Не только Холмс. Детектив времен Конан Дойла (Антология викторианской детективной новеллы). - Эллен Вуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Надеюсь, с этими банкнотами не связано никаких неприятностей, — сказал он, когда я изложил свое дело, — у меня их и так в последнее время предостаточно.
— Что вы говорите, мистер Модели, и каких же?
Я просмотрел список пароходов.
Вместо ответа он позвонил и, когда явился слуга, сказал: — Будьте любезны пригласить мистера Форда, — после чего обратился ко мне: — Не скрою, я надеялся сохранить эту историю в тайне, но рассчитываю, что все услышанное останется между нами.
— Не могу заранее обещать вам это. Я полицейский, мистер Модели, и, можете быть уверены, веду эти расспросы не из пустого любопытства.
Прежде чем он успел отреагировать на мои слова, вошел худой, изможденный молодой человек, пребывающий в каком-то болезненном возбуждении. Это и был мистер Форд. Он посмотрел на меня, потом с некоторой тревогой перевел взгляд на Модели.
— Этот джентльмен, — мягко сказал Модели, — из Скотленд-Ярда, у него есть вопросы насчет денег, что вы мне уплатили два дня назад.
— Я надеюсь, с ними все в порядке, — пробормотал Форд, то краснея, то бледнея.
— Где вы взяли деньги? — спросил я, не отвечая на его вопрос.
— У сестры.
Я вздрогнул, услышав этот ответ, и на то была причина. Наведя справки о Рое, я узнал, что у него роман с сестрой милосердия по имени Клара Форд. Вне всякого сомнения, она получила деньги от Роя, после того как он их похитил из Ольстер-лодж. Но почему возникла необходимость ограбления?
— Зачем вы взяли у сестры сто фунтов? — спросил я Форда.
Вместо ответа тот умоляюще посмотрел на Модели. Последний вмешался в разговор.
— Мы должны все рассказать начистоту, Форд, — вздохнул он, — если вы совершили второе преступление, чтобы скрыть первое, я бессилен вам помочь. На этот раз дело зависит уже не от меня.
— Я не совершал преступления! — с отчаянием воскликнул Форд, повернувшись ко мне. — Сэр, я должен признаться, что растратил сто фунтов, принадлежавших мистеру Модели, чтобы уплатить карточный долг. Он любезно и великодушно согласился простить мое прегрешение, если я возмещу растрату. У меня денег не было, и я обратился к Кларе. Увы, она работает в больнице сестрой милосердия и зарабатывает немного. Но в случае неуплаты я бы пропал, и вот она попросила мистера Джулиана Роя о помощи. Он сразу откликнулся и дал ей две пятидесятифунтовые банкноты. Она передала их мне, а я — мистеру Модели, который уплатил их в банк.
Так объяснялось восклицание Роя. «Все пропало» не для него, а для Форда. Ради спасения бедняги и из любви к его сестре он пошел на преступление. Искать Клару Форд не было необходимости, я уже принял решение арестовать Роя. Дело представлялось совершенно ясным, оснований для ареста было достаточно. Пока что я взял с Модели и его клерка обещание хранить молчание, так как вовсе не хотел, чтобы брат предупредил сестру, а сестра — преступника.
— Джентльмены, — помолчав, сказал я, — в настоящий момент я не могу объяснить, почему я задаю такие вопросы: это займет слишком много времени, а у меня его нет. Будьте любезны никому не сообщать о нашем разговоре до завтра, а к тому времени вы все узнаете.
— Форд снова угодил в историю? — встревоженно спросил Модели.
— Не Форд, но кое-кто другой.
— Моя сестра, — побледнел Форд, но я его перебил:
— И ваша сестра ни при чем, мистер Форд. Доверьтесь мне: если все будет зависеть от меня, ни вы, ни ваша сестра никак не пострадаете, но, самое главное, храните молчание!
Это они с готовностью пообещали, и я возвратился в Скотленд-Ярд, уверившись в том, что Роя никто не предупредит. Доказательство было настолько очевидным, что в вине Роя я нисколько не сомневался. Иначе откуда у него эти купюры? Уже одного этого было достаточно, чтобы повесить его, но я надеялся достичь абсолютной ясности, доказав, что он — владелец нефритового божка. Если божок не принадлежал ни Винсенту, ни его покойной жене, кто-то должен был принести его в кабинет. Кто же, как не Рой? Судя по всему, именно он совершил преступление, тем более что фигурка была забрызгана кровью жертвы. Получить ордер не составило никакого труда. Сделав это, я отправился на Гауэр-стрит.
