Возвращение - смерть - Елена Юрская

- Пьяный? - грозно спросила я. Он кивнул и мягко добавил: "Пьяный и мертвый".

- А диктофон, между прочим, включен, - сообщила я понимая, что теперь смогу продать свой материал в какое-нибудь более приличное издание, чем наш областной сборник столичных сплетен.

- Так выключи его, - вишни снова стали черными и как угольки прожигали толстую ткань папиного свитера. Кстати, о папе. Он был категорическим противником внебрачных связей. И нарушить его запрет я решилась всего с двумя мужчинами. Любит ли израильский Бог Троицу?

Наум Чаплинский, известный диссидент, почти министр, глава какой-то партии кинулся на меня аки лев и сумбурно, но крепок сжал в объятиях.

- Жизнь половым путем не передается, - мне все ещё было смешно, а в таком состоянии меня легче убить, чем склонить к сожительству.

- Ничего, - он погладил меня по волосам, еще, и еще, и еще. Стоял себе и гладил, надеясь на мою сознательность и сексуальность. А я вспомнила академию, студента Джагоева, сон, в который приходил Михаил Сергеевич Горбачев, цены на рынке и щемящую нежность, которую я когда-то испытывала уже не помню к кому.

- Ничего, - согласилась я.

Тихо крякали часы, шумел холодильник, капала вода, Медленно проходила ночь. Я устала быть деревом и хотела стать женщиной. Я размякла и, наконец, опьянела, мысли стали тупыми и длинными, наворачивались одна на другую и таяли. Теплая ладонь Наума проникла под мой свитер одновременно с фразой, вдруг остановившейся в моем размякшем мозгу: "во мне очень много смерти".

- Нет! - вскрикнула я и метнулась к печке. - Нет!

Он вдруг закрыл лицо рукой, сильно, до красноты потер лоб и тихо произнес:

- Извините, Надя. Забылся. Давайте работать!

- Работать! - выкрикнула я. - А что? Может, тогда расскажите о записке Анны Семеновны, о том, как встречались с ней и как... убили? Где инсулин! Где, я вас спрашиваю?!!

Для женщины, которая чуть не упала прямо на ковре собственной кухни, я вела себя ещё не очень агрессивно.

- В аптеке, наверное? - растерянно сообщил он.

- Что в аптеке? Встречались? Когда? Зачем?

- Погодите, а откуда вы знаете о записке? Что, за мной тут до сих ведется наблюдение? Это нарушение прав человека, вы не находите? - он смотрел на меня серьезно и спокойно, как мистер Хайд на доктора Джекила. Умеют же мужики притворятся паиньками.

- А на маньяков не распространяется конвенция? Потому что они звери и хищники. В Израиле, выходит, уже наохотились. Тоже мне - полосатый рейс.

- И много людей читали Анину записку? - просил он, глядя в пол.

- Так, значит, вы все же были знакомы? И так близко? - что-то вроде ревности кольнуло меня в сердце.

- Да. Только очень давно. Еще до всего на свете.

Любят же евреи кичиться своим библейским происхождением. Этот вообще без ложной скромности возомнил себя Ноевым ковчегом.

- И что же она была вам должна? - быстро сориентировавшись в очередном смысле сказанного Анной Семеновной, спросила я.

- О, женщины, - выдохнул Чаплинский и загадочно улыбнулся. - И много вас, таких осведомленных?

- А много. Я, например, наша лаборантка Танечка и...

Оказалось, что осведомленных в денежных делах Анны Семеновны было не так уж много, как хотелось бы лично мне, "во мне очень много смерти".

- Значит, теперь и меня тоже - того? - поинтересовалась я своим ближайшим будущим.

Наум напрягся, набычился даже и хрустнул короткими толстыми пальцами. Ночь, обещавшая столько неожиданностей, заканчивалась серым нерадостным рассветом. Но видит Бог, я больше не могу спать с убийцами. Просто - не могу.

- Интервью опять не получилось, - ласково улыбнулся он. - Но спасибо.

- Было бы за что, - вежливо ответила я, понимая, что до образа журналистки, проведшей ночь с маньякам мне осталось буквально полшага и каких-то два часа. И что интересно, делает этот охранник Максим? В доле он, что ли?

- Выпьем? - предложил Наум, и мысль эта поразила своей блистательной новизной.

Сложилось, вообще-то суровое подозрение, что кто-то подбросил на мою жилплощадь дико заговоренного мака - отношение с мужчинами дальше дружеской попойки почему-то не заходили. Молчание, нагнетаемое Чаплинским, становилось каким-то ненатуральным и ничего хорошего не предвещало. Однако ряд позиционных преимуществ был все же на моей стороне: во-первых, страховка газетой, во-вторых, нож, который можно было всадить гостю в глаз и, наконец, ванная, где пару лет назад был поставлен убийственно сложный замок, позволяющий считать оную местом достаточно безопасным.

