Тяжёлые сны - Федор Сологуб

Ленька не умер, но был болен. Несколько дней пролежал, начинал бредить, но все обошлось легко. Логин позвал к нему врача, и тот принялся угощать мальчика микстурами. Надо было определить положение ребенка в будущем. Логин заявил о своем желании взять мальчика на воспитание. Препятствий не оказалось. Однако все, с кем Логину приходилось говорить об этом, удивлялись и спрашивали:

— Да на что он вам понадобился? Маята одна с ними, — у кого и свои, так плачутся.

Логин тоже удивлялся и отвечал вопросом:

— Да куда ж мне его деть?

— Как куда! Ведь он же был в богадельне?

— Да я обещал ему, что не отдам его туда: он не хочет.

— Вот еще, нежности какие! С непутевым мальчишкой!

И не было в городе никого, кто бы не подивился странной затее Логина

— Дурь на себя напускает! говорили благоразумные люди.

А те, до кого уже дошла сплетня, зародившаяся в разговоре Мотовилова со Вкусовым, многозначительно переглядывались.

Одни Ермолины не удивлялись и не сердились на Логина. Анна однажды сказала ему с улыбкою:

— Достанется вам за Леньку.

— От кого?

— От всех здешних. Взяли бы вы мальчика для того, чтобы пользоваться его силенками, были бы вы купец или ремесленник, это было бы понятно. Но пустить к себе чужого ребенка только потому, что у вас найдется лишняя копейка для него, — это для них диковинка. Подождите, вас еще хвалить будут, да так, что не поздоровится.

Ленька стал выздоравливать; он каждый раз отымал у Логина долю времени и создавал для него что-то вроде семейной обстановки. Ленька был беспомощен и кроток, конфузился своего нового положения, боязливо слушался и начинал поговаривать о городском училище, где учился. Потом повадился рассматривать картинки в книжках и пытался срисовывать, но рисунков своих не показывал, вообще дичился и разговаривал мало. Иногда же на него находил откровенный стих, и он вдруг, без всякого, по-видимому, повода, принимался выкладывать Логину свои воспоминания.

Анатолий часто забегал к ним. Ленька и его дичился сначала, но скоро привык. Они сделались мало-помалу друзьями. Анатолии пользовался большим уважением Леньки, и Ленька ему беспрекословно подчинялся. Это было полезно для "смягчения нравов", говорил Толя.

Прасковья, служанка Логина, рябая и мрачная, была в большом негодовании: ей прибавилось дела. В беседах с соседками, Дылиными, она называла обращение Логина с Ленькою баловством. Когда Ленька стал на ноги, Прасковья, чтоб не лодырничал, пыталась приспособить его к кухне: заставить сапоги почистить, в лавочку сходить. Мальчик повиновался, если не был в распоряжении Анатолия Вся его способность сопротивления, казалось, была истощена без остатка побегом.

Дылины сочувствовали Прасковье. Как все, привыкшие бедняться и пользоваться подачками, они были завистливы на чужое добро. Тратят на "дрянного мальчишку" то, что могло бы быть подарено кому-нибудь из братьев или сестер! Это казалось им свинством. То, что Ленька может, когда захочет, усесться на любое кресло и даже на диван, злило мальчишек и девчонок, которые спали где придется, на полу, на лавках, покрывались тряпками и носили рваную одежонку. Поэтому они дразнили Леньку и задевали его, когда он показывался на дворе один

— Завидущие! — называл их Ленька.

В городе продолжали носиться слухи, которые волновали горожан. Были случаи смерти от холеры. К толкам о причинах ее приплелась басня о воздушных шарах. Говорили, что на шарах неведомые люди летают, сыплют сверху в реки и колодцы зелье, и оттого холера. А потом сообразили, что шары прилетели из Англии: англичане народ морить вздумали, потом воевать придут, — англичане будто бы и врачей подкупили. Около холерных бараков стали похаживать небольшие артели мещан; они злобно посматривали на фельдшеров и тихонько поругивались. Фельдшера принимали напряженно-равнодушный вид. Они напрасно ждали больных: родные прятали заболевших или просто не давали переносить их в больницу, — думали, что в бараке уморят. На улицах чаще стали попадаться пьяные.

Кто-то пустил молву, что Молин улетел из тюрьмы на воздушном шаре К острогу собралась толпа мещан и загалдела под окном квартиры тюремного смотрителя. Оказалось, что Молин на месте. Но многие говорили:

— Известно, убежит, — господа все заодно.

— Нашли дурака, — на каторгу идти!

Юшка Баглаев, как городской голова, вздумал показать свою распорядительность и велел окрасить несколько фур в черный цвет: на этих фурах думал он перевозить в бараки холерных больных Когда фуры были готовы и Юшка осматривал их, он внезапно вдохновился и велел намазать на них по краям белые полосы. Мрачные экипажи показались на улицах и привели горожан в уныние.

