Три билета до Эдвенчер - Джеральд Даррелл

Как раз в этот момент вернулся Боб, явно весьма довольный собой. Он нес на плече палку, на конце которой болталась видавшая виды корзина.

— Ну как, налюбовался своим приобретением? — спросил он. — Гляди-ка, что я раздобыл, пока ты здесь пялился. Если бы я вовремя не подоспел, хозяйка скушала бы его за милую душу, — конечно, если я правильно понял ее намерения.

Редкостный экземпляр оказался молодым — всего каких-нибудь два фута длиной — электрическим угрем, который отчаянно извивался в корзине. Я был очень рад удаче моего друга, потому что это был единственный электрический угорь, которого нам пока удалось раздобыть. Похвалив Боба за старание, которое сослужило такую службу нашей коллекции, я собрал весь наш странный ассортимент покупок, и мы направились к каноэ. Там мы поблагодарили вождя за помощь, щедро одарили улыбками пришедших проводить нас сельчан, сели в каноэ и оттолкнулись от берега.

Я поместил всех животных на носу и сел рядом с ними. Боб и оба гребца сидели сзади. Дикобраз-пимпла позабавил нас тем, что мастерски исполнил кекуок вверх и вниз по черенку моего весла, а затем свернулся калачиком у меня в ногах и уснул. Что касается благочестивого муравьеда, то он так и застыл в своей богомольной позе, как всегда накрепко вцепившись в свою палку, которую я поставил на носу лодки на манер рострального украшения старинного корабля. Внизу под ним в своей корзине ерзал электрический угорь, не теряя надежды найти щелку и улизнуть.

Лучи заходящего солнца золотили и полировали до ослепительного блеска водную гладь и заливали светом лес, так что зелень листвы приобретала какие-то невиданные на земле оттенки, а усыпавшие деревья орхидеи выглядели как драгоценные камни. Где-то вдали начала свой вечерний концерт стая рыжих обезьян-ревунов — громоподобный каскад звуков, словно доносящихся из потустороннего мира, усиливался и отзывался эхом в лесных глубинах. От этого безумного, дикого рева застывала в жилах кровь — так, должно быть, кричит толпа линчевателей, видя, что жертва удирает от нее. В Гвиане нам часто доводилось слушать концерты ревунов, в основном вечерами и ночами. Однажды я был разбужен неведомым гулом в два часа пополуночи и спросонья решил, что надвигается буря, прорываясь сквозь лесные чащи. Но Бог милостив — оказывается, не буря, всего-навсего концерт обезьян.

Но вот песнь ревунов стихла, и над протокой снова воцарилась тишина. Под сводами склонявшихся над водою деревьев стало совсем сумрачно, и вода, потеряв свой янтарный оттенок, стала гладкой и черной как смоль. Усталые и голодные, мы с Бобом гребли в каком-то полусне, мурлыкая себе под нос в аккомпанемент песням гребцов-индейцев и ритмичным ударам их весел. Воздух, теплый и сонный, был напоен запахами леса. Мерный плеск весел и бульканье воды производили успокаивающий, почти гипнотический эффект, и мы стали безмятежно клевать носом. И тут, в этот чарующий сумеречный час, когда все вокруг дышало миром и покоем, когда мы, знай себе, расслабились в плавно скользящем каноэ, случилось непоправимое: угорь удрал-таки из корзины.

Возможно, я так и прозевал бы этот момент, если бы не пимпла, который вдруг полез по моей ноге и, пожалуй, добрался бы до самой головы, если бы я ему это позволил. Схватив дикобраза, я передал его сидевшему за мною Бобу и попросил подержать, а сам принялся осматривать нос каноэ, чтобы выяснить, что же испугало пимплу. Я глянул вниз, и — вот те на! — прямо к моим ступням по наклонному днищу лодки, извиваясь, ползет угорь! А знаете, когда змея (или электрический угорь, разница тут небольшая) ползет вам прямо под ноги, все мускулы вашею тела среагируют так, что и представить себе трудно. Я сейчас уже не припомню, как сработали мои мышцы, но, в общем, я каким-то образом убрался с его пути. Когда я снова приземлился на дно каноэ, то увидал, что угорь направляется прямиком на Боба.

— Берегись! — завопил я. — Угорь сбежал!

