Маркус и девочки - Клаус Хагерюп

Он помахал рукой, отклоняя приветствия.

– Надеемся, вы проведете с нами пару по-настоящему увлекательных часов. Приятного просмотра.

Аплодисменты! Ликование!

Сигмунд спустился в зал и сел в первом ряду между директором и Александрой.

Свет погас. В зале воцарилась тишина.

– Пожалуйста, – сказал Сигмунд.

Ничего не происходило.

– Пожалуйста!

Спотыкаясь, на авансцену вышел Трим Томас.

Аплодисменты!

– Я потерял тигра! – крикнул Трим Томас.

Выбежал Воге.

Снова аплодисменты.

– Вот он, мой маленький… вот он, мой любимый, – проговорил мальчик.

Трим Томас вырвал тигра из рук Воге.

– Учитель его стащил, – объяснил он своему ровеснику и другу Турмуду, который тоже сидел в первом ряду. – Он – слизняк!

Воге бледно улыбнулся публике, схватил Трима Томаса за шиворот и потащил со сцены.

Публика захлопала.

– Это все? – спросил Турмуд.

В этот момент жена Воге подняла занавес.

Трим Томас стоял один на сцене со счастливой улыбкой на лице. Он поднял тигра над головой, чтобы все видели, и начал:

В двух семьях, равных знатностью и славой…

Что сказать? Начало прошло очень хорошо. Когда Кормилица грохнулась в первый раз, у зрителей здорово поднялось настроение. Гвоздь, сидевший за Сигмундом, смеялся так, что чуть не упал со стула, а директор прошептал:

– Неплохая находка, Сигмунд. Превратить Кормилицу в мужчину-клоуна – действительно забавно.

Сигмунд, прикусив нижнюю губу, только кивнул:

– Да, я попытался придать мрачной истории больше светлых тонов.

Потом состоялась первая встреча Ромео и Джульетты. Тут возникло некоторое беспокойство. Каждый сам по себе, и Маркус, и Сара Монсен, смотрелись вовсе неплохо. Сара играла с энергией и страстью, производившими на публику сильное впечатление. Никто не сомневался в том, что она до смерти влюблена в Ромео. Маркус начал более сдержанно, даже застенчиво. Но постепенно он зажигался и вскоре начал играть Ромео с таким огнем, какой свойствен молодым людям, переживающим первую большую любовь. Удивительным образом именно этот прекрасный дуэт заставил зрителей, особенно взрослых, шушукаться. Неприкрытая влюбленность между женщиной старше сорока и мальчиком четырнадцати придавала постановке сомнительный подтекст. Кормилица, которая постоянно бросала на них косые взгляды, не улучшала ситуации. Немолодой ревнивый «трансвестит» не добавил постановке трагичности и эпики, заложенных в шекспировском тексте.

Подростки в зале таращились во все глаза. Кое-кто из взрослых начал выказывать явное неодобрение. Директор бледнел, Сигмунд краснел, а Гвоздь сидел, будто проглотил морковку. После первого поцелуя мать Турмуда покинула зал вместе со своим сыном.

Так или иначе, но первый акт отыграли. В школьном дворе громко обсуждали спектакль, но никто не расходился. Всем хотелось остаться и посмотреть, как будет развиваться это безобразие.

Директор зашел в гримерную, преследуемый Сигмундом и Александрой. Он хотел поговорить с Воге.

– Это… – задыхаясь, начал он. – Это!..

– Как впечатление? – с энтузиазмом поинтересовался Воге. – Недурно, правда?

Он был так сосредоточен на собственной роли, что совсем не понимал того, что происходило с публикой.

– Как впечатление?! – прошипел директор. – Да это… извращение!

Все, кроме Трима Томаса, выглядели несчастными. Воге попытался оправдаться, объясняя, что исполнители так часто менялись, что он перестал следить за тем, кто кого играет. Такой ход не прошел. Сара пыталась очаровать директора. Когда и это тоже не дало результата, она сказала, что ей пришлось заменить больную дочь. Александра сипло прошептала, что может попытаться доиграть пьесу. Сара ей запретила. Сигмунд проговорил, что, если директор так настаивает, они могут прервать спектакль. Директор ответил, что урон уже нанесен. Журналист из местной газеты строчил как пулемет. Прервать спектакль сейчас означало бы вызвать скандал.

