Остров Панданго - П Капица

* * *

На Панданго перед выходом из лагеря и на пути к баракам была выставлена вооруженная охрана. Люди Лео Манжелли дежурили попарно. Трагическая гибель Жуана была для них хорошим уроком.

Чтобы не взбудоражить и не поднять прежде времени уголовников, решено было вести разговоры только в бараках политических заключенных и у индейцев.

Энрико Диас, борясь с приступами лихорадки, пошел в третий барак, где больше всего водилось доносчиков и шпионов. Разбудив спящих, он сообщил о захвате парохода и спросил: кто желает вырваться на свободу? Ему казалось, что сейчас все кинутся к нему и станут допытываться, как скорее попасть на теплоход. Но оживились лишь человек семьдесят, которые поспешно начали одеваться, а остальные даже не поднялись с нар.

- Не провоцируют ли нас? - перешептывались они.

Многие не верили в удачный исход побега и решили не ввязываться в затею двух первых бараков.

- Ну, бог с вами, оставайтесь на острове! - в сердцах сказал Энрико. Выслуживайтесь перед Коротышкой; может, вас выпустит.

- Но у нас будет к вам требование! - выкрикнул пучеглазый арестант, назвавший себя юристом. - Вы отняли у охраны оружие. Без вас уголовники начнут бесчинствовать. Они перебьют и нас, и стражников. Будет бесчестно, если вы не поделитесь с нами оружием.

- А вы его сами добудьте, - предложил Диас. - Любите чужими руками жар загребать. Прошу построиться тех, кто желает быть свободным! Только проверьте, не станут ли рядом с вами шпионы Чинча. Приглядитесь друг к другу.

Заключенные построились и после проверки вытолкнули из шеренги человека, вобравшего голову в плечи. Это был обладатель золотого зуба, осточертевший всем провокационными вопросами.

Рослый арестант, отвесив ему оплеуху, сказал:

- Оставайся с пучеглазым, будете друг друга предавать.

- Внимание! - скомандовал Энрико. - Выходите по двое и молча. Остальным оставаться в бараке. До рассвета никому не выходить! - приказал он.

То же самое происходило и в других бараках. Одна за другой выходили цепочки людей и двигались к пристани, где их ждали катера. Заключенные, выполняя приказ, шли молча, но радостный блеск глаз говорил больше слов: там, на теплоходе их ждет свобода!

* * *

В помещении первого поста сошлись Мануэль, Хосе и Диас, - надо было обсудить дальнейшие действия.

- Нас уже упрекают, что мы оставляем политических на произвол уголовников, - сказал Диас. - Потом такое выдумают, что и оправдаться не сумеешь.

- Посоветуем им выйти за ограждения, - предложил Хосе. - Закроем проход, а уголовников оставим в лагере.

- Но они же выпустят стражников! - заметил Мануэль.

- Ну и пусть! Без оружия и радиостанции они нам не страшны.

Лео Манжелли привел длинноусого заключенного с нависшими бровями.

- Капитан дальнего плавания, - доложил он. - Берется вести судно куда угодно.

Видно было, что каторга прежде времени состарила некогда бравого моряка. После нескольких вопросов выяснилось, что он попал на Панданго за высмеивание в кругу знакомых распоряжений правительства "Пекиньё" и отсидел за это больше трех лет.

- Принимайте судно, - сказал Реаль. - Каким курсом пойдем, я вам скажу позже.

Кончеро привел в штаб истощенного сгорбленного старичка, державшего в руке продранную шляпу. Это был известный всем профессор.

- Насилу уговорил, - сообщил силач. - Может, он действительно профессор.

- Да, я профессор Чарльз Энгер, - подтвердил старик. - И уговаривали меня необычно. Встряхнули за ворот и спрашивают: "Сам пойдешь или нести тебя?".

- Подумаешь, за ворот взяли! - не смущался Кончеро. - Меня самого сегодня контузило. И ничего, не умер. Я, конечно, вежливо встряхнул и посоветовал помалкивать, пока не дойдем до первого поста.

- "Только пикни", говорит, - дополнил старик под невольный смех присутствующих.

- Как же иначе, если он сумасшедший? - не сдавался силач.

- А я в свою очередь решил, что стражник с ума сошел, - не без юмора сказал Энгер, вызвав новый взрыв смеха. - Господа, кто же здесь старший? обратился он ко всем.

Диас глазами указал ему на Реаля. Старик низко поклонился и отрекомендовался:

- Я был когда-то известным человеком, имел свою хирургическую клинику. Ее так и звали: Клиника профессора Энгера.

- Профессор, а вы не припомните, кто бы мог сказать такую фразу: "Сквозь тьму надвигающейся на человечество ночи я вижу свет"? - неожиданно спросил Хосе.

- "Он идет с востока, озаряя страдающий мир", - закончил удивленный старик. - Откуда эти слова известны вам? Я сказал их тогда... на конференции. Потом они потребовали, чтобы я отказался, написал письмо в газеты. Они часто били меня по голове резиновыми палками.

В комнате стало тихо.

- Средневековые инквизиторы принудили великого Галилея отречься от своего учения. Он был слаб и стар, господа, и подчинился, - продолжал говорить профессор. - Но земной шар ведь все равно вертится!

- За слова правды мракобесы сослали вас на каторгу, - сказал Реаль. А мы, коммунисты, освобождаем вас и приветствуем как честного ученого!

Когда Энгер понял, для чего его сюда привел Кончеро, слезы потекли по его впалым щекам. Борясь с волнением, он пояснил:

- Это слезы радости не за себя, нет! Я радуюсь за несчастную родину, за все человечество. На свете существуют мужественные люди, которые не позволят торжествовать реакции. Да, господа, я преклоняюсь перед вами. - И седой человек, по-старомодному шаркнув, склонил голову в торжественном поклоне.

Люди, не привыкшие к благодарности, смущенно опустили глаза; они не считали себя героями.

Реаль, поручив Жану позаботиться о старике, отправил - их на корабль вместе с капитаном дальнего плавания. Часы на стене пробили три звонких удара; приближался рассвет. Надо было расставаться с островом Панданго.

Штаб восставших вновь отправил посыльных в бараки с предложением ко всем, не желающим оставаться с уголовниками в лагере, выйти за пределы электропояса. На размышления давались пятнадцать минут, после чего проход через электропояс закрывался.

Минут через десять послышался стук деревянных подошв: "клюк-клек-кляк". За электропояс выходили люди, опасливо озирающиеся по сторонам. Вид повешенного Альвареца пугал их; они шарахались в сторону от пристани и собирались на берегу небольшими группами.

- Вот до чего дошли! - с презрением сказал Диас. - Даже свободы боятся. А вдруг просчитаются, если убегут? Авось Коротышка смилостивится и простит их. Трусы презренные!

- Все вышли? - спросил Реаль.

- Так точно. Из политических в бараках как будто никого не осталось, доложил Лео Манжелли и тихо добавил: - Тут какой-то уголовник требует, чтобы немедленно подошли к нему для переговоров.