Хакер - Буторин Андрей Русланович

– Мы лучшие, – кивнула Катя. – Я даже название для нашей группировки придумала: «Бестии». Ну, как бы производное от the best.

Спорить с ней никто не стал.

А потом Кожухов почувствовал, как вновь «на повышенных оборотах» заработал его мозг. Причем как бы сразу в нескольких направлениях, хотя в итоге они все равно сводились к одному. Первое: он сначала интуитивно почувствовал, а в следующее мгновение уже осознал нелогичность внедрения чипов работникам Кольской АЭС. Ведь данные от них должны быть получены, проанализированы, обработаны в отделе чипирования – или как он там официально назывался – удаленного медицинского мониторинга – их городка. Но от Полярных Зорь, где находились медучреждения КАЭС, сигнал от «печек» не дойдет – слишком далеко. Необходимая же для работы с данными аппаратура была экспериментальной, не серийной, достаточно сложной. Дублировать все это и перевозить в Полярные Зори не так уж быстро и просто. Да и сокурсница Рядкиной ничего про такие работы не сказала. Впрочем, могла, конечно, и не знать… Или же такое оборудование давно было сделано, но… втихаря? Сделано уже там, на месте. О чем знали лишь те, кто замыслил диверсию. Да и оборудование это было совсем иного назначения: не для получения медицинских данных и их анализа, а для управления носителями чипов. Вся лабуда насчет дополнительной экспериментальной площадки нужна была лишь для того, чтобы официально получить в нужном количестве чипы!

И вот тут подключилась вторая «линия», которая параллельно прокручивалась в голове Андрея. Она поначалу «работала» над вопросом, поднятым Кожуховым перед товарищами после изоляции городка: как будут теперь поддерживать связь, в том числе не только голосовое общение – хотя все доступные виды такой связи контролировались службой безопасности, – но и обмен материальными объектами. Ответ Андрей получил сразу, стоило вспомнить предложение ИРы об использовании дрох и еще тогдашнее его предположение, что искусственным разумом кто-то уже для этих целей пользовался.

Теперь же, что называется, все срослось. Злоумышленники как раз и могли воспользоваться дрохами для передачи в Полярные Зори чипов, тем более ИРа как раз и была почему-то уверена, что долететь туда запаса энергии у дронов хватает. И вполне возможно, что чипы уже переданы. Да, совсем не в тех количествах, что предполагалось передать официально, но теперь мозг Кожухова выдал решение, которое не только сразу же заставило Андрея поверить в свою правильность, но и до чертиков его напугало.

Смысл этой догадки сводился к следующему. Да, целью злоумышленников была диверсия на Кольской атомной электростанции с помощью ее чипированных сотрудников. Но для этого не нужны сотни людей. Все необходимое могли проделать десятки, а то и вовсе единицы. И «печки» для них уже передали из их городка дрохами. Таким образом, оставался без ответа главный вопрос: имеется ли уже требуемое для управления людьми оборудование? Ведь если да – диверсия могла произойти в любое мгновение! Впрочем, еще было не ясно, внедрены ли уже чипы нужным сотрудникам?

И опять же буквально в следующее мгновение ставший стремительным разум Андрея уже знал ответ. Чипы не внедрены, для этого тоже требуется специальное, пусть и не такое сложное оборудование и главное – нужен специалист, умеющий с ним работать. Таким специалистом был, в частности, Николай Катков. Оборудование для чипирования он, возможно, уже туда доставил, но сами операции не проводил, о чем говорил хотя бы обрывок его разговора с Лебедевым, который услышала Катя Рядкина и который отлично помнил теперь сам Кожухов:

«– Лучше скажи, как там, в Зорях?

– Там хорошо. Но хотим сделать лучше.

– Ты про чипирование работников КАЭС?

– Именно!»

В этом диалоге ключевой фразой было «хотим сделать». То есть еще не сделали. И скорее всего, именно для этого было нужно официальное разрешение, ведь даже паре десятков человек тайком «печки» в головы не засунешь.

