Алмазная Грань (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame"

— Спасибо. Это был приятный вечер.

Говорила в тот момент не я. То ли голос в голове, то ли я прочла мысли Лукаса, и просто произнесла их вслух. Инертное состояние все же позволило мне развернуться и направиться к выходу, мало беспокоясь о том, что спина вся в крови, я практически полуголая, и могу упасть в любой момент. Кто-то поспешил протянуть тапочки, и я обулась, едва осознав, что именно делаю. Даже спустилась по лестнице, отметив с каким-то проблеском удовольствия, что кровь пачкает белоснежный ворс дорогого ковра.

Прохлада летней ночи отрезвила, едва мы оказались на улице. Я уже понимала, что меня настойчиво останавливают конвоиры, что я едва разбираю дорогу и больно бьюсь пальцами о выступы бордюров на мощеных дорожках сада. Но отчего-то не могла допустить и мысли, что разрешу к себе прикоснуться. Будто это могло разорвать шаткую связь, установившуюся между мной и пока еще нераспознанным для меня человеком… которого, я знала наперед, однажды уничтожу. Энергетически растворю в себе. И эта уверенность давала силы выжить и выстоять.

На каком-то отрезке пути я отключилась. Сознание уплыло вмиг. Увидела лишь приближающийся отрезок выложенной камнем дорожки и огни имения вдалеке, а затем все заслонила собой темнота. Как потом окажется, ее вызвала не кровопотеря (она была небольшая), а нервное прояснение.

Я не чувствовала, как меня подняли на руки и понесли, как потом Мария обрабатывала раны и приговаривала, что никто так часто не гостил в ее обители, как я, и даже пожеланий поскорее сдохнуть и не создавать ей лишнюю работу — я отвлекла ее от присмотра сериала и вязания.

А я пришла в себя лишь вечером следующего дня.

Глава 9.1

Все было не так ужасно, как в первый раз, после того, как меня нашли на полу подвала, в крови, избитую. Да по сравнению с тем адом это был санаторный отдых. Бесила необходимость все время лежать на животе — Мария не позволяла мне ложиться даже на бок. В первое время я пыталась читать какие-то сладкие романчики про властных дикарей и невинных принцесс из арсенала королевы медотсека, но уже к середине таких книжонок меня разбирал смех. И мысли снова возвращались к поступку Лукаса.

Я закрывала глаза. Боль забылась быстро, несмотря на ее отголоски, но ощущение нажима лезвия, поддающейся кожи и пронзительной ясности произнесенных слов оставили надрез глубоко в сознании. Как оттиск клейма, щедро питаемое ледокаином — поэтому я не чувствовала никакой боли либо страха. Наоборот, ощущение было приятным и нелогичным. Будто я приобщилась к тайне, преодолела запретную грань и была близка к постижению чего-то жизненно важного. Хотя, не исключено, меня просто чем-то обколола Мария.

Она запрещала вставать. Поначалу я ее слушалась, а уже на следующий день молча адресовала на три буквы. Хватило взгляда. За окном вновь лил дождь. Я садилась на подоконник, вглядывалась в серую мглу подступающих сумерек. В такие моменты мне не хотелось никуда бежать, медотсек казался уютным, а происходящее — интересным боевым заданием спецагента. Мне поручили добраться до сердца барона работорговли, чтобы разузнать, за какие артерии потом его вырвать.

Все происходящее ранее казалось сном, который спешишь забыть. По логике о нем должна была напоминать изрезанная спина, но странным образом неглубокая рана как будто выпустила вместе с кровью всю черноту и страх, освободила от давления безрадостных мыслей. Она знаменовала собой что-то новое, пока еще непонятное.

Прошло меньше месяца, а я перестала удивляться самым страшным вещам. Рядом ходила смерть — и я начала воспринимать ее как нечто само собой разумеющееся, отчасти потому, что мне она в затылок уже не дышала. Уходили с молотка новоприбывшие девчонки — я лишь прибавляла в уме их количество, может, с невысказанным пожеланием попасть в руки нормального хозяина. Попытки узниц бежать, противостоять, биться в истерике… теперь это стало постоянной картинкой нового мира.

