Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров

Но, судя по всему, сами эти всадники сильно опасались войска Шейбани. Когда в темноте переправлялись через Сияб, несколько лошадей увязло в болотистой почве. Нукеры негромко понукали их, пытались вытащить на место потверже, и — увязали сами. Камышовые тростники царапали руки и лица. Один из нукеров, не выдержав, громко выругался. Тут же властный голос одернул его:

— Что раскричался? Иль беду на нас хочешь накликать?

Голос принадлежал Бабуру. Нукер взмолился:

— Помилуйте, повелитель, — никак не сдвину поганца!

Над Сиябом, собирающим воды из теплых родников, в холодную ночь стоял пар. Из-за сумерек, из-за испарений не различить было трясины от тверди, Бабур не мог медлить, произнес решительно:

— Хватит, придется коней оставить здесь!

Касымбек поддержал:

— Тем, кто остался без коней, уступлю из своих, запасных.

— Сколько коней и верблюдов пали на перевалах, мой же их всех одолел. Теперь ему погибнуть тут? — горестно сказал Тахир (он был одним из нукеров в этом небольшом отряде).

— Сейчас жизни наши висят на волоске! — ответил Бабур.

Тахир сел на коня, из тех, что шли в поводу у оруженосца Касымбека. Двум другим нукерам посчастливилось сесть на Бабуровых сменных иноходцев.

Жалеть коней больше не приходилось! Самарканд рядом. Надо приблизиться к нему как можно быстрее и незаметней. Выдать себя людям Шейбани-хана — поднимется тревога, встанет все вражеское войско, против которого им пока не устоять.

Все лето ездил Бабур по горам, прошел походом от Шахрисябза до Гиссара, оттуда до зерафшанских истоков — берегов Фандарьи. Самаркандские беки со своими нукерами ушли к Хисров-шаху — правителю Гиссара. Множество тех, кто пришел с Бабуром из Андижана, вернулись в Ферганскую долину, не выдержав быстрых и, казалось, не сулящих успеха переходов с места на место. Тайные осведомители, надо думать, сообщили Шейбани-хану о том, что войско Бабура тает. Хан уверился, что Бабур (сколько там у него осталось нукеров, с тысячу?) не выдержит мытарств в горах и вернется в Андижан. Или станет искать покровительства у своего дяди Олача-хана, который был правителем где-то далеко, за Иссык-Кулем. Уж во всяком случае, не нападет же Бабур на него, чье войско сейчас в пять раз больше и может быстро вырасти и намного по сравнению с имеющимся? Шейбани оставил кормиться в разоренном Самарканде человек пятьсот, сам же с основной частью войска разбил лагерь чуть западнее города в местечке Ходжа Дийдар.

Бабур решился на опасный, рискованный шаг: напасть на Самарканд, захватить его под носом у Шейбани-хана, пока тот ничего не подозревает. Сделать это нужно стремительно. Если соглядатаи Шейбани-хана оповестят своего хозяина, и хан подпустит Бабура, с несколькими его слабыми сотнями, к самому городу, а потом ударит всей силой. Да и в самом городе воинов больше, чем у Бабура. И уж конечно, попади Бабур в руки Шейбани-хана, ему не жить! Воитель-халиф, жаждавший стать родоначальником новой династии в Мавераннахре, поклялся уничтожить потомков Тимура беспощадно. Бабур знал это. Решил биться насмерть, ни в коем случае живым в руки хана не попасть…

В темноте его отряд преодолел множество арыков, ручьев, залитых водой оврагов. Через безлюдные в эту осеннюю пору сады вышел к мосту Пули Магах. Это уже совсем рядом с городом. Сюда два дня назад были отправлены верные нукеры, которые загодя смастерили высокие лестницы для преодоления самаркандских стен. Теперь человек восемьдесят нукеров сошли с коней и, прихватив с собой лестницы, тихо пошли пешком к высокому крутому обрыву. Остальные нукеры и сам Бабур крадучись приблизились к Ферузским городским воротам, затаились в тени деревьев и холма напротив их.

Вокруг — ни звука. Вот только вдруг издали голос подали первые петухи. Небо прижало темные ночные облака прямо к городским стенам, что смутно угадывались, уходили куда-то вверх.

Касымбек — он стоял, как всегда, рядом с Бабуром — дышал учащенно. Ощутил дрожь в теле и сам Бабур.

Стены Самарканда! Четыре месяца назад под покровом такой же ночи Бабур подступил к ним, ожидая, когда Ходжа Яхъя откроет ворота. Их обнаружили, обстреляли; под стоны своих раненых, под издевательские выкрики врагов пришлось тогда уйти. Обман, коварство, засады, нападения из-за угла… Смерть, смерть своих и чужих… И в этом вся его жизнь воина, политика, решившего объединить Мавераннахр.

Чтобы снова не попасть в ловушку и не подвести своих сторонников в городе, Бабур никому не дал знать о своем приходе под стены Самарканда. Решил надеяться только на себя, на своих отчаянных нукеров. Их было у него сейчас — Бабур знал точно — двести сорок. А там, за стенами, — пятьсот. И неподалеку — пять тысяч.

