Старая Земля - Кайм Ник

Вулкан не двигался, только его глаза сверкнули из темноты. И он ничего не сказал, хотя Шадрак знал, что примарх услышал все, произнесенное Аркборном.

«Горгон теперь говорит с нами».

Медузону необходимо было проконсультироваться со своим советом и, наверное, с Аугом. Избранная Длань мог поделиться с ним своими соображениями. Кроме того, их последняя встреча слегка встревожила военачальника. Он вышел, предварительно известив примарха, что один из воинов будет ждать поблизости, чтобы отвести его и его сынов в отведенное помещение.

Вулкан так ничего и не сказал. Он лишь кивнул, давая понять, что все слышал и понял, но его кулаки были крепко сжаты.

Для Змиев отвели одно из помещений казармы. Аскетическое по своему убранству, оно все же предоставляло обитателям несколько коек, санитарную кабинку и оружейную, где можно было позаботиться о снаряжении и, если потребуется, разместить броню.

Гарго возился с копьем, взятым с гравицикла на Ноктюрне. Он намеревался укоротить древко и заострить наконечник. Испытывая подачу энергии, он послал импульс в лезвие и нахмурился.

— Расщепляющее поле ослабло, — пробормотал он. — Жаль, что поблизости нет кузницы.

— Я не сомневаюсь, что на этом корабле достаточно кузниц, — сказал Зитос.

Он рассматривал отпечаток кулака в латной перчатке, белеющий посреди угольно–черной металлической стены,

— Тогда жаль, что нам они недоступны. — Гарго напряг грубо сделанную бионическую руку и повернул ее в плечевом суставе. Соединение раздраженно зажужжало. — Это тоже необходимо подправить, — добавил он, обнаружив, что выпрямить руку удается с трудом.

Зитос, не отрываясь, продолжал рассматривать символ.

— Он сказал: «Горгон теперь говорит с нами». Это точные слова Аркборна.

— Может, это образное выражение? — предположил Гарго.

Зитос отверг эту мысль, резко тряхнув головой:

— Воины Железной Десятки очень прямолинейны, Иген. Я редко слышал, чтобы они выражались образно.

Абидеми кивнул. Он сидел на одной из усиленных скамей и втирал масло в лезвие и зубцы своего меча, в чем не было необходимости. За последнее время ему не попалось ничего, что могло бы затупить оружие, но он неуклонно следовал воинской привычке.

— Я тоже слышал его, но решил, что неправильно понял. Но все равно это интересно, братья. Этого же не может быть. Феррус Манус мертв. Я видел, как он погиб. — Его голос ослаб, словно приглушенный тяжкими воспоминаниями. — Правда, я находился далеко оттуда.

Это видели многие легионеры на Истваане, как предатели, так и преданные. До того дня примархи считались бессмертными. Считалось, что их нельзя убить. Их считали богами, хотя в то же время сама эта концепция отрицалась. Фениксиец опроверг расхожее мнение. Фулгрим возвышался над своим братом с клинком, поднятым, как топор палача. А Горгон стоял на коленях посреди моря своих мертвых сынов, не сумевших его защитить. Окровавленный, сломленный, пылающий бессильной яростью.

Смертельный удар рассек шею и отделил голову от туловища.

То, что последовало потом, возродило веру в божественную природу сынов Императора.

— Мне кажется, я почувствовал гибель Горгона, — сказал Абидеми.

Гарго отложил копье.

— Опустошительный шторм, — подсказал он.

— А потом… ощущение потери, — добавил Зитос, все еще не отрывая взгляда от символа на стене. — Здесь чувствуется какая–то дисгармония, и началась она с гибели Горгона.

— Железо еще никогда не было таким хрупким, — согласился Абидеми, забыв о лоскуте промасленной кожи.

— А ты знаешь его, брат? — спросил Гарго у Зитоса. — Этого Медузона?

Зитос покачал головой:

— Мне приходилось сражаться вместе с Железными Руками во время Великого крестового похода, но не рядом с ним. Думаю, Нумеон его знал по Кальдере, но это была всего лишь одна кампания из многих.

— Они называют его военачальником, — сказал Абидеми.

— А как насчет Нуроса? — спросил Гкрго. — Я узнал его имя по спискам личного состава, но этим мои сведения и ограничиваются.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Во время спасательной операции Нурос дочти ничего не говорил. Но он быстро принял вызов и продемонстрировал решимость и готовность к самопожертвованию, чем всегда могли по праву гордиться Саламандры.

