Линкольн - Карл Сэндберг

Уход Джона Брауна в долину смерти нашел отклик во всей стране. Обаятельная Луиза Олкрт называла его «Святой Джон-справедливец». Лонгфелло записал в своем дневнике, что повешение Брауна установило «день новой революции, необходимой не менее, чем первая». Губернатор Виргинии, выступая в Ричмонде, сказал: «Это был человек с ясной головой, отважный, сильный духом, фанатик, полный самомнения, разговорчивый, но твердый в своих убеждениях, честный и умный». Бостонский юрист сказал на съезде демократов, что целью Брауна было «вызвать социальную революцию и гражданскую войну» в Виргинии.

Вооруженное выступление Джона Брауна окрасило всю политику страны. «Нью-Йорк геральд» напечатала рядом сообщение о событиях в Харпере Ферри и полностью речь сенатора Уильяма Сьюарда, в которой он предсказывал «непримиримый конфликт». Потом в сенате Стюард выступил с разъяснениями: он был против заговоров, засад, нарушения права собственности, насилия по примеру Брауна; он предпочитал разум, избирательное право и дух христианской религии. Но никакие разъяснения уже не могли смыть с него пятно радикала — кандидат в президенты от республиканской партии Сьюард оказался сильно подмоченным. Джеас Фел и судья Дэвид Дэвис неутомимо готовили планы выдвижения своей темной лошадки в мае месяце.

К этому моменту штат Канзас уже имел свою конституцию и законодательное собрание. Предстояли выборы местных чиновников и делегата в конгресс. Линкольн выступил за республиканский список в Трое, Донифане, Ачисоне и Ливенворте. Местная газета «Таймс» сообщила: «Его симпатии были на стороне Брауна в его ненависти к рабству, но попытку к восстанию он категорически порицал. Он полагал, что старик безумец. Линкольн еще не встретил ни одного республиканца, который одобрил бы проектируемое восстание».

Его решения и выбор политических средств диктовались быстро меняющейся обстановкой. В июле 1859 года он писал коллеге-адвокату: «Должен признаться, что в президенты я не гожусь». В ноябре он отправил приятелю в Пенсильванию письмо, в котором намекал, что он, пожалуй, будет баллотироваться. «Конечно, я буду добросовестно работать рядовым членом партии, если только решением партии — а я считаю это возможным — мне не будет предусмотрено другое назначение».

В декабре пришло письмо от лидеров республиканской партии в Огайо с просьбой разрешить «опубликование» знаменитых дебатов 1858 года. Линкольн ответил, что он благодарен за «очень лестные отзывы», заключенные в этой просьбе. «Мое желание состоит в том, чтобы копии речей, которые я препровождаю, были напечатаны точно, без изменений и комментариев». Целый год до этого момента работал он, вырезая из газет наиболее важные речи Дугласа и свои.

Спрингфилдский «Джорнэл» писал: «Имя «Старого Эйби» — лидера великой армии республиканцев Северо-Запада — стало символом силы и могущества». Другие газеты присоединились к этой оценке. Линкольн знал, что по выходе из печати книга будет прочтена огромным количеством людей.

На титульном листе было напечатано: «Политические дебаты между почтенным Авраамом Линкольном и почтенным Стифеном А. Дугласом во время прославленной избирательной кампании 1858 года в Иллинойсе». В книге дано описание страстной преданности Дугласа республике свободных белых людей от. океана до океана, с непременным условием, что «низшие расы», как он их назвал, — негры, индейцы, китайские кули будут лишены гражданства, а также воспроизведены решительные протесты Линкольна против распространения рабства и всесторонняя защита им параграфа, гласящего, что «все люди рождены равными».

16 февраля 1860 года чикагская «Пресс и трибюн» безоговорочно поддержала кандидатуру Линкольна в президенты; газета утверждала, что его репутация «столь же прекрасна, как и у лучших людей страны… Иллинойс и Индиана скорее отдадут свои голоса ему, нежели кому бы то ни было другому… колоссальная широта мысли и острый интеллект», и дальше: «Линкольн никогда не станет президентом посредством интриг и меркантильных сделок». 23 февраля, в день, когда Линкольн уезжал в Нью-Йорк, газета «Иллинойс стейт реджистер» разразилась следующими строчками по поводу предстоящего его выступления в Плимутской церкви: «Тема неизвестна. Вознаграждение — 200 долларов и дорожные расходы. Цель — президентство. Результат — досада».

Вечером 27 февраля в Нью-Йорке разбушевалась метель, нарушившая движение транспорта, и зал Купер Юнион не был полон. Пришло около полутора тысяч человек, уплативших за вход по 25 центов; сбор составил 367 долларов. «Трибюн» сообщила, что «со времен Клэя и Вебстера в Нью-Йорке не было такого большого собрания «интеллектуальных и морально-культурных» людей.

Редактор газеты «Ивнинг пост» Уильям-Колен Брайант напомнил аудитории, что Линкольн был избран народом Иллинойса в сенаторы, но что законодательное собрание послало Дугласа. В заключение он сказал: «Друзья мои, мне остается только произнести имя Авраама Линкольна из Иллинойса (громкие овации), чтобы обеспечить ему ваше глубочайшее внимание». Раздались аплодисменты; оратор улыбнулся, ухватился левой рукой за борт сюртука и стоя выжидал, пока приветствия затихли.

«Мистер председатель», — сказал он с характерным кентуккийским акцентом. Он не торопился начинать. Некоторые республиканцы не знали, огорчаться из-за этой заминки или смеяться. Но когда он заговорил, настроение изменилось. Они поняли, что он глубоко продумал острые проблемы момента и разобрался в чувствах, так волновавших людей. Он цитировал слова Дугласа: «Наши предки, когда они создавали правительство страны, разбирались в этой проблеме (рабства) не хуже, а может быть, и лучше нас». Линкольн много цитировал, оглашая известные исторические документы, чтобы доказать, что у «предков» была республиканская точка зрения по вопросу о распространении рабства.

Он доказывал, что республиканцы не были ни радикальны, ни революционны, а просто консервативны, ибо они проводили линию «предков», составивших Конституцию.

«И все же, — говорил он, — я не думаю, что мы обязаны безоговорочно следовать по пути наших предков. Поступать так — значит отвергать весь современный опыт, отказаться от прогресса. А теперь, если южане захотят меня выслушать, — а я полагаю, что они не захотят, — я скажу несколько слов народу юга… Хотя мы и считаем, что рабство — зло, мы все же можем позволить себе оставить его в том положении, в каком оно сейчас находится, ибо мы не можем не считаться с фактом его существования. Но можем ли мы, имея такую силу, как голосование, позволить ему распространиться на другие национальные территории и захлестнуть нас здесь, в свободных штатах? Если чувство долга запрещает нам это, тогда выполним наш долг бесстрашно и эффективно». Закончил он так: «Преисполнимся веры, что правые вершат правые дела, и с этой верой будем стоять до конца, смело выполним наш долг так, как мы его понимаем».