Последняя жертва - Болтон Шэрон

Теперь я разглядела, что фотография на самом деле вырезана из газеты. В правом верхнем углу дата — 17 июня 1956 года. На фото была изображена группа мужчин в белоснежных костюмах для крикета. Они были сняты на фоне дома в стиле Тюдоров. На уровне мужчин заднего ряда, чуть в стороне от них, стояли три женщины.

Я посмотрела на мужчину, стоящего в центре со скромным кубком в руках. Молодой мужчина с приятным открытым лицом. Довольно крупные черты лица: большие глаза, крупный нос, полные губы, широкий рот. Волосы, как мне показалось, каштанового цвета, были коротко подстрижены по тогдашней моде.

— Это Уолтер, — сказал Мэт. При звуке его голоса я даже подпрыгнула — не ожидала, что он стоял настолько близко. — Когда я был мальчишкой, он был уже капитаном команды по крикету.

Под снимком были перечислены имена игроков. Я провела пальцем по списку, соотнося эти имена с лицами. Все братья Уолтера играли в крикет. Арчи, который давно уехал в Америку, был самым высоким и самым красивым из братьев. У него была смуглая кожа, тонкий, чуть крючковатый нос и раскосые темные глаза. Его лицо показалось мне смутно знакомым, но я не могла вспомнить, кого он мне напоминает. Какую-то телезвезду? Я попыталась примерить на него костюм менестреля и не смогла. Он не тянул на менестреля.

Гарри, пьяница, которого постигла нелепая смерть, был похож на Уолтера, но ниже ростом, плотнее и с белокурыми волосами. Сол, «паршивая овца», был очень похож на старшего брата: тот же рост, те же черты лица. Вполне вероятно, что в моем доме побывал Сол. Также вероятно, что Сол Уитчер сейчас находится в этом доме. Я не сдержалась и нервно огляделась.

— Это главный дом поместья, — сказал Мэт, указывая на снимок. — За ним была пашня, предыдущий хозяин выровнял ее и превратил в поле для крикета. Клайв Вентри говорил, что хочет отреставрировать дом. Когда сможет побыть в стране подольше.

Меня совершенно не интересовало поле для крикета.

— Большое фамильное сходство, — заметила я, водя пальцем от Сола к Уолтеру. — Ты знал его? Я имею в виду Сола Уитчера.

Мэт отрицательно покачал головой.

— Он уехал еще до моего рождения.

— Возможно, он еще жив. И живет в этом доме.

— Пока нет и намека на его присутствие.

Я не хотела с ним спорить. Однако меня не покидало ощущение, что дом обитаем.

— А почему ему пришлось уехать? — спросила я.

— Никто точно не знает, — ответил Мэт. — А даже если и знают, то не хотят говорить. Ты наткнулась на местную тайну, Клара. Я несколько лег назад сам заинтересовался этим и просмотрел в участке все старые записи. Что бы тогда ни случилось, произошло это в 1958 году, когда сгорела церковь. Сол всю свою сознательную жизнь постоянно попадал в неприятности, но цепочка совершенных им преступлений оборвалась летом 1958 года. Согласно записям, именно в этом году он перестал причинять неприятности. Гарри и Арчи Уитчеры тоже оба уехали в том году, хотя лет через десять Гарри вернулся.

1958 год. Значит, тогда сгорела церковь. Что говорила Виолетта? Она так и не узнала, что случилось той ночью?

— Что-то странное было в том пожаре, — продолжил Мэт. — Все имеет документальное подтверждение, если знаешь, где искать. Пожарных вызвали только рано утром, когда большая часть здания уже сгорела. Полицейских вообще не вызывали, хотя они сразу приехали, как только узнали о происшествии. Тогда в поселке уже имелись телефоны, но, несмотря на то что в огне пострадали люди, никто не позвал на помощь.

— В пожаре погибло два человека, — сказала я, вспомнив о могилах, которые обнаружила ранее. — Не менее двух. Один из них — священник.

Мэт кивал. Это для него не было новостью.

— Капитан идет ко дну со своим судном, — произнес он. — А через два дня умерли еще двое.

— Церковь поджег Сол? Поэтому он вынужден был бежать?

