факт. Казнены и затоптаны в гать… Поместья их были отобраны в казну, вообще род подрублен под основание. Но благодаря удачной женитьбе одного из графов на дочери Демидова род Карагаевых снова поднялся, графы стали владеть поместьями и рудниками на Урале.

– Про это я что-то слыхал, – сказал Миша.

– Так вот, – продолжал доктор, – в роду у них была страсть к драгоценным камням, просто мания. Особенно у последнего графа. Большой был охотник. И камни хорошо знал. Но фантазер и мистификатор. Он широко вел уральские разработки, но находил мелочь. А мелочи и цена небольшая. Стоимость алмаза возрастает с его величиной чуть ли не в геометрической прогрессии. Находил он мелочь, а слухи распускал, будто нашел нечто выдающееся. На поверку все это оказывалось блефом. До того изолгался, что ему не только перестали верить, но даже чуть было не притянули к суду за какую-то подделку. Вообще вся его деятельность грозила разорением. Вот тогда и начался этот процесс. Сын попытался объявить старика сумасшедшим. Даже меня хотели использовать для этого, но не удалось. Я все дело чуть не испортил. Так и боятся меня с тех пор. Впрочем, нашлись люди, которые помогли сыну оттягать наследство раньше, чем отец умер. Старый граф уехал за границу. Но он не остался в долгу и изрядно посмеялся над своим неблагодарным наследником.

Доктор и Миша дошли до дрожек. Доктор сел на них, закурил и продолжал:

– Наследничек его, надо тебе сказать, был хотя и балбес, но порядочный негодяй. Довольно неприглядную роль в деле сыграла и эта особа, – доктор кивнул на дом.

– «Графиня»?

– Какая она «графиня»? Впрочем, в свое время – красавица. – Доктор на минуту замолчал, какая-то тень пробежала по его лицу. – Красавица, – повторил он, – только от красоты уже ничего не осталось… Да, так вот, молодой граф… Его тут крестьяне называли Рупь Двадцать… Он немного хромал от рождения, хотя мужчина видный. И вот как отец его наказал…

Доктор опять помолчал, как бы вспоминая всю эту историю, потом продолжал:

– Самое удивительное то, что старый граф рассказывал не только басни. Перед самым процессом он объявил, что нашел два алмаза размером чуть ли не по пятьдесят каратов каждый. И даже показывал эти алмазы. Никто ему, конечно, не верил. А алмазы-то оказались настоящими. Это подтвердили голландские ювелиры. И вот граф прислал сыну письмо приблизительно следующего содержания:

«Один алмаз я увез с собой, второй спрятал. Если у тебя хватило ума выгнать меня из дому, то посмотрим, хватит ли у тебя ума на то, чтобы найти этот бриллиант. На место, где он спрятан, указывает наш родовой герб». Вот приблизительно, что написал старый граф. Это была жестокая месть. Поиски алмаза стали бичом и несчастьем этой семьи.

Искали его до самой революции, всё тут перерыли, перессорились, посходили с ума, поотравлялись и пострелялись.

– И не нашли его? – волнуясь, спросил Миша. Он едва удержался от того, чтобы не крикнуть: «Я знаю, где этот тайник! Я знаю, где спрятан алмаз!»

Доктор отрицательно качнул головой:

– Тут такое было… Но нет, ничего не нашли…

Стараясь не выказывать своего волнения, Миша спросил:

– Но ведь граф написал, что это связано с родовым гербом. Что же он имел в виду?

Он спросил это, не поднимая глаз: боялся, что выдаст себя.

Доктор перекинул ноги через дрожки, уселся на них верхом, взял в руки вожжи, вынул из кожаного кармашка торчавший там кнут.

– Что он имел в виду? Герб. Вот этого самого орла, – кнутом доктор показал на фасад барского дома, где в лучах заката золотилась бронзовая птица. – Этот орел и должен был дать ответ.

Деланно смеясь, Миша спросил:

– Как орел может указать? Он же безгласная птица.

– Да, конечно, но внутри этой бронзовой птицы есть тайник…

– Что вы сказали? – пролепетал Миша.

Доктор посмотрел на него:

– Что с тобой?

– Нет, я просто так, – пытаясь овладеть собой, неестественно улыбнулся Миша. – Я никак не мог предположить, что внутри птицы может быть тайник.

– Да, тайник, – подтвердил доктор, – и очень простой. Нужно нажать птице на глаза, и голова ее откидывается. Самая обычная пружина…

Миша ошеломленно смотрел на доктора, а тот спокойно, не замечая его состояния, продолжал:

– В этом тайнике лежал план, чертеж. По нему получалось, что алмаз зарыт в лесу, тут недалеко, верстах в четырех… Вот и перерыли весь лес, и до сих пор есть чудаки – роют… Сейчас, правда, немного поуспокоились, но есть еще, роют…

– И все знают про этот план? – пролепетал несчастный Миша.