После того, что произошло между мной и Лукасом, я получила негласное позволение на безлимитное общение с Вэл. И после этого мои сомнения относительно того, что я не смогла оправдать его ожиданий, окончательно развеялись. Я и без того ощущала что-то сродни единению, будто моя кровь проникла через кожу в его организм, связав нас воедино. Но в то же время понимала, что это не гарантирует его преклонения либо других благ. Мне предстояло быть еще осторожнее, чем прежде — ведь теперь мы как будто дышали одними легкими и качали кровь одним сердцем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Запах Вэл у меня ассоциировался со свободой. С шумом колес, шелестом ветра, пыльным смогом мегаполиса. Иногда я вдыхала полной грудью аромат сухих листьев, он предвещал скорую осень. Иногда, засыпая под ее необременительные рассказы о байкерских сходках, пустынных дорогах и шумных автобанах, я видела во сне себя на белоснежном байке, несущемуся по скоростной трассе. Без шлема, даже без защитной куртки, ускоряясь до такой степени, что ветер буквально хлестал. Мои волосы развивались и лезли в глаза, все вокруг сливалось в размытую картину. Я чувствовала, что в случае опасности не смогу остановиться, но это не пугало. Смерть виделась освобождением. А затем воздух густел, превращаясь в желе, скорость полета сходила на нет, и я оставалась барахтаться в вязком киселе, плача от досады. Но в голове звучал голос подруги, и заглушить его не было никакой возможности:

«Хочешь? Стань для него смыслом жизни. Ты получишь гораздо больше!»

Понимала ли Вэл, как сильно рвет мне душу, рассказывая о том, что никогда не будет доступно мне? Либо не понимала, либо считала это высшим пилотажем реверсивной психологии. Однажды я озвучила, что хотела бы хоть раз прокатиться с ней. Пусть даже с завязанными глазами и прикованная к байку.

— Забудь, — сухо осадила Вэл. — На год так точно. Лукас, конечно, понимает, что тебе не его любовь нужна, а шанс вырваться, но не ломай ему кайф, озвучив это сейчас. Если все сделаешь правильно, он сам тебе предложит свободу.

Однажды Лукас появился медблоке. Была глубокая ночь, Марию куда-то оправили, а я при свете настольной лампы читала очередной сопливый роман.

Что я испытала при его появлении? Сложно описать всю гамму эмоций. Страх, растерянность, ступор. Снова я выглядела не лучшим образом — волосы затянуты в хвост, бледность от отсутствия солнечного света, и беспокойство, отразившееся на лице. Как ни старалась Вэл, он так и не увидел меня с укладкой и макияжем, в дорогой одежде. Подчеркивал этим свое превосходство? Или страховал себя от дополнительной привязанности?

Я не знала ответа на этот вопрос. И первый, и второй вариант для человека его статуса выглядели нелепо. Удивить такого мужчину эффектной внешностью было равносильно тому, чтобы проделать то же самое с каменным изваянием. И он прекрасно знал, какая я настоящая, даже под тканью дорогих костюмов и слоями косметики. Хоть у меня и хватило ума это осознать, я еще долго буду смущаться и рефлекторно тянуть руку к волосам, поправляя несуществующие выбившиеся пряди.

Наверное, Лукас ожидал, что я сплю. Даже неодобрительно сощурился, кивнув на свет лампы.

— Портишь зрение? Нехорошо, Виктория.

Вроде бы это прозвучало, как забота, но в то же время… он произнес это, будто я была породистой кобылой, отказавшейся есть особый сорт овса. Мол, с севшим зрением ты далеко не люксовый товар. Но, возможно, я была в тот момент слишком пессимистично настроена.

— Если садить глаза, то без ущерба для мозга. Вот.

На стол легла книга в чёрной обложке. И я непроизвольно улыбнулась, прочитав название.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— «Граф Моте-Кристо». Когда-то я ее читала.

Лукас не ответил. Я кивком поблагодарила его. И, не удержавшись, пошутила:

— Не боитесь, что, вдохновлённая Александром Дюма, однажды сделаю подкоп?

Лукас задержался на пороге. В полумраке сложно было прочитать, что же именно написано на его лице. Но внезапно повеяло холодом, словно кто-то открыл окно и впустил в палату промозглую сырость.