К городским толкам приплеталось имя Логина, — и стал он в городе популярным, сам не зная о том. В низших слоях общества догадки насчет Логина были совсем нелепы. Говорили, что это он летает на шарах по ночам, когда все спят, а видеть его нельзя и шара нельзя видеть: вроде как шапка-невидимка.

— Какой там шар! — толковали старухи. — А летает он на огненном змее.

— А пожалуй, что и так, — соглашались другие.

— А то просто оседлает метлу, да и поедет. Говорили, будто Логин собирает людей в тайное согласие и кладет на них антихристову печать. Эти толки исходили преимущественно из лавок, — купцы возненавидели проект Логина, как только услышали о нем.

Толками о Логине особенно интересовался Мотовилов. У него тоже был в городе магазин, а потому и его сердил проект Логина. По поводу городских толков Мотовилов имел интимный разговор с директором гимназии. Директоор выслушал Мотовилова апатично и выразил мнение, что надо подождать «поступков», а пока все в порядке. Мотовилов заметил, что дожидаться поступков будет, пожалуй, неосторожно, надо бы объясниться с Логиным и вывести его на чистую воду. Директор усмехнулся, но согласился. Однако он не торопился требовать от Логина объяснений.

Каждый раз, когда Логин выходил на улицу, встречные осматривали его с особенным вниманием. Иные останавливались и смотрели вслед за ним. Враждебны и боязливы были эти взгляды. А Логин не замечал их, — он погружен был в свои планы и мечты. Надежда на счастие все чаще зажигалась в нем, как заря над развалинами. Образ Анны мелькал перед ним, ее голос звучал в его ушах. Но что-то темное бросало на его душу колеблющуюся, тревожную тень. Кто-то туманный, неуловимый, злой издевался над заветными мечтами.

Тоскливые глаза Логина и его малословность поражали иногда, но не пугали Леню. Мальчик присматривался к нему и старался что-то сообразить, но пока напрасно.

Вечером, когда Логин сидел за чайным столом, пришел Юшка Баглаев, по обыкновению, под хмельком и красный. Объявил:

— Сперва дела, — завтра на маевку едем. Согласен? Что тебе все корпом корпеть, — надо поразмяться.

— Кто едет, скажи сначала, — лениво спросил Логин.

— Чудак! — воскликнул Юшка. — Уж скучать не будешь, — ведь и я там с тобой буду.

— В таком разе как не ехать! — усмехаясь, отвечал Логин.

— Ну, а коли так, давай водки.

— Вот я тебе чаю налил, — сказал Логин, указывая на дымившийся перед Баглаевым стакан.

Но Юшка вытребовал водки. Ухватив рюмку дрожащими руками, он нечаянно стукнул ею о край стакана и пролил в свой чай половину водки. Логин потянулся за Юшкиным стаканом и сказал:

— Давай-ка, я тебе чай переменю. Но Юшка замахал руками. Закричал:

— Что ты, что ты! Добром добра не испортишь.

— Где это ты клюкнул сегодня, городская голова?

— Известно где, — дома, за обедом, около стекла чисто обошелся, — а вот, пока к тебе шел, ветром опахнуло, и опять чист как стеклышко. Юшка Баглаев, заметь себе, никогда не бывает пьян.

— Верно!

— Я, брат, к тебе урвался потихоньку от жены, — зашептал Юшка, — ревнует меня к Вальке.

— Да Валентины нет сегодня в городе.

— Да, поговори вот с бабой.

— А ты, надо полагать, дал повод к ревности.

— Ну, ври больше.

Не успел Юшка опрокинуть еще и двух рюмок, как на улице раздались звонкие крики Жозефины Антоновны, жена Баглаева:

— Я знаю, что он здесь, подлец этакой! Я ему кишки повытереблю!

Юшка вскочил и прижался к стене. Выпуклые глаза его выразили страх. Он прижимал локти к стене, словно желая вдавиться в нее. Зашептал, вращая покрасневшими белками:

— Вот влопался! Спрячь, спрячь меня подальше: все закоулки обшарит.

Логин подошел к окну. Жозефина Антоновна, вертляво двигаясь всем своим телом, закричала:

— Как вам не стыдно, господин Логин! Где вы спрятали моего мужа? Но не беспокойтесь, я знаю, где он и с кем он.

Смуглое лицо Баглаевой нервно подергивалось тысячью гримас. С нею пришли Биншток, слюняво и опасливо хихикающий в сторонке, и Евлалия Павловна, увядающая девица с веселыми улыбками и хмурыми глазами, учительница женской прогимназии.