Его реакция на присутствие Вулкана, как и реакция его воинов была сродни восторженному поклонению.

— Я чувствую, что в его голове клубятся бесчисленнее вопросы, — сказал Абидеми,

— Мы и сами были такими на Макрагге и потом на Ноктюрне, разве не так?

— У меня и сейчас еще масса вопросов, — понизив голос, пробормотал Гарго.

Зитос поверх их голов взглянул на единственного обитателя просторной казармы, кто пока не сказал ни слова, и решил, что у него тоже много вопросов.

Вулкан сидел поодаль от остальных, в сосредоточенном молчании смежив веки и держась одной рукой за талисман.

— Отец? — окликнул его Зитос, едва тот открыл глаза. Хотя отреагировал Вулкан на взгляд сына или на что–то иное, было неясно.

— Я считал своего брата мертвым, — сказал Вулкан, вглядываясь в тень и явно витая мыслями где–то далеко далеко.

Вулкан помнил мертвенно–бледное видение, мучившее его в темнице Конрада, — призрак давно погибшего брата, пытавшийся свести его с ума.

И теперь призрак Ферруса Мануса вернулся к нему и не покидал с тех пор, как в триумфальном зале Медузона он услышал слова железного отца:

«Горгон теперь говорит с нами».

Их отец, их создатель наградил своими дарами каждого из примархов. Почему бы дару бессмертия не достаться еще кому–то, кроме Вулкана? Не мог ли Феррус тоже быть недосягаемым для смерти? Но ведь его тело рассекли пополам и лишили головы. Ничего не осталось. С другой стороны, разве плоть Вулкана не обгорела до пепла, разве его тело не было заморожено, внутренности извлечены, кожа содрана, а кости раздроблены… Его не смогло уничтожить даже сердце Смертельного Огня.

У него не возникло желания принять участие в крестовом походе Медузона. Железная Десятка должна прокладывать свой путь самостоятельно. Но и уйти он не мог пока не мог. Он поклялся самому себе не сворачивать с пути к главной цели. Вернуться к войне легко, и искушение все сильнее. Игнорировать его невозможно, хотя Вулкану и нельзя вмешиваться в дела Медузона. Феррус Манус мертв. Он погиб на Истваане, так почему же до сих пор появляется в мыслях своего брата?

Вулкану показалось, что боковым зрением он видит его. Его. Такого же холодного и сурового, как в тот раз, такого же изможденного и опустошенного. Он испугался, что снова теряет разум. Он зажмурился, пытаясь прогнать привидение, а когда открыл глаза, Горгон исчез. Может, его здесь и не было. Но все же…

Примарх поднялся.

— Я должен знать.

Глава 13 

ПЕРВАЯ НИТЬ

РАЗРЫВ

Ночь задыхалась от жары и вездесущих запахов нефтехимических продуктов. Мануфакториумы, многочисленные фабрики снарядов, танковые производства — все работало без остановки. Спущенные сверху нормы постоянно повышались. В атмосферу ввинчивались клубы густого маслянистого дыма из бесконечных труб. Промышленность неустанно и отчаянно расширялась. Ежедневно прибывали орбитальные корабли. Адамантиевые корпуса покрыты боевыми шрамами, трюмы готовы поглотить новые партии людей и припасов.

Миллионы городов–ульев использовались для производства амуниции, оружия, брони и снарядов. Их жителей поработила ненасытная война

Картур Уменедис остановился, чтобы перевести дух, прислонившись к углу заброшенного контрольно–пропускного пункта в нижнем секторе «Тартус». Здесь извивались и пересекались между собой узкие перенаселенные улочки. Хотя нижний сектор «Тартус» мог похвастаться населением более пятидесяти тысяч душ, теснящимся в жилых уровнях, предназначенных для вдвое меньшего количества, сейчас Картур был один.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он понимал, что война всех их превратила в отшельников. Прежде жалкие улочки были заполнены отбросами человеческого общества — уличными торговцами поставщиками, ночными бабочками, наркоторговцами, мелкими ремесленниками, менялами, устроителями подпольных боев и чистильщиками канализации, — а сейчас не попадалось ни души. Торговцы рано закрывали свои заведения, если вообще решались их открывать; деловые операции, не имеющие отношения к войне, сошли на нет. Безмолвствовали даже заколоченные увеселительные заведения.