Безжалостное обольщение - Джейн Фэйзер

Скрестив ноги, закрыв глаза и подставив лицо ветру и солнцу, она расслабилась, каждой клеточкой впитывая запахи, звуки и ощущения. Она упивалась запахами воды, соли, смолы и машинного масла, скрипом мачт, оглушительным хлопаньем главного паруса в моменты, когда рулевой менял галс. Ей казалось, что она составляла единое целое со всем, что ее окружало, она ощущала себя частью вселенной, как река, лес, топи, ветер или солнечный свет. И в душе у Женевьевы царили мир и покой.

Продолжая слушать доклад боцмана об ухудшении состояния временной заплаты на пробоине «Танцовщицы», Доминик наблюдал за мадемуазель Латур. При этом взгляд его был необычно мягким, а на губах играла загадочная улыбка. Сайласа, который давно решил, что присутствие на корабле этой маленькой бестии — дурное предзнаменование, неизбежно грозящее бог знает какими несчастьями, очень встревожило выражение лица хозяина.

Насколько слуге было известно, месье лишь один раз в жизни поддался чарам представительницы прекрасного пола. Разумеется, капер не отказывал себе в удовольствиях, но у него не было ни времени, ни желания надолго или слишком сильно привязываться к какой-то одной женщине. И никогда за все эти пиратские годы Делакруа не потакал женским причудам и капризам, никогда не подпускал женщин к делам! И вот какая-то пигалица вольготно загорает на корабле, а у хозяина на лице появляется благостное выражение, какого Сайлас никогда прежде у него не видел.

— Если эта гавань нам подойдет, боцман, мы сможем поднять «Танцовщицу» и получше осмотреть пробоины, — рассеянно отвечал Доминик. — А пока пусть помпы работают безостановочно. — И, оставив боцмана с Сайласом на полуюте, он пересек палубу и подошел к Женевьеве, застывшей словно завороженная.

— Кто она? — спросил боцман, не сводя тяжелого взгляда с Женевьевы; меж бровей у него залегла глубокая морщина.

Сайлас неопределенно повел плечом:

— Дочь Латура. Кажется, она нужна месье для того, чтобы получить стоянку.

— С каких это пор месье нуждается в помощи женщины, тем более такой пигалицы? — Боцман смачно сплюнул за борт.

— Думаю, это его дело. — Неоспоримый довод Сайласа положил конец дискуссии, и мужчины разошлись по своим делам.

Тень загородила ей солнце, " и Женевьева открыла глаза.

— Я не спала, — проворковала она, сладко потягиваясь. — Я просто околдована.

— Это видно. — И Доминик сел рядом.

— Теперь мой костюм не оскорбляет вашего представления о приличиях, месье? — озорно сверкнув на него глазами, спросила Женевьева.

— Не шути над серьезными вещами, — проворчал он, закрывая глаза от удовольствия.

После минутного колебания Женевьева решила, что ворчание его не следует воспринимать всерьез:

— Мы поплывем к озеру Борн по одной из этих маленьких речушек?

— Нет, мы пройдем вниз до самой дельты, а потом поднимемся по проливу Бретон, — объяснил Доминик.

— Но разве так не дальше? — От удивления Женевьева села. — Любой мальчишка, абориген миссисипской дельты, провел бы нас прямиком к озеру Борн за несколько часов.

— Тебе очень хочется сократить путешествие? — лениво поинтересовался Доминик. — Я так давно не выходил в море, что мне не хочется ограничиваться внутренними водами.

— Не думаю, что причина только в этом, — прищурившись, предположила Женевьева. — Пираты не тратят драгоценного времени на морские прогулки.

— Какой проницательный ребенок! — Доминик довольно рассмеялся. — Ты права, не тратят. Просто я не хочу, чтобы кто-нибудь догадался о пункте моего назначения. Мы плывем к заливу, а уж куда пойдем оттуда — пусть гадают.

— Ветер поворачивает к востоку, месье, — крикнул рулевой, и Доминик вскочил на ноги.

— Очень хорошо, сделаем поворот, — сказал он, направляясь к мостику.

Женевьева, поднявшись, наблюдала, как матросы быстро занимают свои места и четко выполняют действия, необходимые для того, чтобы удержать корабль от чрезмерного крена, когда рулевой возьмет право руля. Все делалось так слаженно и красиво, что Женевьеве захотелось стать членом команды. Огромные паруса наполнились ветром, и «Танцовщица» слегка накренилась. Женевьева ухватилась за поручень. Раздался новый приказ, и матросы побежали к тросам и мачтам. Проворно, словно обезьяны, они взбирались по вантам, чтобы ослабить топсель.

Доминик не говорил ей, что она должна как приклеенная оставаться на шканцах, поэтому Женевьева не видела причины стоять здесь, в то время как на главных палубах происходит самое интересное. Там, внизу, смешавшись с командой и внимательно наблюдая и слушая, она могла бы научиться каким-нибудь премудростям морского дела. Лихо, по-матросски, задом наперед, держась обеими руками за поручни, она спустилась по трапу, заняла позицию у перил нижней палубы и, подняв голову, стала наблюдать за тем, как работают на мачтах матросы. Похоже, туда не так уж трудно взобраться. Во всяком случае, они делали это с очевидной легкостью. На отцовской верфи она видела, как корабелы чинили такелаж, сидя высоко над палубой, на реях, — и держась лишь одной рукой. При этом они смеялись, пели и чувствовали себя совершенно свободно, словно в кресле перед камином.

Парнишка лет двенадцати, не больше, вскарабкался к небольшой платформе на самой верхушке бизань-мачты.

Высота казалась головокружительной, но ванты, судя по всему, были вполне прочной «лестницей». «Какой, должно быть, дивный вид открывается с этой высоты, — мечтательно подумала Женевьева, — берега реки, а впереди — дельта и залив». Решение присоединиться к мальчишке возникло само собой.

Она скинула туфли и, едва успев осознать, что делает, ухватилась за растяжной трос бизань-мачты. Но очень скоро убедилась в том, что задача была не такой и легкой. Ступни и ладони словно противились выполнению непривычных движений, все тело то и дело «проворачивалось» на тросе, но не в характере Женевьевы было сдаваться. Стараясь справиться с неприятным ощущением, возникшим в животе, она ползла по канату равномерными «стежками». Лишь один раз Женевьева взглянула вниз. Этого оказалось достаточно. Больше она не сводила глаз с конечной цели своего движения там, вверху. Однако впечатление было такое, что та почти не приближалась. Кроме того, хрупкая и непривычная «лестница», по которой взбиралась Женевьева, вдруг под резкими порывами налетевшего ветра стала угрожающе раскачиваться.

Первым Женевьеву заметил Сайлас.

— Месье? — Матрос указал хозяину наверх.

— Господи Иисусе! — Несмотря на загар, стало видно, как сильно Доминик побледнел. — Какого черта она еще придумала? Женевьева! Немедленно спускайся!