Кто кому поставил здесь капкан? Он Шейбани или Шейбани ему?

Сколько раз Бабуровы беки отговаривали его от этой невиданной дерзости, доказывали, что разумней всего повернуть назад.

Но отказаться от своего замысла — значит явиться в Андижан совсем прибитым; жить, покорясь воле Ахмада Танбала. Не лучше было в осеннюю сырость и зимнюю стужу кочевать по углам своего государства — нет, он не кочевник! Он предпочитает битву, в которой либо умрет, либо, сражаясь как лев, победит Шейбани-хана.

Как лев и как хитрая лисица. Она сумеет миновать капканы, застигнуть врага врасплох. На это теперь вся надежда.

Всем существом своим Бабур обратился в слух.

Ночь. Тишина. Собственное сердце бьется сильно — это перестук копыт коня его судьбы…

Тахир сначала не чувствовал тяжести лестницы, пока нукеры обходили древнее кладбище Чакардиза по сравнительно ровной местности. Но тяжесть стала быстро расти, заставляя спотыкаться и глухо чертыхаться, когда они, стараясь не шуметь, стали спускаться на дно глубокого оврага. С суеверной опаской миновали отверстие пещеры: сюда никто не заглядывал даже днем, а вот им пришлось… ночью… мимо пещеры… и опять вверх, цепляясь за жухлые колючки. Часть городской стены виднелась из оврага и казалась отсюда еще выше, чем была на самом деле.

Обливаясь потом, воины все же доставили лестницы под самые стены.

Нуян Кукалдаш, их предводитель, замер, давая передохнуть товарищам… Высота кирпичной стены с добрый тополь, верх стены такой широкий, что по нему — Нуян это знал — свободно ходили парами.

Что там сейчас? Кто? Вроде тихо. И ни факелов, ни фонарей. Видно, замерзшие за ночь стражники спустились вниз, в караульню.

Раз так — пора!

Джигиты осторожно подняли лестницы на дыбы, плавно приставили к краю стены.

— Ну, поднимайтесь, — шепнул Нуян Кукалдаш нукерам.

Стоявшие поблизости потупились. Не шутка: стена в тридцать аршин, сорвешься — и костей твоих потом не соберут. А если стражники спохватятся? В кого полетят их камни и стрелы? Да и лестницу недолго оттолкнуть.

Нуян Кукалдаш первым поставил ногу на перекладину.

— Помирать когда-нибудь все равно придется! Так будьте же джигитами!

Тахир начал подниматься по второй лестнице, она тоже была прочной, способной выдержать многих.

За первыми полезли все. Нуян Кукалдаш оказался быстро наверху. Огляделся. Никого. И впрямь по широкому настилу вдоль стены мог проехать даже конный.

Тахир притаился в тени выступа-зубца. Помог влезть еще одному нукеру, шепотом спросил:

— Где топор? У тебя?

Нукер вытащил из-за пояса топор, протянул Тахиру.

— Ближе к выступам прячьтесь! — приказал Нуян.

Если бы не зубцы на стенах, людей легко можно было бы разглядеть снизу, со двора. В темноте, усиливаемой тенями больших зубцов-выступов, можно было собрать весь их маленький отряд, а потом — быстрыми перебежками — двинуться по настилам постепенно вниз, к воротам. Правда, через определенные расстояния на спуске находились караульные помещения. Когда приблизились к первому из них, кто-то изнутри, „джокая“ по-кипчакски, спросил лениво:

— Э-эй, И ристай, это ты? Что задержался? Заждались тебя…

Все замерли. Тахир, крепко сжав топорище обеими руками, ответил:

— Да, это я… Сейчас я…

Стражник, видно, не опознал голоса и тревожно переспросил:

— Ты кто?!

Нуян Кукалдаш кинулся к двери, и когда она открылась и на пороге возникла фигура стражника, пустил в дело кинжал. Предсмертный крик сраженного мог пробудить стражников внизу.

— Тахир, к воротам! К воротам — быстрее! — Нуян. Кукалдаш вместе с десятком воинов ринулся к следующей караульне, а Тахир, прыжками перебегая с настила на настил, миновал еще две караульни (их двери были прикрыты) и в считанные мгновенья оказался на земле, у массивных Ферузских ворот.

Охрана этих ворот была поручена Фазылу Тархану. Большинство из его ста пятидесяти нукеров разбрелось по домам. В караульнях сверху и у ворот оставалось всего около двадцати, да и те дремали. Опомниться и схватиться за оружие успели немногие: Нуян действовал стремительно. Тахир, подбежав с топором к воротам, принялся за огромный, как голова лошади, замок. Первые удары ничего не дали. А уже показались Фазыл Тархан, живший неподалеку, и его нукеры с горящими факелами в руках. Двое нукеров заметили человека, возившегося с замком, — две стрелы вонзились в доски ворот чуть выше и чуть правей головы Тахира. У ворот началась схватка. Дрались кинжалами, саблями, копьями, просто кулаками. Нуян Кукалдаш превосходил проворством и уменьем, Фазыл Тархан был повержен ударом его сабли.