Искра Зла - Андрей Дай

— Только вот какая незадача, — притворно посетовал второй член городского Совета. — Боец наш, о коем уже упоминалось ныне, в Речном Орехе в темнице сидит.

— Орехе?

— Речной Орех! Так зовется крепостица городская, что на холме у реки.

— Безобразия какие-нибудь учинил? — ради поддержания разговора спросил я.

— В плену он, — снова притворился Мастер. — Войско чужестранное, злокозненное, что прежде Велиград Пригорный от ворога охраняло, в крепостице засело. И Бубраша героического в подземельях гноят.

— А княжич Паркай что же? У отца в Камне гостит?

— И предводитель разбойный с ними. Он-то и отдал приказ воинам Бубраша веревками вязать да в тюрьму прятать.

У меня даже в глазах на миг потемнело от ярости. Рука потянулась к рукояти меча. И место уже выбрал на дряблой шее лживого старика, куда клинок войти должен был. Еле удержался. Ногтями до боли впился в ладонь.

— А поведай, мил человек, свое имя, — процедил я сквозь зубы, глядя в глаза хамоватому советнику. — Панкрат, князь Каменский, обязательно спросит, кто смелость имел его сына младшенького вором обозвать.

— А ты, лесной, нас не пугай, — густым басом, так, что вся площадь услышала, рявкнул, прежде молчавший, третий член Совета. — В Городе Мастеров у иноземцев больше власти нет!

Народ стал подходить поближе. Затевать спор, в котором чаще всего оказывается правым тот, у кого дубина крепче, я не собирался. Потому заторопился, проглатывая окончания слов, зашептал на ухо громогласному Велизарию. И тот, кивнув, гаркнул во всю немереную силу бочкообразной груди. И если бас советника слышали все на площади, то вопрос дворового зазвучал в ушах у половины города:

— И давно ли земли орейские стали вам, велиградцы, иноземьем? Али старейшие ваши немцам заречным город продали, земляков не спросясь?

— Так ведь не соседушки в пещерах темных железный камень ломают, а мы! — снова басил советник. — Почитай, вся Орея в брони с наших гор одета и плугами нашими землю роют! Так что иноземцы вы, они и есть!

Я уже шептал, торопился, новую порцию слов в ухо зычному слуге.

— Вот у кого родня, али друзья-приятели в прочих землях по эту сторону Великой есть? Их тоже в иноземцы записали?

— А не пошли бы вы… в Орех! — зашипел первый из отцов города. — Слово наше железное! Коли ваш боец супротив нашенского выстоит, будем и о доброходах в войско говорить. Прежде только Бубраша из подвалов сырых выньте…

— Да насчет слова вашего я уже все понял, — криво усмехнулся принц. — И с железом ты его верно приравнял!

Из переулка показалось с десяток крепких парней с дубьем в руках.

— Проход-то к Ореху знаете, али подтолкнуть? — оживился второй, едва не познакомившийся с моим мечом старик.

Ратомир пожал плечами и подал знак садиться на лошадей.

— Жаль свиту у ворот оставили, — вполголоса выговорил он, поджидая громоздившегося на спину смирной лошадки жреца. — Они бы по-другому речи вели…

— Паркай, думается мне, оттого в детинце заперся, что не хочет с горожанами мирными бой вести, — свесив ноги на одну сторону седла, уже на пути к Ореху поделился я мыслями. — Так что, и мы с дружиной малой того делать не стали бы.

— Прогневали Господа жители града сего, — пропыхтел Парель. — В наказанье разума были лишены.

— Что ни дом, то полная чаша, — вертя любопытной головой, поддакнул Инчута. — Ну чего людям надобно. Живи и радуйся!

Велизарий промолчал. Быть может, опасался поделиться мнением с половиной Велиграда.

А мне было тесно и неуютно. Каменные дома, словно утесы, сжимающие узкие улочки. Запах горящего древесного угля, железной окалины, дегтя и прогорклого масла. Нагретая солнцем пыль площадей и живительный ручеек свежести от только что постиранного, вывешенного белья. Глухие удары вони по ноздрям из отхожих мест. Запах выпекающейся сдобы на фоне омерзительной волны от давно не мытых тел…

Голова пошла кругом, в глазах все плыло. Я и вздохнуть-то смог полной грудью, только когда наша кавалькада выехала на обширное пустое приречное пространство перед воротами крепости.

Речной Орех построили как форпост Каменьского княжества. Как твердыню на северо-восточных границах орейских земель. Потому и отличалось это сооружение от теремов прочих князей, как отличается матерый богатырь от только вставшего в строй отрока. Пять ореховских башен сложены из огромных диких валунов. Две в сторону наросшего вокруг, словно гриб чага на березе, города. Две к берегу реки и еще одна, самая толстая и высокая, будто вылупившаяся из самого сердца Железных гор. Нижние ярусы кладки заполонил зеленый после недавних дождей мох. Могучие стены, как девушка шею любимого, обвивал дикий виноград.

Совершенно нелепо выглядели заваленные всяким мусором пара телег перегораживающих мост к воротам твердыни. И уж совсем смешными были три десятка горожан, вооруженных чем попало, несущих никому не нужную вахту у никчемной засеки.

— Куды прешь! — предводителю заставы казалось, будто вид он имеет грозный и полдюжины воинов в доспехах и с оружием обязаны ему отчитаться в своих намерениях.

— Как твое имя? — любезно поинтересовался я. — Мне, в общем-то, неинтересно, но мой командир, воевода всеорейского охочего войска, принц Ратомир, обязательно спросит…

— Эм… Флюм.

— Ты, видно, мастер в каком-то ремесле?

— Горшечники мы, — подбоченясь, выдал Флюм. — Мои формы и для литья пригодны, а горшки да кувшины в даль чужеземную возят.

— Я слышал о тебе в Ростоке, — серьезно кивнул Инчута. — Люди хвалят твои руки умелые. Госпожа кухарка нашего князя сказывала, что в твоих крынках молоко долго не киснет.

— Могу и такое. Спасибо на добром слове!

— Нам нужно с княжичем поговорить, — беззаботно поведал я гончару. — Станешь ли землякам преграды чинить, мастер Флюм? Вижу я, ты бросить решил ремесло. В стражу городскую зачислен. Поди, без приказа старшин иль советников не велено пускать…

— С чего же ты решил, добрый господин, что я отцово искусство бросить хочу?

— Ну, я вижу, ты стоишь тут с оружием. И руки твои не в глине. Стража велиградская в крепости заперта. На улицах пьянь на воре и разбойником погоняет. Вот и подумал, мастер известный за правду решил постоять. Видно, знатно княжич набезобразничал с дружиной своей, что ты его, словно татя, в логове обложил.

— Да не. Так-то младший — человек мирный и правду чтит… Зря он только Бубраша в подвале держит… Вы молодому Паркаю так и скажите — мол отпустит героя нашенского, и никто его держать боле не станет! Я лично мешать не буду. И так сколь дней вместо дела с сынами да племянниками здесь праздно болтаемся.