Прижав дикобраза к груди, Боб попытался вскочить на ноги, да так и шлепнулся на спину на дно каноэ. Не знаю — то ли угорь сам был слишком напуган, чтобы всадить в Боба электрический заряд, то ли у него просто был отключен ток, но факт остается фактом: беззвучно, как струя воды, угорь проскользил мимо отчаянно дергавшегося, как под напряжением, распростертого тела моего приятеля и устремился к первому гребцу. Тот явно разделял наше нежелание вступать в тесный контакт с электрическими угрями и по мере приближения к нему вышеназванной твари выказывал все большее стремление покинуть судно. В результате попыток каждого из нас оказаться как можно дальше от угря каноэ бешено раскачивалось и грозило опрокинуться. Боб попытался встать и, ища опоры, схватился за дикобраза. Его крик ужаса и боли был воспринят мною как сигнал, что угорь повернул назад и атаковал его с тыла. Видимо, так же понял это и дикобраз, который снова полез по моей ноге, норовя вскарабкаться на плечо. Если бы первого гребца подвели нервы и он действительно выпрыгнул бы за борт, вслед за ним в воду полетели бы и все остальные со всем нашим живым грузом; но положение спас второй гребец, словно укрощение электрических угрей было для него излюбленной забавой. Наклонившись вперед, он придавил тварь лопастью весла ко дну каноэ, а затем энергичными жестами дал мне знак, чтобы я бросил ему корзину. И без того ветхая, она теперь вообще приказала долго жить: пытаясь увернуться от ее обитателя, я ненароком рухнул на нее коленями. Каким-то хитроумным манером второй гребец засадил-таки угря в корзину — у всех гора с плеч свалилась, и все стали одаривать друг друга хоть и деланными, но улыбками. Спаситель мигом сунул корзину партнеру, тот — Бобу, принявшему ее явно без особой охоты, и в тот момент, когда Боб, от греха подальше вытянув руки вперед, собирался вручить корзину мне, у нее вывалилось дно.

Угорь стукнулся о борт каноэ, точно крокетный молоток. В глазах его блеснула вода, и тут его счастливо осенило: второго такого шанса уже не будет! Плюх — и исчез в темных глубинах протока.

Боб взглянул на меня.

— Значит, не судьба, — сказал он. — А впрочем — уж лучше туда, чем сюда.

Честно говоря, я тут же согласился с ним.

…Когда мы выгребли на финишную прямую, было уже совсем темно. Мы плыли по ковру из звезд; бежавшая от носа лодки легкая рябь заставляла их плясать и колыхаться. В воздухе стоял хор звенящих голосов лягушек и сверчков — казалось, будто это наступили полночь или полдень в часовом магазине, когда все механизмы заиграли свою песнь. Еще один поворот — и вот перед нами возникла хижина, из окон которой струился манящий желтый свет. Каноэ с мягким шелестящим вздохом ткнулось в песок, как будто вместе с нами вздохнуло с облегчением, что вернулось. Забрав животных, мы, словно два привидения в лунном сиянии, побрели к хижине по мягкому песку. Мы были усталыми, голодными и расстроенными: мы знали, что это был наш последний поход по волшебному краю ручьев и что скоро нам в обратный путь.

Финал

…И вот мы снова сидим вчетвером в крохотном баре на окраине Джорджтауна, топим нашу грусть-тоску в бокале рома и кружке имбирного пива. На столике перед нами вместо карты Гвианы — кипа бумаг: тут и пароходные билеты, и всяческие списки, и дорожные чеки, и багажные квитанции и прочая канитель, на которую Боб время от времени поглядывает с явным отвращением.

— Ты уверен, что ничего не перепутаешь? — в сотый раз спрашивает Смит.

— Ну, честное слово, — мрачно отвечает Боб, — не перепутаю!

— Да смотри, чтобы ни случилось, не вздумай потерять багажную квитанцию! — предупреждает Смит.

— Да уж как-нибудь, — отвечает Боб.

Всем нам одинаково грустно, но по разным причинам. Боб — потому что на следующий день покидает Гвиану, и к тому же ему доверена коллекция самых крупных пресмыкающихся. Смит — потому что уверен, что Боб обязательно потеряет багажную квитанцию или другой не менее важный документ. Я — потому что вслед за Бобом через три недели уезжать и мне: вот уже и билет забронирован. Ну а Айвен расстроен, по-видимому, только потому, что расстроены все мы.

Между тем с обсаженных деревьями берегов каналов, тянувшихся вдоль джорджтаунских улиц, донеслись радостные металлические голоса гигантских жаб, словно разом завели сотни мопедов. С большим усилием оторвав свои мысли от багажных квитанций, Смит прислушался к этому звонкому хору.

— А не поймать ли нам как-нибудь несколько штук, пока ты еще не уехал, Джерри? — сказал он.

И тут у меня возникла идея.

— Пойдем-ка наловим их прямо сейчас, — предложил я.

— Как прямо сейчас? — с сомнением в голосе переспросил Смит.

— Именно так. Уж лучше ловить жаб, чем предаваться тоске, — ответил я.

— Пошли! — с энтузиазмом сказал Боб. — Отличная идея.