А тут как раз Ерчихин и дал такое разрешение, но так уж вышло, что он же объявил и временную изоляцию городка. Да, медики-злоумышленники могли бы запросить разрешение на выезд, и они бы его, скорее всего, получили, но так бы они рисковали вызвать излишнее внимание особо любопытных, а они уж точно не хотели риска, да еще на самой финальной стадии, когда все главное было решено. Совершить диверсию именно в эти дни или месяцем позже было для них непринципиальным. К тому же полярнозоренские «коллеги» получали дополнительное время, чтобы все еще раз тщательно продумать, настроить оборудование…

Андрей понял вдруг, что оборудование для управления чипированными людьми вовсю уже обкатывалось здесь, у них – в данном случае не нужно было грешить на аномалии Зоны Севера. Странные ощущения присутствия кого-то в головах, видения, даже… действия. Ну да, действия! Не этим ли объясняется непонятный отъезд в рабочее время Льва Львовича Лебедева, его остановка и трагическая прогулка в лесу?.. Правда, Лебедев был своим для злоумышленников, но что, если в последний момент он осознал масштаб и последствия планируемого преступления и пошел на попятную? Недаром же он спросил тогда у Каткова: «Тебе не кажется, что это опасно? Я тут подумал…» Медик мог доложить об этом кому следует, и «хозяева» решили подстраховаться, убрать сомнительный элемент, который на тот момент был уже не так и нужен.

Все настолько хорошо легло в логическую цепь, что Кожухов даже не сомневался в правильности своих умозаключений. Теперь необходимо было довести свои измышления до руководства. Но это и являлось как раз главной проблемой: у него не было конкретных доказательств, только домыслы, пусть, на его взгляд, и сверхлогичные. И как быть в решении этого вопроса, Андрей пока не знал. Не помогали даже сверхспособности его мозга, которые, к слову, опять несколько ослабли.

Ночью Кожухову приснился сон. Он долго взбирался по склону горы. Склон был крутой, поросший низкой порослью тундровых карликовых деревьев и белым ягелем. Хрупкий лишайник крошился под ногами, и Андрей то и дело соскальзывал на шаг-другой вниз, часто падал, но вновь поднимался на ноги и упорно лез кверху.

Наконец он очутился на вершине горы, откуда ему открылся вид на Кольскую атомную станцию. Выглядело это так, будто он смотрел примерно с Маланьиных островов, что на озере Экостровская Имандра, только вот он точно знал, что на этих островах никаких подобных гор нет. Но во сне часто бывает, что, даже что-то зная, не придаешь этому значения. Сейчас гора была – и ладно. Главное, что с нее очень хорошо просматривалась станция: большие бетонные коробки ее корпусов, две высокие трубы с чередованием на них белых и красных широких полос. Впрочем, нет, одна из труб выглядела сейчас полностью красной – на нее падал луч заходящего августовского солнца… Нет, не августовского – слишком уж желтым был лес, как в середине – конце сентября. Между тем закатный луч по мере ухода за горизонт солнца неспешно возвращал взору Андрея полосы на трубе: белую, красную, снова белую, опять красную… А когда луч исчез, на месте КАЭС вспыхнуло второе солнце – куда ослепительнее и горячее первого. Всего на миг, до наступления глобальной тьмы. Нет, не тьмы, а пустоты, никогда не знающей света. Не знающей вообще ничего, даже самого понятия «никогда». Пустоты, в которой Андрею Кожухову тоже не было места. И он просто исчез.

Проснулся он в холодном поту. Подскочила в постели и Лана – теперь они не разлучались и ночью.

– Ты спи, спи, – сказал Андрей. – Извини, мне просто кошмар приснился.

– Мне тоже, – клацнула зубами Лана, и лишь теперь Кожухов почувствовал, что любимая дрожит.

– Что тебе снилось? – спросил он, догадываясь уже, что услышит в ответ.

– Кольская. Взрыв… Как Ивановская рассказывала. Наслушалась ее, вот и… – Лана передернула плечами.

– Мне тоже снился взрыв на КАЭС, – сказал Кожухов. – Веришь?

– Да ну?.. Может, она гипнотизерка? Вот уж внушила так внушила!