– Так или иначе… – сказал он. – Так или иначе вы должны сохранять хорошую мину и при плохой игре.

– Или плохую игру при хорошей мине, – пробормотал Монс, который стоял в углу и нервно теребил платье.

– Что вы сказали, Симонсен?

Монс покачал головой и вышел на улицу покурить.

– Я требую объяснений! – разошелся директор. – И я требую другого спектакля!

Он покинул гримерку и предоставил решать неразрешимую задачу труппе.

Монс вернулся:

– Он ушел?

Маркус кивнул.

– Не очень-то он добр, – сказал Монс и вернулся в свой угол.

Все посмотрели на Сигмунда. Тот только нервно сглатывал.

– Дорогие друзья, – проговорил он.

Никто не отвечал.

– Ответственность лежит на мне.

Он оглянулся в надежде, что актеры запротестуют. Но никто его не поддержал.

– Прежде чем вы начнете, я должен разъяснить публике, почему все так получилось.

– По-моему, не стоит продолжать, – проговорил Маркус.

– Вы не будете играть, – тихо сказал Сигмунд. – Вы будете лишь декламировать.

– Тогда станет совсем плохо, – сказала Муна.

Сигмунд тяжело вздохнул.

– Да, – сказал он. – Вы должны играть как можно хуже.

Для парня с амбициями Ингмара Бергмана произнести подобное было ужасно.

– Только читайте текст, – продолжал он, – стойте прямо перед залом. Не смотрите друг на друга. Не трогайте друг друга. Не… целуйтесь друг с другом.

Маркус кивнул.

– Я понял твою мысль, – сказал он.

– Обидно, – сказала Сара, – но, похоже, ты прав.

Воге снял плащ.

– Это чтобы мне не увлечься, – пояснил он.

– Я могу сыграть Джульетту, – сказала Эллен Кристина.

– Что ты сказала?

Сигмунд, который присел, чтобы написать прощальную речь публике, тут же вскочил.

– Я же репетировала вместе с Маркусом!

– Правда? – прошептала Александра.

– Она только помогала ему с текстом, – объяснила Муна.

– И научила его целоваться, – сказала Эллен Кристина.

– Ой, – покраснел Маркус.

Александра внимательно посмотрела на него.

Но лицо Сигмунда снова оживилось. Он начал вышагивать по гримерной, что-то бормоча под нос.

– Возможно, возможно… Сделаем.

Маркус покачал головой:

– Не пойдет. Потому что если Эллен Кристина будет играть Джульетту, кто же сыграет Монтекки, синьору Капулетти и Тибальта?

– Пойдет, – сказал Сигмунд. – У нас есть человек.

– Нет, – сказал Воге. – С меня хватает и Лоренцо.

– Я имел в виду не вас. Я имею в виду себя, – торжествующе сказал Сигмунд.

– Но ты же повредил ногу, – сказала Турид.

Сигмунд отбросил костыли и снял носок.

– Мне теперь намного лучше, – сказал он. – Пойдемте, нам надо переодеться.

Он отдал текст Саре:

– Вы не могли бы нам суфлировать?

Она улыбнулась ему:

– С удовольствием.

Костюм Сары был велик Эллен Кристине, поэтому она поменялась одеждой с Александрой, на которой было ее платье Джульетты. Оно пришлось как раз впору. Костюмы Капулетти, синьоры Монтекки и Тибальта оказались чуть маловаты, но Сигмунд подтянул живот и застегнул все застежки, которые только удалось. Второй акт задержался на четверть часа, но зрители стойко выдержали затянувшийся перерыв.

Когда Сигмунд появился на сцене в облегающих брюках Тибальта, пара девятиклассниц восторженно засвистела.

– Уважаемые зрители, – произнес режиссер, – мы должны вам кое-что объяснить.

Директор