Русская война: дилемма Кутузова-Сталина - Лев Исаков

По соотношению сил действия Жукова были НЕПРАВИЛЬНЫ, НЕОБЕСПЕЧЕНЫ…

Хорошо организованная японская войсковая и агентурная разведка внимательно отслеживала как перемещение советских войск непосредственно в прифронтовой полосе, так и стратегические перевозки по Транссибу. Японское командование, убедившись после Баин-Цаганского побоища, что бронетанковые соединения образуют основу советских ударных сил, особенно внимательно отслеживало изменения в их составе, и знало, что за 1,5 месяца к 1 танковой и 2 броневым бригадам прибавилась ещё 1 танковая и 1 броневая, и этого усиления справедливо считало совершенно недостаточным для крупной наступательной операции – в 1938 году на Хасане, чтобы взломать японский рубеж, не мудрствуя лукаво, Г.Штерн вытребовал себе 3 дивизии, 300 танков,500 самолётов на 1 японскую дивизию без авиации и танков – 126 тяжёлых бомбардировщиков положили 500-тонный «ковёр» на японские позиции…

Оборонительное строительство на советских позициях ПРЕДСТАВЛЯЛОСЬ не только естественным – оно было ЕДИНСТВЕННО РАЗУМНЫМ… В том числе и в случае неудачи советского наступления!

Вся операция была построена не на «разумно-пехотном», а на «залётно– кавалерийском» принципе: ворваться в глубь японского фронта и развалить его; присутствием инородного тела парализовать управление и полосовать обступающие обломки развалившегося агрегата, подавляя мощью органического целого, в каждом пункте обрушивающегося на слепые несвязанные судороги отдельных частей, которые в совокупности объективно сильнее… Цепь стремительно нарастающих тактических успехов, вырывающихся на операционный уровень.

То, что являлось частной деталью к целому, исполнение требований устава: скрытность, внезапность, маскирующие ГЛАВНОЕ ДЕЙСТВИЕ, обращались в руках Жукова неотъемлемыми факторами достижения самой цели, т. е. ГЛАВНЫМ ДЕЙСТВИЕМ, КОТОРОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЗАПУЩЕНО И УСПЕШНО ТОЛЬКО В УНИКАЛЬНЫХ УСЛОВИЯХ ИНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ, и развалится во всех других. И меряя тем главным, чем он полагал достичь победы, он подчинил ему все иные обстоятельства: необеспеченность резервов, успокаивающая противника, но предельно обостряющая риск; отказ от «полноценной» артподготовки с разрушением всей инфраструктуры обороны в пользу мощных огневых налётов по КП среднего и старшего звена, на краткое время парализующие централизованное управление организованным целым – но увеличивающие риск застрять на не разрушенных рубежах, обороняемых в каждом пункте до последнего солдата японским отделением– взводом, которые не рассыплются в бегстве, не сваляются в тысячные колонны пленных при 5-10 конвоирах…Погибнут у своего пулемёта, бомбомёта, мортиры. Так оставить их в одиночестве и неведении верхов, парализовать согласованные эффективные действия по воле высшего начальства! А в глубине раздавить средневековый героизм единиц и групп тысячелетней культурой надстраиваемой неодолимой мощи возрастающих организаций…

Поставил всё на кон ГЛАВНОЙ КАРТОЙ, вплоть того, что в последнем бою на смыкание окружения израсходовал свой последний резерв: парашютнодесантную бригаду, смелых хулиганов без тяжёлого вооружения – и победил!

Здесь, озаряемое ликующей интуицией, раскрылось то изумительное чувство момента, разваливавшее чужие симфонии в диссонанс, что поведёт его дальше: от Баин-Цагана под Ельню; от 20 августа 1939 года к 5 декабря 1941-го…

И опять задержка. До мая 1940 года даже не вызвали в Москву.

Что он ждал лично для себя, когда 6 мая 1940 года выехал по вызову на заседание Высшего Военного Совета: встречи, представления, овации, Герой Советского Союза – это было, да! Как и всесоюзная и международная известность… Но в армии введены персональные генеральские звания, а он как-то многозначительно придерживается в комкорах. Если исходить из практики: три его комдива аттестованы полковниками – то генерал-майор, и не более, даже командармы преимущественно проводятся этим чином…

Так думали многие-многие, полагавшие «придержать» стремительно залетевшего «мужлана», те, кого «неудобно» погладил или обошёл своими отзывами в Мемуарах: Кулик, ставший Маршалом Советского Союза; Г.Штерн, Я.Смушкевич, Д.Павлов… – Не вышло.

