Прах и безмолвие - Реджинальд Хилл

— Только не про эти чертовы письма! И чего я их не сжег все сразу?! Ты не должен отвлекаться от настоящих дел, парень. Я хочу, чтобы ты поехал сейчас в больницу и попытал счастья с миссис Уотерсон, только не так, как это делает Сеймур! Так что нечего здесь околачиваться. Скоро откроется, а у нас ни в одном глазу! Слава тебе, Господи, Уилди завтра выходит. Ты его уже видел? Ему шестнадцать швов на лицо наложили вчера ночью, и, должен тебе сказать, разницы почти никакой. А если что и изменилось, так только к лучшему!

Идя по коридору, Паско все еще слышал его хохот и думал о том, что, вероятно, горечь поражения не самое худшее из зол в жизни.

Памела Уотерсон была не в восторге от того, что ее уже второй раз за утро посещают полицейские. А когда Паско сказал ей то, что намеревался, ее негодование сменилось скрытой настороженностью.

— Кто вам это сказал? — спокойно спросила она.

Паско пожал плечами и молча наблюдал, как она пытается определить то ли источник информации, то ли как ей на его слова реагировать.

— Да, это правда, — наконец призналась она. — Несколько недель назад, еще до того, как мы окончательно разошлись, он спросил меня, не могла бы я стащить немного наркотиков. Я сказала — нет. И все кино.

— Вы не упомянули об этом в разговоре с моими коллегами.

— А почему я должна была это делать? Ведь преступление не состоялось, не так ли?

— Ну, полно, миссис Уотерсон. Он же не аспирин вас просил ему принести от головной боли! Он просил какой-то определенный препарат?

— Нет. Ему не представилось такой возможности. Это была последняя капля. Одна из последних капель. Я не стала его слушать, сказала, что между нами все кончено, и ушла.

Она так и не предложила Паско присесть. Люди почему-то считают, что скорее отделаются от полицейского, если он будет разговаривать с ними стоя. Однако это не помогает. Прислонившись к спинке кресла, Паско внимательно изучал лицо миссис Уотерсон. На вид она была спокойной и сдержанной, именно такого человека хочется видеть рядом с собой, находясь на больничной койке, когда особенно остро чувствуешь свою беззащитность. Однако под ее внешним спокойствием что-то скрывалось. Как это Сеймур сказал? «Она была очень несчастна». Да, это так, но, кроме того, видимо, эти последние капли все капали и капали ей на голову. Из собственного опыта Паско знал, что физическое страдание делает человека эгоистичным, но, когда человек страдает морально, случается, что чужие горести поражают как удары молота, и в таком состоянии эта медсестра могла воспринимать смерть или ухудшение состояния любого больного в ее палате как собственное горе.

— Ваш муж — наркоман? — спросил Паско.

— Он не колется, по крайней мере не кололся — я бы заметила, пока мы были вместе. Гашиш — да. Но кто сейчас не курит травку? Стимулирующие таблетки иногда глотает, и я не сомневаюсь, что, будь у него кокаин, он бы его нюхал. Но я не сказала бы, что он наркоман.

Похоже, она защищала своего мужа. И Уилд, и Сеймур — оба говорили, что она испытывала к нему двойственные чувства, хоть и ушла от него. Принадлежность католической вере давала ей веские основания официально не разводиться с ним. Иногда даже Господа Бога можно использовать в своих целях.

— Когда он попросил вас украсть наркотики, вы решили, что они предназначались для его личного пользования?

— Конечно да. А для чего же еще? О Господи, неужели вы заподозрили, что он ими торгует?! Помилуйте, он свою жизнь-то организовать не умеет, что уж говорить о наркобизнесе, где все должно так четко стыковаться. Да у него и песочные часы отставать будут. К тому же, если бы он торговал наркотиками, он бы получал что-то с этого, а не сидел бы без гроша, не так ли?

Это было точное повторение логического вывода Дэлзиела. Паско кисло улыбнулся. В течение часа его доводы уже дважды опровергались.

Согнав улыбку с лица, он строго переспросил:

— Ваш муж сидит без гроша, вы сказали? А когда он уходил с работы, разве ему не выдали никакой компенсации под расчет?

— По сути дела, выдали, хотя он не имел на нее права, так как ушел по собственному желанию. Но ему выплатили премию, довольно щедрую, потому что, думаю, его там любили. Удержать не могли, но любили. — Она невесело рассмеялась. — Совсем как я.

— И куда же делись эти деньги?

— А Бог их знает. Эта затея с переоборудованием чердака в мастерскую наверняка стоила немало. Не мог же он работать просто в лишней комнате, которая пустовала, только не Грег! У него всегда грандиозные идеи! Ему необходима, была собственная мастерская… — Голос ее прервался.

