Уайклифф разрывает паутину - Джон Берли

— И что произошло потом? — спросил Уайклифф.

— Что касается меня, то ничего. Старая леди окончательно выжила из ума, и Хильда перестала ее навещать. Вот и все.

— И вы напрочь выкинули это дело из головы? Даже не пытались обсуждать эту тему с Джейн, когда помогали ей продавать мебель?

Берти ответил, но не сразу.

— Я упомянул об этом в разговоре с ней, но она сказала, что понятия не имеет, куда делась картина. Солгала, разумеется.

— И тогда вы решили на всякий случай сами порыскать в старой маслобойне.

Берти промолчал.

Неслышно возник на пороге Диксон и встал у двери, выжидая. Керси выразительно посмотрел на него, а Уайклифф сказал:

— Прекрасно, Диксон, приступайте к работе здесь.

Берти проводил глазами полицейского, который вошел в его фотолабораторию и закрыл за собой дверь.

— Что ему там понадобилось? Имею я право знать, что он там собирается искать?

Уайклифф сохранял спокойствие.

— Я думал, вы догадываетесь. Он ищет два произведения живописи, стоимость которых около полумиллиона, но не только это. Он пытается установить нечто значительно более важное. К примеру, не здесь ли четыре дня прятали труп Хильды Клемо. Он ищет одежду, что была на ней в день исчезновения, ее сумочку и любые другие улики, которые пролили бы свет на обстоятельства ее убийства и помогли привлечь к ответу преступника.

Потрясенный, Харви привстал в своем кресле.

— Неужели же вы считаете, что я мог?…

— А разве не могли? Предположим, вы нам соврали. Предположим, что вы уже сбыли картину через одного из своих сомнительных знакомых, которых приобрели, пока работали на «Ловелл и Делбос». Или просто спрятали, дожидаясь подходящего случая… Если Хильда узнала об этом и пригрозила…

— Но я же сказал вам чистейшую правду! — Голос его сорвался, а лицо исказила страдальческая гримаса человека, который сейчас разрыдается.

Снова беззвучно возникла фигура Диксона, стоявшего на пороге в позе часового. Уайклифф жестом велел Керси узнать, в чем дело, и оба скрылись за дверью лаборатории.

Уайклифф и Берти остались вдвоем. Берти ждал, не решаясь рта раскрыть. Ладони его были накрепко сцеплены, на лбу выступила крохотным бисером испарина.

Когда же Уайклифф вновь заговорил, он сменил тему и взял тон, каким ведутся самые легкие беседы. Он по опыту знал, что запуганный, униженный подозреваемый способен даже в самом порядочном следователе разбудить скрытые садистские наклонности, и не собирался доводить до этого. Нужно было зайти с другой стороны.

— Как вам наверняка известно, мистер Харви, — сказал он, — гомосексуальная связь на добровольной основе между взрослыми людьми давно не считается преступлением.

Берти поднял на него удивленный взгляд.

— Хильда узнала, что вы гомосексуалист, — продолжал Уайклифф. — Отсюда и ваша фотография в голом виде, не так ли?

Берти помолчал немного, потом едва слышно прошептал:

— Что бы я вам сейчас ни сказал…

— Что бы вы ни сказали, — перебил Уайклифф, — только пойдет вам на пользу, но при условии, что это правда.

Опять пауза, машинальное перекладывание бумаг на столе.

— Да, вы правы. Однажды она явилась ко мне с фотографией. Наверное, взяла там, — он кивком указал на лабораторию. — Хотя даже ума не приложу когда. Я ведь туда никого не пускаю…

Он охрип окончательно.

— Это была та самая фотография, что я показал вам сейчас?

Берти отрицательно покачал головой.

— Нет. Ту она вернула мне… Божилась, что больше у нее нет. Обманула, конечно же…

Стараясь не шуметь, в комнату проскользнул Керси и занял свое место.

— Как вы думаете, зачем она это сделала?

Берти устало махнул рукой.

— С Хильдой всегда так было. Она жаждала знать… Знать абсолютно все. Она не могла смириться с мыслью, что у людей есть свои секреты. И не так уж они были ей интересны, но все же стоило ей заподозрить, что кто-то что-то скрывает, она не успокаивалась, пока не разнюхивала, что именно.

Своего рода обида придала ему уверенности. Уайклиффу пришли на память слова Элис о том, что в некотором смысле Берти по-прежнему оставался ребенком. И вот сейчас он изливался перед ними точь-в-точь, как маленький мальчик жаловался бы родителям на соседского сорванца.

— И что же она делала, когда узнавала?

Берти только развел руками.

— Ничего. Она давала вам понять, что знает. И все — этого ей было достаточно.

