Гарри Поттер, эльфы, люди и притворщики - Таня Белозерцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крылатый эльф пришел в себя ближе к вечеру. С ночи, утра и весь день он пролежал пластом, не шевелясь, как неживой, даже грудь его слабо поднималась-опускалась, порой вызывая тревогу у спасателей, вынуждая тех проверять, а жив ли он вообще. Так что к тому времени, когда его положение более-менее стабилизировалось, Михаэль был совершенно измотан и его на посту сменил Гарри, именно в его дежурство пациенту и пришло в голову очнуться. Сначала он вздохнул, потом слегка шевельнулся на кровати, Гарри, затаив дыхание, наблюдал за ним, он даже встал с кресла и склонился над раненным эльфом. Густые черные ресницы дрогнули, веки медленно поднялись, и в Гарри, прямо в душу, вонзились янтарно-желтые глаза. А потом в улыбке растянулись губы, обнажая внушительные клыки почище вампирских, белоснежные и совершенно жуткие, вполне себе звериный оскал.
Это, как ни странно, заставило Гарри опомниться, и он испуганно шарахнулся назад. Едва не упав, юноша вылетел в коридор и позвал отца, потом, подумав, он вошел следом, на всякий случай, папу он с этим монстром одного не оставит. И палочку приготовил, крепко зажал в руке, тоже на всякий случай, мало ли, вдруг и правда дикий, ка-а-ак накинется, ой, и заклинание надо бы приготовить, так… сперва Инкарцеро, а потом Ступефай… или нет, наоборот, сначала оглушить, а потом связать. Зря готовился, заклинания не понадобились, потому что дальше всё было как в песне: «И была прощальною улыбкой его, последнею фразою прости-прощай… Ухожу на Запад по дороге своей, ты меня помни и никогда-никогда не забывай…» Гарри в ужасе так и примерз к полу, смотря, как отец сдергивает парня на пол и, встав на колени над ним, яростно бьет того сложенными кулаками в грудь, хриплым шепотом отсчитывая секунды: «и раз… и два… и три… и четыре…», а потом, нагнувшись к лицу, делает ему искусственное дыхание изо рта в рот. Это что же? Помирает?..
Опомнившись, Гарри ломанулся прочь, отчаянно зовя на помощь Данилу, Северуса, хоть кого-нибудь… Откачали, конечно, запустили остановившееся сердечко, а Гарри в который раз прокручивал в голове слова Эльма о том, что помощь ему нужна, а не трусливое убегание. Вот он дурак, испугался умирающего. Хорошо хоть на помощь догадался позвать… Терзается Гарри, переживает свою идиотскую трусость, а перед глазами так и стоит та картинка: последняя улыбка и янтарный взгляд умирающего эльфа. Подошла Лери, села рядом с Гарри и протянула ему кружку горячего мятного чая. Тот молча и благодарно взял кружку, обнял её ладонями и снова уставился в пустоту перед собой, собираясь и дальше страдать-терзаться. Но Лери не дала ему уйти в себя, она обняла его за плечи, легонечко покачала туда-сюда и серьезно сказала:
— Перестань, Гарри. Мы же спасли его, не дали ему уйти за грань.
— Но я его испугался… Умирающего испугался.
— И правильно сделал, Гарри. Мы живем в новом мире и не всегда знаем, что здесь безопасно, а что нет. Гарри, ты правильно поступил, твой страх здесь единственный верный друг и советник, и ты должен подчиняться ему, потому что страх и боль самые верные наши ощущения. И если мы не будем им следовать, мы погибнем. Ты, главное, помни, Гарри, ничего не боится только полный идиот и даун.
Тут на веранду вышел Михаэль, посмотрел на жену и старшего сына и устало улыбнулся:
— Всё в порядке, жить будет. Он назвался Тайгерисом, Данила перевел его имя как Тигровый глаз.
Глава двадцать четвертая. Мантикоры бывают разными
Прошло два дня. Тайгерис потихонечку поправлялся к радости Михаэля, а как же, он врач, спасатель и ему просто положено радоваться за спасение каждой жизни. Гарри старательно избегал той палаты, в которой находился крылатый пациент, и всеми силами увиливал от каких-либо обязанностей, но однажды он не успел, Лери перехватила его, всунула ему в руки поднос с ужином для Тайгериса и попросила отнести. Ну, делать нечего, пришлось пойти, отнести ужин этому… химере, чтоб его мантикоры покусали. Гарри и сам не знал, чем объяснить свою неприязнь к этому крылатому эльфу, возможно, всё дело в том, что этот тип стал причиной его слабости, страха, который тот нечаянно вызвал. Как бы то ни было, но Гарри донес поднос до палаты, зашел и, стараясь не смотреть на обитателя комнаты, поспешно прошел к столу. Сгрузил на него поднос и так же быстро пошагал к двери, спеша покинуть помещение, но… Последовавший вопрос буквально пригвоздил его к месту:
— Кто здесь?
Гарри медленно обернулся от двери, до которой уже почти успел дойти, пристально посмотрел на летуна и тут же удивленно замигал. И было от чего: крылатый эльф сидел на корточках на краю кровати и слепо шарил перед собой рукой. Вот он добрался до края стола, затем до подноса и, нащупав глубокую тарелку с бульоном, неуверенно замер, явно не зная, что делать дальше. Гарри, воздев глаза к потолку, мысленно выругался, хотя хотелось вслух и громко… Как-то никто не удосужился ему рассказать о том, что этот тип слепой и беспомощный, а может, и говорили, да только он прослушал, не желая участвовать в судьбе крылатого эльфа. А тот, упираясь кончиками крыльев в постель позади себя, повторил вопрос:
— Да кто здесь? Я твои шаги не узнаю… кто ты?
— Я Гарри. Вы не видите меня, сэр?
Говоря это, Гарри вернулся к кровати и теперь внимательно всматривался в красивое, породистое лицо. При свете дня глаза того не отсвечивали так ярко, как тогда, на закате, сейчас они были светло-карими и неподвижными, невидящими. Услышав голос Гарри, Тайгерис улыбнулся, отчего на его щеках появились глубокие ямочки, и сообщил:
— При свете дня я ничего не вижу, Гарри, я ночной охотник.
За словом «охотник» в воздухе так и повисло невысказанное «хищник», особенно если учитывать его внушительные клыки и когти. Из легкого ступора Гарри вывел следующий вопрос Тайгериса:
— Ты не подашь мне тарелку? Я чую запах бульона, но не вижу, сколько его, не хотелось бы расплескать.
Гарри понял и осторожно пододвинул тарелку, потом дал ложку и направил его руку, давая понять, откуда черпать. Ел тот вполне культурно и вел себя достаточно цивилизованно,