После его ответа на вопрос об оценке личного состава японской армии:

«Японский солдат, который дрался с нами на Халхин-Голе, хорошо подготовлен, особенно для ближнего боя. Дисциплинирован, исполнителен и упорен в бою, особенно в оборонительном. Младший командный состав подготовлен очень хорошо и дерётся с фанатическим упорством. Как правило, младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед харакири. Офицерский состав, особенно старший и высший, подготовлен слабо, малоинициативен и склонен действовать по шаблону»

Последовал очень острый и опасный…

«– Как помогали вам Кулик, Павлов и Воронов?

– Воронов хорошо помог в планировании артиллерийского огня и подвозе боеприпасов. Павлов помог нашим танкистам, поделившись с ними опытом, полученным в Испании. Что касается Кулика, я не могу отметить какую-либо полезную работу с его стороны»

Уверен, что и вопрос и ответ хорошо «откорректированы»: на Халхин-Голе Жукову «помогали» не только они, но и Начальник ГлавПУР Л. Мехлис, Командарм Штерн, комкор Я.Смушкевич… Отзыв о Павлове предельно двусмыслен: боевые условия в Монголии и Испании сопоставимы с точностью до наоборот, в то же время бронетанковый компонент играл решающую роль и начальник Автобронетанкового Управления РККА мог явиться в значительно более яркой форме сверх «поделившись опытом». Очень выразительно умолчание Я.Смушкевича – вряд ли Сталин, поинтересовавшись мнением об руководителях артиллерийского и танкового ведомств, пропустил авиационное, находившееся тогда в самом сложном положении… В целом это важнейшее свидетельство об отношениях в военных верхах, вне зависимости, как откорректирован был вопрос-ответ, и был ли он вообще задан Сталиным – как идущее лично от Жукова…

Вопросы становились всё более обтекаемо-бесцельными: кажется он чем-то смущал присутствующих.

…Один Сталин… – «мне казалось, что он с интересом слушает меня»…

Наконец, всё было спрошено и отвечено. Воцарилась какая-то многозначительная пауза, прерванная хозяином кабинета.

«– Зачем тянуть, мы же всё решили».

За богом молитва, за царём служба не теряется – Сталин наградил по царски!

– Генерал Армии, через 3 ступени сразу в Маршальский Ранг крупнейших военных деятелей государства;

– Командующий Киевским Особым Военным Округом, в случае войны Один из Трёх Главных Командующих Фронтов…

И в выразительной связи с крушением в мае 1940 года англо-французского фронта в Западной Европе, в очевидном резком возрастании угрозы вовлечения в Мировую войну.

Этот очерк или повествование о становлении, говоря словами А.В.Суворова, сказанными о фельмаршале Г.А.Потёмкине, Великого Человека и Человека Великого, я бы хотел закончить чем-то лично-интимным, не касающемся кимвалов и котурн официальных описателей, идущим от знаемого живого человека.

Матёрый генштабовский волк-полковник в 1970-е годы, в ту пору комендант станции Берлин-Товарный Александр Александрович Нуралов – в 1942–1945 годах голубоглазый красавец-кавалергард в капитанском ранге, столь опасный для влюбчивых сердец жён его начальников, а по занимаемой должности комендант личного поезда Заместителя Верховного Главнокомандующего маршала Г.К.Жукова как-то рассказал…

Летом 1945 года в замке под Берлином проводилась большая командно– штабная игра «Взятие Берлина» под руководством Главноначальствующего Советской Администрации и Главнокомандующего Группой Советских Войск в Германии маршала Жукова, По рапоряжению маршала в главной зале замка была развёрнута фотовыставка портретов всех командиров объединений и соединений, участвовавших во взятии Берлина. Снимались в новой форме со всеми наградами. И тут возникла неприятность, командующий 5 ударной армией, 1-й комендант Берлина генерал Н.Э. Берзарин до этого погиб в автокатастрофе. В конце концов решили потихоньку обойтись без него – кто заметит отсутствие одного лица среди 3 сотен фотопортретов одного формата и качества; естественно, «подшуровали» с размещением, создав необходимый хаос.

В день игры Жуков оказался занят каким-то совещанием в Контрольном Совете, приехал поздно, был заметно усталым. Шёл по залу в окружении большой группы генералов и офицеров, о чём-то раздражённо говорил, не оглядываясь по сторона; и уже на выходе, вдруг резко вскинув голову, спросил:

– А почему нет Берзарина?!

Распорядитель сбивчиво объяснил…

– Повесить во фронтовом.

