Мир, в котором тебя нет - Алексей Калугин

Большинство солдат, спасаясь от палящих лучей солнца, по примеру йеритов, накинули на головы белые платки. В городе за такое нарушение формы можно было получить строгое взыскание от командира. Но здесь, среди камней и чахлых деревьев, бан-шалей смотрел на вольности своих подчиненных сквозь пальцы.

Он и сам прекрасно понимал, что с кожаным шлемом на голове по жаре долго не попутешествуешь. Да, честно признаться, вся военная форма шалеев мало подходила для такого знойного климата, царящего в Йере едва ли не круглый год. Гражданские служащие, прибывающие в Йер из Кахима, сразу же облачались в одежду, которую носили богатые йериты. А вот шалеи были вынуждены таскать на себе свои тяжелые кожаные доспехи, защищенные нашитыми поверх них металлическими пластинами. Что ж, жаловаться не приходилось — за это им и деньги платили.

Больше всего шалеи радовались в Йере периоду дождей, когда вода падала с неба сплошным потоком, превращая дороги в непролазные топи. На улицу лучше было и вовсе не высовываться, потому что на расстоянии вытянутой руки невозможно было ничего разглядеть. Пока шел нескончаемый ливень, жизнь в Йере замирала. Даже вольные не беспокоили имперских подданных. Шалеям оставалось только сидеть в казармах, пить вино, играть в треугольники да время от времени поглядывать в окно, чтобы убедиться, что ливень пока еще не превратился во всемирный потоп.

Миновав окружающую Меллению каменистую равнину, обоз, не сворачивая с основной дороги, углубился в лес.

Повозка с клеткой, в которой находился Граис, ехала четвертой от начала колонны. Матерчатый полог, делавший повозку неотличимой от остальных, одновременно укрывал Граиса от жары и солнца. Двое шалеев, наблюдавшие за пленником, сидели в конце повозки. Настроенные вполне благодушно, они делились с арестантом припасенной водой, а один из них даже попытался заговорить с Граисом. Солдата интересовало, каким образом Граису с сообщниками удалось сбежать из столичной тюрьмы. Граис отвечать отказался, сославшись на то, что план побега принадлежал не ему, а сам он так перепугался, что толком-то ничего и не помнит.

— А в Меллению зачем пришел? — спросил шалей. — Знал ведь, наверное, что здесь тебя могут схватить?

— Мы не выбираем свой Путь, а следуем тем, который указывает нам Поднебесный, — ответил на это Граис.

— Не пойму я этих йеритов с их Поднебесным, — обратился шалей к своему напарнику. — Какой толк в Боге, который все решает за тебя? Вот я, например, обращаюсь к богам только в том случае, когда мне требуется помощь в каком-то конкретном деле. Да и то особенно на нее не рассчитываю. Как будто у богов других дел нет, как только следить за тем, чем мы здесь занимаемся.

— Все Пути, ведущие к Поднебесному, были начертаны еще до сотворения мира, — сказал Граис. — Рождаясь, мы оказываемся в начале того или иного Пути, и наша задача — сделать его как можно прямее и короче.

— Это что же, значит, скорее помереть? — удивился шалей.

— Смерть — это еще не конец Пути, — возразил ему Граис.

— Нет, здесь ты меня своими учеными штучками не проведешь, — хитро улыбнувшись, погрозил Граису пальцем шалей. — Умер — значит, все! Слышал я рассказы о мертвецах, встающих из могил, да только сам ни одного не видел. И не знаю никого, кто видел бы такое своими собственными глазами. А за свою жизнь мертвецов я повидал немало.

— Да и почему-то не торопится никто умереть, — поддержал его другой шалей.

— Я говорю не о теле человека, которое по сути своей всего лишь бренная оболочка, — сказал Граис, — а о заключенном в ней бессмертном духе.

— Ну, если говорить о бессмертии, то я предпочел бы вечное существование в своем собственном теле, — улыбнулся шалей. — Дух, как мне кажется, имеет некоторые существенные недостатки.

— Например?

— Например, он не может насладиться стаканчиком доброго вина. Кроме того, будучи бесплотным, дух не сумеет обнять и прижать к себе приглянувшуюся ему красотку.

— Ты судишь о способностях и недостатках духа с точки зрения чисто человеческих потребностей, — возразил Граис.

— Естественно, — кивнул шалей. — Ведь я — человек.

— Духи испытывают наслаждения совершенно иного рода, нежели люди.

— Возможно, — не стал спорить шалей. — Но мне нравится мое нынешнее телесное существование. А что там будет после смерти — никому не известно. Поэтому лучше туда не спешить.

— Никто и не говорит о том, что нужно стремиться к смерти, — сказал Граис. — Но не надо и бояться смерти.