— На том снимке, что она вам вернула, тоже были вы?

Он не ответил.

— Вероятно, вы с вашим партнером? — Уайклифф бросил взгляд на Керси, и тот кивнул. — С Иннесом?

Берти густо покраснел, повернулся к Керси и тут его наконец прорвало:

— Да, да! Какого черта спрашиваете, если вам все известно?! Вы же перерыли там у меня все!

Керси воздержался от препирательств, и Уайклифф продолжил:

— Вы с ним иногда встречались по ночам здесь?

— А вам-то какое дело? — Берти все еще горячился. — Вы же сами сказали, что…

— Ваша личная жизнь, мистер Харви, нас интересует лишь в связи с расследованием убийства, — резко прервал Уайклифф. — Убийства девушки, к которой вы якобы испытывали чувство привязанности. Поэтому я буду решать, какие вопросы вам следует задать, и сделаю соответствующие выводы, основываясь на ваших ответах или отказах отвечать. Итак, вы оставались здесь на ночь с Иннесом?

Берти покачал головой.

— Когда нам удавалось вместе провести ночь, то это происходило в одном из пустующих домиков-прицепов.

— А где вы были во вторник ночью, то есть в ту ночь, когда труп Хильды сбросили в карьер? В пять часов утра ваша постель не была еще даже разобрана.

Страх опять начал овладевать им, и слова его были чуть слышны:

— Я был в одном из домиков.

— В каком именно?

— В Б-7 на самом краю кемпинга.

— Вдвоем с Иннесом?

— Нет, Тристана не было. Мы договорились встретиться, но он не смог прийти.

— Вы покидали прицеп ночью?

— Нет, ни разу!

Уайклифф поднялся.

— Что ж, хорошо. Когда мистер Керси закончит свою работу здесь, он, с вашего разрешения, пошлет своих людей, чтобы произвести осмотр вашей комнаты в доме. Кроме того, вас попросят изложить свои показания на бумаге.

Берти Харви сидел, слепо уставившись в беспорядочно разбросанные бумаги на своем столе.

Уайклифф оставил Берти на попечение Керси и Диксона. Как было оговорено заранее, Люси Лэйн ждала его в машине. По ее рации был слышен отрывистый и хрипловатый диалог.

— Криминалисты готовы? — спросил Уайклифф.

— Так точно, сэр.

Люси вела машину. Уайклифф никогда не садился за руль сам, если это можно было поручить кому-нибудь другому. Им пришлось дать изрядный круг: проехать в обратном направлении через кемпинг, выехать на дорогу и дальше, вверх по склону холма, на шоссе.

Хотя Уайклифф мрачно молчал и явно не был склонен к общению, Люси рискнула задать ему вопрос:

— Удалось что-нибудь выжать из Берти, сэр?

— Он признал, что ему было известно о картине, но ничего больше.

— Иннес в этом как-то замешан?

— Пока только как сексуальный партнер Берти.

— Ах, вот оно что! Тогда понятно, — однако Люси не пояснила, что именно она поняла.

После непродолжительного молчания Люси сделала еще один заход.

— Хильда решила провериться у доктора на беременность. Известно, что результат анализа был отрицательным, однако у нее, должно быть, все-таки была причина для обращения к медицине.

— Ты хочешь сказать, что у нее был мужчина. И если не юный Мартин, то кто же? Понимаю ход твоих мыслей, но только сам по себе факт, что Иннес и Харви состояли в гомосексуальной связи, не исключает их из круга ее вероятных партнеров.

— Вероятно, так, сэр, — кивнула Люси и примолкла.

Они свернули с шоссе на проселок и миновали дом Мойлов. Ветер немного утих, но все еще шел сильный дождь. Грязно-коричневые потоки стекали из-под изгородей на грунтовую дорогу, и колеса их машины взметали брызги из луж и то и дело подпрыгивали на скрытых водой рытвинах. Тумана не было, но юго-восточный ветер настолько обесцветил пейзаж, что все вокруг погрузилось в серый сумрак.

Люси припарковалась рядом с «ситроеном». На этот раз дверь бунгало оказалась закрытой.

— Жди меня здесь, — сказал Уайклифф. Он направился к двери и постучал.

Буквально через несколько секунд ему открыл сам Иннес.

Во внешности этого человека произошла едва уловимая перемена. Он казался старше, и Уайклифф готов был бы поклясться, что в шевелюре его прибавилось седины. Изменилась и его манера держать себя. Сквозь высокомерные повадки ученого мужа и светского джентльмена стали проглядывать неуверенность в себе, нервозность и, вероятно, даже страх.

— Мистер Уайклифф?…