– Да, конечно. Одно время держали в секрете, но все видели, что они копают в лесу. Потом это перестало быть тайной. Копии чертежа были чуть ли не в каждой избе…

– Но, может быть, может быть… это не настоящий план, – убитым голосом проговорил Миша.

– План один. Его тут все наизусть знали. Версту на север, еще версту на северо-запад, потом версту, кажется, строго на запад, не помню уже, давно было. Этот план тут все наизусть знали, даже частушки про него распевали:

Версту пройдешь —Алмаз найдешь,Другую пройдешь —Бриллиант найдешь,Третью пройдешь —Ничего не найдешь…

Что-то в этом роде… – Доктор тронул вожжи. – Вот и вся история… Ну ладно… Значит, вы своего больного попридержите, не давайте ему много есть. Пусть диету соблюдает.

– Диету… да… конечно… – ничего не соображая, повторял Миша, тупо глядя вслед доктору, на его широкую спину в черном сюртуке, вздрагивавшую на ухабах и рытвинах дорог, и на громадную лошадь, которая тяжело шагала и лениво отмахивалась хвостом от мух и слепней…

Глава 59

Неужели все потеряно?

Ничего не понимая и не соображая, вернулся Миша в лагерь.

Там была обычная вечерняя суета. Ребята готовились к ужину, умывались перед сном, мыли ноги, складывали гербарии и альбомы, готовили постели в палатках. Девочки правили тетради своих ликбезовцев. Было то вечернее время, когда все устали за день, но не хотят, чтобы день кончился, когда особенно оживленно, потому что весь отряд в сборе, день догорает и надо успеть воспользоваться его последним светом.

Свои обязанности Миша выполнял механически. Мысль о постыдной неудаче не выходила у него из головы. Так опозориться! Значит, всё они делали зря. И эти томительные ночи в музее, и ночной поход на Голыгинскую гать, и поиски бронзовой птицы в помещичьем доме, и открытие тайника, и похищение чертежа – все это было ни к чему, бесполезная трата времени. А он-то воображал, что оказался умнее всех… Только бы никто не узнал! Генка и Славка, конечно, никому не разболтают – сами тоже опростоволосились. Но как сказать им правду? Ведь его авторитет будет подорван навсегда.

А Генка и Славка, ни о чем не догадываясь, были в самом прекрасном расположении духа. Они ходили в обнимку, таинственно перешептывались, с добродушной снисходительностью поглядывали на остальных ребят: наивные ребятишки, играют себе и не знают, какая громадная, удивительная, потрясающая тайна скоро будет им открыта!

Потом они подошли к Мише. Генка таинственно прошептал, что в одной книге они нашли листок папиросной бумаги, каким в хороших книгах закладываются рисунки, и если этот листок наложить на чертеж, то все очень точно перерисуется. Миша молча кивнул головой в знак того, что он разрешает изъять листок из книги и перенести на него чертеж.

Генка добавил, что в этой книге не один, а три таких листка и хорошо бы сделать три копии. Тогда каждый из них будет иметь по чертежу. На случай потери. И вообще полезно. В таком опасном предприятии могут быть всякие неожиданности. Ко всему надо быть готовыми.

Миша согласился и на это.

Потом Генка сказал, что сейчас уже темно. Чертеж они перерисуют завтра утром, когда все уйдут в деревню. Миша согласился. Славка заметил, что его и Генку надо будет завтра освободить от работы в клубе. Миша не возражал и против этого. Он ни против чего не возражал. Все равно все бесполезно. Но сказать ребятам правду у него не хватало духу. Пусть уж занимаются чем-нибудь, только бы не задавали вопросов.

Проснулся Миша на следующее утро с головной болью, в том расслабленном состоянии, которое бывает после бессонной и беспокойной ночи… Но, как всегда, он после завтрака выстроил отряд и отправился с ним в деревню. Генка и Славка остались дежурными. Специально для того, чтобы на свободе перерисовать чертеж.

Мрачные мысли не оставляли Мишу и в клубе. Ни в чем не принимая участия, он сидел и грустно посматривал на будущих пионеров. Они были уже разбиты на звенья, знали законы и обычаи, выучили текст торжественного обещания, но никак не могли научиться ходить в строю. Каждый знал, где правая и где левая сторона, но при команде «Напра-во!» – обязательно поворачивался налево, а при команде «Нале-во!» – направо. При команде «Кругом!» – все сталкивались, и получалась «куча мала». Ходить в ногу и то не умели. Чего, казалось бы, проще: «Левой, правой, левой, правой». Так нет, обязательно собьются. У одного шаг большой, у другого маленький, один бежит вприпрыжку, другой волочит ноги, как инвалид, третий только тем и занимается, что наступает переднему на пятки.