Он мгновенно заметил ОТСУТСТВИЕ ЕДИНСТВЕННОГО ЛИЦА В СОБРАНИИ 300 ДРУГИХ…

….Реминисценции в художественном слове…

В поле один не воин —Так повелось давно,Как для компании трое —Крепче берет вино.

Открыта ладонью равнинаИди по ней до небес,От трав – луговой тиныДо облаков – повес.

А по ее просторам,Теряясь последних дорог,На восток уходитРазбитый стрелковый полк.

– Вот довелось встретиться…Глаза васильки сквозь рожь– С кем?– Да с чем! – видишь церковь,В любомальбоменайдешь!Как ее… Параскева-Пятница?– Ты что, поповский сын?– Да нет,рабоче-крестьянский,В архитектурном учил.

Строй натолкнулся.Дернулся.Сплотился в круг.

– Нас обходят, товарищи…– В клещи берут.– Разделиться на группы…– Рота – взвод…– Выходить дальше порознь…– Как повезет.

И была пехота – а стала толпа,Кто крутит портянки – кто ордена…Вот уже майор натянул треух…Вот уже капитан в телогрейке потух…

Потемнели вспыхнули васильки-глаза!

– Товарищ капитан —Гимнастерка нужна?!– Эй, Миша, снимай пулеметВсе, приехали – поезд не идет!– Помпотыла? – Физкультпривет!Кепкой-то ты сторож —Сапогами генералитет!– Эй, майор, дай-ка Свою Звезду —Всю жизнь мечталКак на танцы пойду!

Гимнастерку в рюмочкуПод ремнями свел,Сапогом выборным,Вбок повел,Развернулся фертомЧерез плечо,Обжег орденом —– Горячо!

– Ну, ребята, топать вам далекоА без лент вроде бы и легко!– Бронебойку лучше оставить тут —Танки огородами не пройдут!..– И куда с гранатами на ночлег —На хозяйке вылетишь на тот свет!..

– Эй, бери в товарищи,Грамотей!Смотрит из-под каски Дед-лиходей.– Мне уже по сроку не убежать,Да и надоело безносой ждать…

Раненый танкист к пулемету лег,Военфельдшер Клава – без раненого не уйдет,Особист патроны стал «фильтровать»,Бронебойщик ружье пожалел отдать…

Так и составился гарнизон,Кто говорит – полк,Кто – батальон,А всего с полсотни наших мужиков,Обычных православных,Большевиков.

На равнине-плешине,Как гнездо,Урочище-погостищеЗалегло.

Встал на взгорбок соколом,Глянул вдаль– Вот отсюда, кажетсяСыграть не жаль– Среди плит – валунникаНу, поймай!– За стеной прадедовскойУгадай!

Посмотрел на роснуюВ стороне.Поклонился поясноКак жене.

– Ты прости, сударыня, не крещен,А с тобой, красавица, обручен…– Ну, пошли лопатами в ЦК Земли,Под стеною лазами поползли…

Восемь суток яростный бой кипел,Восемь суток плавился эфир-котел!Взять! Снести! Продвинуться! Обойти!А куда укроешься на том пути?На долине ровныя – Лепота,До царя небесного – Виднота!Ах ты трехлинеечка – жуть берет,Как же она милая достает!У особотдельцев не дрожит рука —Вгонят пулю в пулюХоть в облака!Бронебойка взвизгивает как кобельБьет наотмашь бронированных зверей!СгорячаПодпрыгнулаВ небеса

Завалила!Юнкерса!Как грача!

Нет пути дивизии – корпус стал,По заходящей армии идет обвал…

Вот и приходится пехотой в лобОтправлять на кладбище за взводом взвод,Крушить их о стену, катать о валуны,А пули летят все с другой стороны,И вдруг как бесы взрывают гранит —Вскипают пулеметы из-под плит!

Только на девятый угарный деньОпустилась щебня седая тень…

Отстреляли танки – подались назад,Понесли с погоста своих солдат,И на плащпалатке в восемь рукВ молчании вынесли русский труп.

Герр Оберст – матерый волк,Смотрел в глаза – васильковый шелк…

На щегольской выкладки сапоги —Летящий посыл офицерской ноги…

На гимнастерку, влитую в станПортупеями последних ран…

Стеком коснулся Красной Звезды —ВзглядомЗахлопнулОткрытыеРты!

– Русского офицера и его солдатПохоронить по-рыцарски – отдать парад!Солдаты Германии – учитесь у них,Как надо сражаться в плохие дни!

У Параскевы – Пятницы они легли,В Сорок Третьем немцыЕё сожгли…

Глава 5. Гений Кутузова: Доступность Бездны