Язычество древних славян - Рыбаков Борис Александрович

В этой же рукописи есть другой вариант подобного обряда:

«Канун Егорева дни в ночь скотине во хлеве не клади ничего. Добуди косача (тетерева), да с косачом куриче яйцо; да свечю без огня с вечера положи пред Егоря. Как люди уснут – один или два человека вас (как ко Егорю приде) – трижды поклон.

Да возьми топор да косача и яйцо и свечю возьми и зажги, то же в руки подними и неси на посолонь, а топор в правой руки по земли тяни, а в другой руке свечю отнести и косача за горло и яйцо да поди трижды и говори: «Пусть около моего скоту железной тын стал от земли до небеси от зверя и от волку и от всякого зверя, по земле ходящего, и от леса». И обойди трижды и говори трижды. Пришед к Егорю, свеча с огнем поставить и яйцо по сторому (?), а косача убить ножыком тылем и говорить: «Тебе, святый Егорей, черной баран от меня и от моего скота и ты, святый Егорей, стереги и береги мой скот…» [105].

В других оберегах даются иные рецепты магических действий, но словесная часть остается более или менее устойчивой. Среди реквизита упоминаются: шерсть со скотины (с каждой головы), замок и ключ, щука и почти обязательно что-либо из крестьянского оружия – топор или охотничье копье. Копью, древнейшему оружию человека, в заговорах придается особое значение. Так, былинный Добрыня Никитич, победив Змея, «наговаривает» свое копье, которое должно уничтожить зловредную змеиную кровь:

Глубокой архаикой веет от рекомендаций первого, приведенного выше, обряда: в каждой избе в укромном, тайном месте должна храниться рогатина, уже обагренная кровью медведя; она служит священным предметом при заклинании целости скота, выгоняемого в лес.

Обряды и заговоры, как их составная часть, дошли до XVII – XX вв. в сильно обновленном виде; они обросли христианской символикой и терминологией, в них упоминается много сравнительно поздних реалий, вроде замка и ключа, но их дух и все рекомендуемые ими магические манипуляции уводят нас в глубокую и отдаленную первобытность.

Первобытное мироощущение особенно явно проступает в подробнейших многословных перечнях тех сил, которые могут помочь или повредить человеку. Вот несколько характерных по своей всеохватности перечней:

«… Заклинаю и проклинаю вся духи лукавые и от злых человек и от дому его … [Молитвами ангелов, а их тьмы тем] прогоняем и отдаляем

всякую злобу, 

и лукавство, 

и зависть,

и ревность,

связание,

удержание 

злостреление,

лукаво око,

злоглаголание,

язычное уядение,

примолвы,

и все, что вредное, и советование злых человек,

лихой взгляд,

и иных уроки злые пакостные,

и злые примолвы бесовские,

и клятвы,

и заклинания душепагубные и

теловредные, и недугования,

и к смертоносным язвам,

и всяких шкод жития сего 

суетного ко убожию и умалению

живота и имени… всяким

волхвованием волхвующих.

Что зло – да отдалится

от раба божия (имярек)!»[107].

Перечислив все возможные виды несчастий, которые могут принести человеку враждебные ему люди, волхвующие всяким волхнованием, составитель заклинания стремится далее предусмотреть также и все многообразные обстоятельства причинения зла:

«И что лукаво бысть в дому том, в нем прочтется сия молитва, яко да разрешится, аще будет на небеси связано или на земли или в море, да разрешето будет!

Яже на земли сей: 

или на пути,

или на поле, 

или в горах, 

или в пещерах,

или пропастех земных,

или в бани,

или в пещи,

или в капищи идольском,

или в кладези, 

или в кровле,

или в дверях, 

или во оконце,

или в верхнем пороге,

или в нижнем пороге, 

или в тине,

или в основе, 

или в стене – 

да разрешится! 

Или во дворе, 

или во входе,

или в дверце, 

или в брусе,

или во рве, 

или в древе, 

или в листе и корени, и в ветвии

– да разрешится!

Или на поли,

или в нивах и в виноградех,

или во рвех,

или в траве,

или в древе,

или в реце,

или во истоцех,

или во власех брадных,

или в коже плотской,

или в главном убрусе,

или в ножном обувении,

или в злате,

или в серебре,

или на зде (глиняный цоколь),

или в меди,

или в свинце,

или в олове,

или в железе,

или в морских рыбах,

или в животных четвероногих земных,

или во птицах,

летающих по воздуху.

Движимых и недвижимых,

в харатьи или в бумаге,

или в черниле,

или в некоторой вещи –

да разрешится!»[108].

Составитель этой молитвы-заговора, заботясь о предотвращении зла, разлитого повсеместно в природе и во всем окружении человека, перечисляет и всю фауну, и все элементы ландшафта (реки, леса, горы, травы), двор и дом человека, его одежду и обувь, все материалы, из которых делаются предметы (дерево, медь, золото, железо), и даже пергамен и чернила, с помощью которых могут быть написаны вредоносные формулы. Невзирая на христианскую фразеологию, на поздние аксессуары (вроде бумаги), мы ощущаем здесь чрезвычайно раннее анимистическое миропонимание.

Нигде, кроме заговоров, первобытный анимизм не выступает так полно и рельефно. Грамотный «волхв» сохранил точнейшим образом характерную особенность анимизма: повсеместность духов и их предельную конкретность. Недостаточно упомянуть усадьбу оберегаемого заговором человека как всем известный комплекс, ему нужно было перечислить 17 отдельных элементов – от порога до кровли, от печи до оконца. Безусловно, прав был ученик Потебни А. Ветухов, первым связавший происхождение заговоров с анимизмом [109].

Рассмотрим ещё несколько примеров, важных для понимания анимизма. Заговор-молитва от «ускопу» – от порчи:

«Да не прикоснутся или преисподние или воздушные силы ко мне, рабу божию, имярек, или дому моему, или роду, или подроду моея исчадия

ни во дни, 

ни в нощи, 

ни на пути, 

ни при реках и берегах,

морях и реках, и езерах, 

и источниках водных 

при горах, и холмах, 

и песках, 

и на распутиях и водах,

и при косогорах, 

и дебрях, и лесах, 

и во болотах,

и при полях,

и огородах,

и разных садах,

и усадах,

истоках, и кладезях,

и во всяком построении:

жилом,

дворном

и недворном,

полевом и степном,

ни же в храмех божиих

и молитвенных домах,

ни при роспутии часовенок,

которые при накрытии лесном…»[100].

Заговор от порчи стремится предусмотреть все варианты лихих людей, могущих наслать болезнь:

«… пойду в чистое поле… облаком оболокусь, утренней зарей подпояшуся, младым месяцем сотънуся, частыми звездами затычуся

от призоров,

от притчи, 

от прикосов, от белого,

от урочливого человека, 

от прикосливого человека,

от черного,

от чермного [рыжего],

от русого,

от черноглаза,

от сероглаза…»

Далее следует свыше двух десятков разных антропологических признаков [111].