— Я видел немало смертей, — задумчиво произнес второй охранник. — Но, вместо того чтобы привыкнуть, после каждой новой смерти я боюсь ее все сильнее. Смерть ужасна и безобразна.

— Я не видел еще ни одного человека, умершего с улыбкой на губах, — добавил его напарник. — Каждый умирающий до последнего вздоха отчаянно цепляется за жизнь.

— Так умирают только те, кто не постиг великой истины Пути к Поднебесному, — ответил на это Граис— Смерть следует рассматривать как естественный процесс развития Духа. Просто тело выполнило свою миссию, и пришла пора с ним расстаться. Разве мы плачем, выбрасывая старую, износившуюся одежду?

— Ну, если надеть больше нечего, — улыбнулся разговорчивый шалей.

— Но для чего, в таком случае, человеку дается земная жизнь, если главное заключено в духе? — спросил его напарник.

— Земная жизнь — это испытание, которое мы должны пройти с честью и до конца, — ответил ему Граис. — Именно поэтому мы не можем самовольно оборвать свою жизнь.

— А если все же смерть наступает преждевременно? Не в результате самоубийства, а по какой-то иной причине?

— Такая смерть — это жертва. А тот, кто приносит жертву, становится богоизбранным. Чем больше страданий выпадает человеку в его земной жизни, тем прямее и короче его Путь к Поднебесному.

— Не нравится мне такая философия, — поморщился один из охранников. — По мне, так лучше собственными силами пытаться добиться того, что ты хочешь, чем провести всю жизнь в выгребной яме, надеясь на счастье после смерти. Не обижайся, йерит, но мне кажется, что все ваши беды из-за вашего Бога, который лишает вас права выбора.

— А многого ты добился в жизни? — спросил шалея Граис.

— Я служу в лучшей армии мира, — без лишней гордости произнес шалей. — И мне это нравится. Когда своей службой я заработаю достаточно денег, чтобы купить хороший дом, то уйду в отставку и обзаведусь семьей.

— Если прежде тебя не убьют в бою.

— Я приложу все усилия для того, чтобы остаться в живых, — улыбнувшись, ответил шалей.

— Послушай, йерит, — обратился к Граису другой охранник. — Ты ведь знаешь, что тебя везут в Халлат для того, чтобы казнить. Неужели при мысли об этом ты не испытываешь ни малейшего страха?

— Я не думаю о смерти, — ответил Граис— Мой земной Путь пока еще далек от завершения.

— Человек предполагает, — вздохнул шалей, — а судьба играет им, как куклой.

— Постижение истины о Пути к Поднебесному делает человека хозяином собственной судьбы, — сказал Граис.

— Это что же получается? — удивился шалей. — Поднебесный одновременно и определяет твой Путь, и освобождает тебя от него? Так, что ли?

— Знание о том, что Путь существует, делает движение по нему осмысленным, — ответил Граис— Тот же, кто не желает принять великую истину о Пути к Поднебесному, обречен всю свою жизнь блуждать в темноте.

— А после смерти?

— Начинать Путь заново.

Разговор между арестантом и его охранниками протекал вяло. Ни одна из сторон не испытывала к нему особого интереса, поскольку изначально имела сложившееся мнение по обсуждаемому вопросу и не собиралась его менять. У кахимцев, в повседневной жизни не придававших большого значения даже собственным богам, склонность йеритов сверять каждый свой шаг с предписаниями Поднебесного могла вызвать разве что только недоумение и усмешку. Граис же, излагая шалеям основные положения собственного учения о Пути к Поднебесному, прекрасно понимал, что философская концепция учения, разработанная специально для социально-бытовых условий Йера, вряд ли заинтересует кахимцев.

Впрочем, возможно, со временем к учению о Пути к Поднебесному, завоевавшему сердца и умы всех без исключения йеритов, обратятся и подданные Кахимской империи. Но произойдет это не раньше, чем сама империя переживет свой кризис и упадок. Вот тогда, когда кахимцы уже не станут ощущать себя избранным народом, призванным повелевать всем остальным миром; когда радость бытия сменит тяжкая работа, не приносящая ни Удовлетворения, ни достаточных средств к существованию; когда власть имущие будут печься не о благосостоянии своих подданных, а лишь о собственном кармане; когда воры и проходимцы станут жить лучше и спокойнее, чем честные труженики, — тогда кахимцы почувствуют, что почва повседневной реальности ускользает у них из-под ног. Видя то, что происходит вокруг них, они будут отказываться верить собственным глазам. Даже солнце покажется им слишком тусклым. И, не видя иного выхода, они обратят свои сердца к единому Богу, обещающему спасение души в обмен на земные страдания. Только тогда, но не раньше.