Почувствовав в себе интеллектуальные силы, равные лишь Чезаре Ломброзо, я мысленно рисовала картины, доведшие Наума до яростного желания безнаказанно убивать. Ясное дело, что ни один суд в мире не признает применение яда как действие, совершенное в состояние аффекта. Хотя для граждан нашей страны я потребовала бы снисхождения - мы немного погорячилась в начале века и все не можем наладить выпуск транквилизаторов, чтобы перестать агрессивно воспринимать окружающий нас мир... Аффект, растянутый на столетие - грандиозно, но не для предателя Чаплинского. Опущенные вниз уголки полных губ, прижившиеся на лбу глубокие морщины, глаза, отягощенные мечтой мешочника, все это вместе взятое свидетельствовало - Неме в детстве не додали ласки. Я, конечно, не волшебник, но на небольшой положительный опыт по сохранению собственной жизни все же способна.

- А давайте я вам помогу? Честно? А?

Он внимательно проследил за походом моих рук - я бережно прихватила стакан, отхлебнула, поставила на место, поправила волосы и вооружилась маленькой серебряной вилкой, чтобы закусить и ощущать небольшой перевес сил. Первая попытка увенчалась неудачей, потому что была сделана совершенно не в моем стиле.

- И было такое, чтобы я подвела какого-нибудь еврея, кроме Яши и то, потому, что он сам не зная, где тот стул, который выдержит его шило в одном месте...

- Что? - спросил Наум.

- Да, как же, - второй раз такое творение я повторить уже не смогу. Но облезшую и дохлую кошку пусть теперь жует Чаплинский. Так ему и надо.

- Ничего! А Аслану ваша диаспора поможет?

- Да, - он кивнул и улыбнулся. - И шо тут сложного, если он будет немножко академиком?

Вот же брехло, извиняюсь за дворовые замашки. То же мне "деньги, кредиты", а туда же - ученый с ухом моченым. Мода у нас такая пошла: когда денег сделалось столько, что в карман не лезут кредитные карточки, а ключи от именных сейфов все время теряются на городском ставке, наши отцы основатели оказались на распутье - кто

во власть, кто в за рубеж, а кто - в почетные члены и проповедники.

- А программу "Оружие для матери и ребенка" он вести не хочет?

- А у вас и такая есть? - оживился Наум.

- А у вас? И хватит считать нас за дебилов! Говорите, чем могу помочь, и разбегаемся. У меня ещё скандал на работе и занятия!

Что-то я раскричалась не на шутку. Так и спугнешь хищника до состояния паники, в котором он вцепится в шею кровавым укусом. А все будут считать, что покойная имела бурное сексуальное прошлое...И все-таки, больше витать в молчаливом протесте я ему не позволю.

- Если исходить из логики прошлого, то следующей..., - я хотела сказать "жертвой", но как-то постеснялась, не позволило искреннее радушие и приличное воспитание, - то следующей встречей наедине предполагается посещение нашего ректора? Вас прямо передернуло от радости. Обоих, уточнила я из чувства патриотизма.

- Да стукач он комсюковский. Был и останется. Учились вместе, - Наум поморщился, изобразив не самые приятные воспоминания.

- В кого не плюнь, Наум Леонидович, в того не плюнь... Широчайшая известность. Прямо как у Папы римского...

- Обо мне даже в учебниках по истории СССР застойного периода написано, - гордо ответил он, подтвердив в который раз мое убеждение: мужчина будет хвастаться своей фотографией, даже если под ней будет написано "особо опасный преступник, - заочно приговоренный к смерти всеми полициями мира".

- Очень приятно. Правда. Значит, ректора вычеркиваем и можем искренне надеяться на очередную переаттестацию. Жаль, мне так неохота заполнять индивидуальный план...

- Но если есть вы, то зачем мне ректор? - Наум усмехнулся и одобрительно посмотрел на сжатую в моей руке смертоносную вилочку.

Логично - у цели надо двигаться маленькими шагами, именно поэтому женщины намного лучше мужчин передвигаются на каблуках.

- Мне нужно встретиться с Таней. Если уж вы так рьяно беретесь мне помочь, то сделайте одолжение. Она меня избегает.

- Она всех избегает. Она - под домашним арестом, и мне, представляете совпадение, тоже необходимо с ней встретиться. Так что - можете рассчитывать, - я шумно передохнула. И положила вилочку на скатерку. Чаплинский никогда не смог бы разрушить блиндаж, созданный по проекту нашего Мишина. А у меня появилась уверенность, что этот рассвет не окажется самым последним в моей жизни.

- Так давайте звонить прямо сейчас, - обрадовался Чаплинский и быстро подобрал растекшееся от меня и бессонной ночи лицо.