Хирург - Наталья Деева

— Конечно. Вместо меня выходить не надо. Мои больные… это мои больные. Вы только на ночь меня смените, хорошо? В семь-восемь вечера.

Осиповна замерла, обдумала предложение и кивнула.

День выдался спокойный. Пациент был только один: альпинист с разрывом селезёнки. Операция закончилась в начале восьмого, к этому времени счастливая Осиповна уже ждала в ординаторской.

— Мальчик, — сложив руки на груди, расплылась в улыбке она. — Олежеком назвали.

— Мои поздравления, — Хирург включил телефон, сразу же пришёл отчёт о звонке от Полковника.

— Три восемьсот! Пятьдесят четыре сантиметра!

— Богатырь будет, — сказал он и вышел в коридор, набрал Полковника: гудки, гудки, гудки — без ответа.

Странно, обещал ведь позвонить, он всегда слово держит. Стоит ли волноваться? Мало ли, что случилось: совещание, приём. Как освободится, наберёт.

Ни в девять, ни в десять вечера Полковник не дал о себе знать. Несколько раз Хирург набирал его, но ответа не было. Что это значит? У него украли телефон? Или телефон остался в машине? Что так, что эдак — бред: Полковник никогда не был безрассудным. Значит, срочная командировка… всё равно не вяжется. Не в силах думать ни о чём другом, Хирург позвонил ему домой. Ответил взволнованный женский голос:

— А-алло?

— Мариночка? Это Лыков. Вадим дома?

— Нет его. Должен был три часа назад вернуться, — затараторила женщина. — Нет и нет, на звонки не отвечает, не предупредил, что задерживается. Не знаю, что и думать.

— Не волнуйтесь вы так, сами знаете, какая у него служба: вдруг дело срочное или ещё что. Всякое в жизни бывает. Когда вернётся, скажите, чтобы перезвонил мне.

Попрощавшись, он с минуту простоял, опершись о стену. В голове крутились собственные слова: "Всякое в жизни бывает". Неужели случилось непоправимое? У капитана милиции могут быть самые неожиданные враги. Не исключено, что он просто устал и решил "выпасть" из жизни. На него это не похоже, но всё бывает в первый раз. Постоянная тревога любые нервы расшатает.

Ни ночью, ни утром Полковник так и не перезвонил. Навестив Оленьку и порадовавшись её успехам, Хирург отправился на дежурство и решил ещё раз набрать Полковника. Гудки, гудки… щелчок. Трубку сняли.

— Алло, — проговорила Марина бесцветным голосом. — Эд? Вадик не сможет тебе перезвонить, — всхлип. — Никогда уже не сможет. Убили его.

— Как — убили?

— В гараже, — всхлип. — Выстрел в голову.

Асоциальный элемент

У каждого свой ад, думала Ольга, разглядывая переплетение трещинок на потолке. Они всё время на виду. Их очень легко было бы нарисовать по памяти, если бы пальцы держали карандаш. Это мой ад: белая коробка с прорезями окон, за одной стеной причитания и стоны, а за другой — жизнь.

Каждое утро одно и то же. Первыми просыпаются меланхолики-троллейбусы, цепляются рогами за провода, начинают стрекотать, стонать и жаловаться, что ещё солнце не взошло, пустынно и холодно, но приходится с пустым брюхом ползти с горки на горку, с горки на горку. Есть в ранних троллейбусах что-то романтическое, с лёгким налётом ностальгии.

Неважно, сколько тебе лет: ностальгия вне возраста. Заходишь в пустой троллейбус, садишься и замираешь, и смотришь, как неторопливо проплывают деревья, машины, нахохлившиеся прохожие. Они там, а ты здесь, в своём маленьком мире, за пределами которого всё относительно.

Теория относительности… физика. Какой это класс? В школе физика не шла вообще. Физюля — слегка растерянная моль с одуванчиком вместо причёски — заупокойным голосом вещала у доски и частенько путалась, решая задачи. Что "прямо пропорционально" это прямая зависимость, Ольга узнала у Гугла. Гугл объяснил по-русски, что гравитация обусловлена деформацией пространства-времени, которая связана с присутствием массы-энергии. Всё понятно, кроме "деформации пространства-времени", до сих пор не удаётся уложить это в своей гуманитарной голове.

Какие странные мысли. Путаются. Это плохо. Чтобы не сойти с ума, нужно думать, думать, думать. Вгрызаться в тему и обгладывать, пока она себя не исчерпает, а не прыгать с троллейбусов в искривление пространства-времени.

А вот бы прыгнуть! Остановить себя в прошлом. Эх! Опять перескакиваю с мысли на мысль. Зато сегодня не болит ничего. И Эд не пришёл. О, как пусто стало на душе. Где он? Устал с дежурства. Он же говорил, что работал вчера. Значит, сегодня его не будет, и день пройдёт впустую.

Нет, не впустую! Нужно мысленно посылать импульсы рукам, представлять, как они двигаются, как сжимаются и разжимаются пальцы.

Посылать-то она посылала — много-много раз — но результата не было. Она ощущала не своё тело, лёгкое и послушное, способное сесть на шпагат и сделать сальто, а мешок, наполненный требухой, нет, не требухой даже — песком. Каждая клеточка-песчинка дрожала и как будто бы звенела. Это и есть улучшения? Неужели когда-то снова удастся коснуться земли подошвами? Закинуть голову, подставляя лицо солнцу, прокатиться в пустом троллейбусе?

Я хочу жить, решила Ольга, наверное, я извращенка, но мне нравится… нравилось жить, хотя жизнь была одним большим обломом. Нырнуть, открыть под водой глаза, взглянуть вверх и увидеть солнце глазами рыб, увидеть на дне преломлённые солнечные блики и колышущиеся водоросли. Взобраться на разогретый солнцем пригорок, зажмуриться и слушать, как ветер шелестит листьями. Дождаться темноты и считать звёзды. Как же всё это хочется вернуть! Ценить каждое мгновение, дышать и не надышаться!

Я хочу и буду жить! Буду карабкаться, пока есть силы. Смогу вернуть море, и ветер, и звёзды. Смогу. Должна.

Постепенно ломота во всём теле сменилась ноющей болью. Ольга почувствовала каждую жилку, почувствовала импульсы, бегущие к неподвижным пальцам. Нехотя пальцы сжимались-разжимались. Кое-что уже получалось, и это неплохое начало.

У неё снова появилось тело, пока капризное и непослушное, но, главное, живое. Со временем всё наладится. Спасибо тебе, Эд! Огромное спасибо!

Миновал обед, болезненная перевязка и осмотр. После приходили три медсестры: процедурная, перевязочная и постовая. К вечеру явилась массажистка.

За окном, провожая солнце, расчирикались воробьи, машины зашумели моторами, загрохотали по булыжному пригорку. Люди спешили с работы, всех кто-то ждал.

Ольга ждала Эдуарда, с ужасом понимая, что если он отрёкся и не придёт больше, ей не захочется бороться. Какой смысл бороться, когда в тебя никто не верит? За его молчанием есть что-то важное. Такое… как свет в конце туннеля. Иначе — пустота. "Разорённые гнёзда надежд", — промелькнуло в голове.