— Согласно свидетельским показаниям, поджога не было. Полиция опросила свидетелей, присутствовавших на вечерней службе. Все заявили, что никто ничего не видел. Тогда решили, что произошло возгорание из-за непотушенной свечи, а священник и еще один парень, погибший в огне, увидели пламя и попытались затушить пожар, но задохнулись в дыму.

— Других версий не было?

— Нет. Шесть или семь одинаковых показаний. Никто ничего не видел, но у каждого была своя четкая версия того, что произошло, и эти версии совпали.

— И полиция поверила.

Мэт пожал плечами.

— В документах нет никаких оснований для иного вывода.

— Но кто-то из этих людей до сих пор жив. Кто-то должен знать, что произошло. Я беседовала с Виолеттой Баклер. Она говорила о том, что церковь сгорела. Хотя, помнится мне, она сказала, что сама там не присутствовала.

— Дело все больше запутывается. Тебе надо поступить на службу в полицию, Клара. Занимаясь расследованием, ты становишься весьма словоохотливой.

Я не нашлась что ответить. Мэт, кажется, потерял всякий интерес к фотографии и прошел в другой конец комнаты. Открыл окрашенную деревянную дверь и исчез. Не желая ходить за ним хвостиком, я подошла к окну, выходящему на обрыв. В оконном стекле была трещина, и я смогла вдохнуть ночной воздух, такой пьянящий и удивительно свежий после спертого воздуха дома.

На небе именно в этот момент рассеялись облака, и пейзаж за окном внезапно залил лунный свет. Я видела узкую каменистую тропинку, частично скрытую утесником и боярышником. Она вилась за домом, потом на протяжении метров шести шла под уклон, а затем тянулась еще на сотню метров, становясь еще круче. Интересно, каково это — жить на краю утеса? Меловой утес — не самая крепкая гора.

Потом откуда-то снизу послышался звук, такой знакомый, но совершенно неуместный здесь. Вот опять! Он раздавался из-за изгороди, которая окаймляла сад, вероятно, как раз из-под откоса. Крик, похожий на крик чайки. Крик лебедя-шипуна.

Люди считают, что лебеди-шипуны только шипят, но их назвали так потому, что в отличие от остальных видов лебедей они издают относительно мало звуков. Шипуны начинают шипеть, защищаясь, а еще они издают гортанный клекот и кричат, как чайки. За годы работы я слышала эти крики много раз и была уверена: где-то неподалеку находится лебедь-шипун, большой взрослый самец. Однако до реки было больше четырехсот метров!

Я не могла придумать причину, по которой лебедь-шипун оказался бы в период гнездования так далеко от воды. В его крике я не уловила тревоги и хотела уже отойти от окна, но вдруг заметила отпечатки пальцев. Кто-то прикасался к узкому полусгнившему оконному карнизу — на слое пыли виднелись несколько отпечатков. И где-то рядом раздался чуть слышный вздох.

Я резко обернулась, не в силах избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Теперь я не слышала Мэта, и меня посетила ужасная догадка: я осталась в доме одна. Решив не поддаваться панике и не желая звать Мэта, я вошла в дверь и оказалась в темном коридоре.

Такого я не ожидала. На верхнем этаже я насчитала восемь маленьких спален, все они были проходными. Я уже находилась над третьей по счету хижиной — там, где на первом этаже была заложена дверь в кухню. У меня появился шанс. Следовало повернуть налево и вернуться в переднюю часть дома. Из коридора в том направлении вели две двери. Идти вперед? Заскрипели половицы, впереди раздался звук шагов. Я, растерявшись, отступила, но в дальнем конце коридора показался Мэт.

— Еще четыре спальни, — сообщил он. — Убогое убранство, и никаких отпечатков пальцев.

Я рассказала ему о тех, которые обнаружила на окне. Он кивнул.

— Да, я тоже их заметил. Утром осмотрю их повнимательнее.

— Выглядят совсем свежими, — продолжила я. — Если Сол — «паршивая овца», как ты говоришь, и у него криминальное прошлое, значит, в полиции есть отпечатки его пальцев, верно?

Мэт медленно кивнул.

— Даже если здесь кто-то и был, нельзя утверждать, что это Сол, — сказал он. — Может быть, местная ребятня. Или бродяга какой-нибудь.

— Как они сюда попали?

— Окна второго этажа не заколочены. Поэтому предположение, что это местная ребятня, куда вероятнее, чем что это старик Уолтер. Ты же ничего не трогала, да?