Паско про себя продолжил ход ее мыслей: «…если бы Грег не поручил Свайну перестройку своего чердака, он не познакомился бы с Гейл Свайн, а она не умерла бы, и Грег не был бы сейчас…»

Что же, черт возьми, делал сейчас этот Уотерсон?

— Ну хорошо, — сказал Паско, — вы не можете представить себе своего мужа в качестве торговца наркотиками. Но давайте обдумаем другой вариант. Если бы кто-нибудь, на кого ваш муж желал бы произвести впечатление, испытывал бы нужду в чем-то таком, что их обоих… воодушевляло, не захотелось ли бы ему тогда выглядеть парнем хоть куда, крутым мужиком со связями везде, где хочешь?

Она провела кончиками пальцев по запавшим щекам. Ее глубокие голубые глаза смотрели на него невидящим взглядом. Потом она со слабой улыбкой мягко произнесла:

— Вы, кажется, говорили, что не знаете моего мужа.

— Выходит, я прав?

— Именно так он всегда и ведет себя. Особенно с блондинками.

Что бы она там ни говорила, из всего клубка причин, по которым она ушла от мужа, главной была ревность. Поэтому следующий вопрос задавать было уже куда легче.

— Мы бы хотели поговорить с кем-нибудь, — непринужденно и деловито сказал Паско, — у кого могла быть с вашим мужем близкая связь. Конечно, мы будем делать это осторожно, чтобы не осложнять отношения в других семьях.

Он на мгновение устыдился своего коварства, предлагая ей сохранить чистую совесть и одновременно побуждая на сделку с ней. Он не знал, что в данном случае перевесит, но она без лишних колебаний ответила:

— Кристина Кумбс. Беверли Кинг.

— Что, всего две? — спросил он в лучших традициях своего шефа и, как ему показалось, даже его голосом.

— Две, про которых я знаю наверняка, — ответила она, нисколько не возмутившись его вопросу. — Насчет многих других у меня есть подозрения, но я не хочу пускать вас по ложному следу только из-за своих личных соображений.

Так вот чем она успокоила свою совесть!

— Эта уверенность… — начал он.

— От миссис Кумбс я нашла у него письма. А с мисс Кинг я застала его в постели.

— Господи Боже! Ой, я хотел сказать, мне очень жаль. Вы больше ничего мне не можете сказать? Может быть, адреса?

— Адресов я не знаю. Кинг работает там, где раньше работал Грег, а Крис Кумбс — жена Питера Кумбса, директора по кадрам в той же конторе. Так что, как видите, он не воздерживался от интрижек, как говорится, в «собственном доме», кстати, с мисс Кинг это приобрело вполне прямой смысл.

Во все время разговора она стояла, напряженно выпрямившись. Теперь, казалось, ноги у нее подкосились, она пошатнулась и села.

— С вами все в порядке, миссис Уотерсон? — спросил Паско.

— Да, не беспокойтесь. Послушайте, а почему вы не присядете? Извините, я была не слишком вежлива.

Он взглянул на нее и почувствовал себя не в своей тарелке. Лучше было, когда она казалось сильной.

— Нет, спасибо, мне уже пора идти, и думаю, я и так отнял у вас достаточно времени. Спасибо за помощь. Надеюсь, все это как-нибудь уладится. Не вставайте, пожалуйста. Я сам выйду.

Паско вышел, испытывая чувство вины перед ней. На лестнице он встретил медсестру, поднимавшуюся ему навстречу, остановил ее и сказал:

— Вы знаете миссис Уотерсон? Мне показалось, она неважно себя чувствует. Не могли бы вы зайти к ней на минутку, просто посмотреть, все ли у нее в порядке.

Слегка заглушив тем самым угрызения совести, он пошел своей дорогой.

Глава 5

Несмотря на все то, что о нем говорили друзья, Эндрю Дэлзиел вовсе не страдал манией величия и в то же время не ощущал себя мальчиком для битья. Ему вовсе не казалось, что он само совершенство, но он и не полагал, что на него незаслуженно нападают. Его великое преимущество заключалось в том, что он никогда не настаивал на своих ошибках, а оставлял собственные ошибочные суждения, как лошадь — навоз: без сожаления. И как он сам однажды заметил, если вы кому-то напакостили, хотите вы того или нет, а придется за это расплачиваться.

Но когда он считал себя правым, он не мог покорно принимать свидетельства своих ошибок и готов был перевернуть каждый камень, чтобы доказать свою правоту. Главным из них была, конечно, Гейл Свайн. Но какой толк от трупа? Филип Свайн был за этим Иденом Теккереем как за каменной стеной. Подкопаться под него можно было разве что с помощью киркомотыги. Судя по тому, что Дэлзиел слышал о Грегори Уотерсоне, с этим типом мог бы справиться и муравей, что посильнее, но для этого его надо сначала найти. Таким образом, оставалось совсем немного кандидатур.