Рой бурно протестовал, утверждая свою невиновность. Он отрицал всякую причастность к преступлению, говорил, что никогда не видел нефритового божка. Я ожидал, что он будет запираться, но изумился силе его протеста. Речь его была изобретательна, но настолько абсурдна, что нисколько не поколебала моей уверенности. Я дал ему выговориться — может быть, напрасно, но иначе он бы не замолчал — и усадил его в кеб.
— Клянусь, что я этого не делал, — пылко сказал он. — Никто не был так потрясен известием о смерти миссис Винсент, как я.
— Но вы ведь были в Ольстер-лодж той ночью?
— Признаю, что был, — прямо сказал Рой, — будь я виновен, не признал бы. Но я был там с ведома Винсента.
— Должен напомнить вам: все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
— Мне все равно! Я буду защищаться. Я попросил у Винсента сто фунтов и…
— Конечно, попросили, чтобы дать их мисс Форд.
— Откуда вы знаете? — резко спросил он.
— От ее брата, через Модели. Он положил ваши купюры в банк. Если вы хотели скрыть преступление, не следовало действовать так безрассудно.
— Я не совершал преступления, — яростно возразил Рой. — Я взял деньги у Винсента по просьбе мисс Форд, чтобы спасти ее брата от обвинения в растрате.
— Винсент отрицает, что давал вам деньги!
— Значит, он лжет. Я попросил у него в Честнат-клубе сотню фунтов. С собой у него столько не было, но дома лежало двести. Поскольку мне совершенно необходимо было получить деньги тем же вечером, я попросил разрешения съездить за ними.
— И он отказал!
— Он не отказал. Он согласился и дал мне для миссис Винсент записку, в которой просил дать мне сто фунтов. Я поехал в Брикстон, получил две купюры по пятьдесят фунтов и передал их мисс Форд. Когда я уходил из Ольстер-лодж, где-то между восемью и девятью часами, миссис Винсент нефритовый бог и биржевой маклер была совершенно здорова и довольна жизнью.
— Это остроумная версия, — задумчиво сказал я, — но Винсент категорически отрицает, что давал вам деньги.
Рой уставился на меня, пытаясь понять, не шучу ли я. Поведение Винсента явно его сильно озадачило.
Я завершил разговор и сдал арестованного куда полагается.
— Это странно, — тихо сказал он, — он написал жене записку с просьбой дать мне деньги.
— Где эта записка?
— Я отдал ее миссис Винсент.
— Ее не нашли, — ответил я, — будь она при миссис Винсент, сейчас она была бы у меня.
— Вы мне не верите?
— Как я могу верить, когда против вас говорят номера купюр и показания Винсента?
— Неужели он правда утверждает, что не давал мне денег?
— Утверждает.
— Должно быть, он сошел с ума, — в сердцах сказал Рой, — один из моих лучших друзей — и так откровенно лжет. Но…
— Лучше бы вы помолчали, — сказал я, наскучив его нелепой болтовней, — если вы говорите правду, Винсент легко снимет с вас обвинение. Если все было, как вы излагаете, ему нет смысла отрицать это.
Последнее было сказано, чтобы заставить Роя замолчать. Выслушивать обличающие обвинения и остроумные оправдания — не }лоя работа. Это все дело судей и присяжных, поэтому я, как было сказано выше, завершил разговор и сдал арестованного куда полагается. Птицы ли небесные разносят новости или кто еще, я не знаю, но на этот раз больше было некому: на следующее утро все лондонские газеты поздравляли меня с ловкой поимкой подозреваемого в убийстве. Многие полицейские радовались бы, что их так превозносит общество, — но я не радовался. Меня смутило то, с какой страстью Рой уверял в своей невиновности, и я сомневался: в конце концов, того ли человека я посадил под замок? Но доказательства были убедительны. Рой признал, что видел миссис Винсент роковым вечером, признал, что взял две пятидесятифунтовые купюры. Единственным аргументом в его пользу было письмо маклера, а оно отсутствовало — если вообще когда-либо существовало.
Винсент был ужасно расстроен арестом Роя. Он любил молодого человека и верил в его невиновность до тех пор, пока это было возможно. Но при наличии таких убедительных доказательств он был вынужден признать друга виновным, хотя жестоко корил себя: ведь можно было самому поехать с ним и тем самым предотвратить катастрофу.
— Я и не знал, что все было так серьезно, — говорил он мне, — иначе я бы сам поехал в Брикстон и дал ему деньги. Это спасло бы мою жену от его безумия, а его самого — от эшафота.
— Что вы думаете о его показаниях?
— Ни слова правды. Я не писал записки, не предлагал ему поехать в Брикстон. Зачем, ведь я считал, что дом пуст?