Тучи над страной Солнца - Рава Лориана

-- То есть я виноват не тем что убивал, а тем, что испытывал при этом гнев? Но разве это не естественно -- ненавидеть своего врага? Вы говорите, что врагов вместо этого надо любить? Но разве это возможно? Разве можно любить того, кого убиваешь?

Отец Андреас ответил:

-- Смертному уму, тем более уму язычника, трудно принять божественную истину, однако это так. Врага порой приходится убивать, чтобы спасти свою жизнь и жизни своих близких, но потом нужно попросить у Господа прощения и помолиться за его душу. Но ты, будучи язычником, не мог сделать этого, и потому виноват. Чтобы искупить свою вину, ты должен поначалу стать христианином, а иначе тебя ждут адские муки. Покайся, ведь ты же не хочешь провести вечность в кипящей смоле!

Старейшина был вне себя от ярости:

-- В кипящей смоле! Вы ещё смеете угрожать мне! Не думал я, что доживу до того дня, когда белые люди вновь явятся к нам и будут оскорблять нас! Ибо вы оскорбили не только меня, но и всех тех, кто пал в боях за свободу нашей земли, и кто теперь лежит в могилах! Повезло же вам, что Первый Инка приказал не причинять вам вреда, но если бы не приказ, то вы бы на деле узнали, что такое ярость Старого Ягуара! Я бы... -- но тут ему неожиданно стало плохо, он покачнулся, и наверняка бы упал, если в этот момент из толпы не вынырнул юноша с волнистыми волосами, и не подхватил его.

-- Дед, умоляю тебя, не надо, успокойся. Они же тебя так в гроб загонят. Давай я тебя домой провожу, тебе необходимо лечь, или хотя бы сесть, -- а старик, держась за внука и всё ещё грозя кулаком, говорил вполголоса:

-- Нет, внучек, никуда я не уйду. Сроду не отступал я перед врагом, и теперь не отступлю, хоть бы и умереть пришлось. Пусть не думают, что у Старого Ягуара притупились когти! -- последнее он почти выкрикнул.

-- Бог его покарал, -- сказал отец Андреас по-испански, обращаясь к брату Томасу, -- надеюсь, теперь он поймёт, что гнев до добра не доводит.

-- Мы тоже виноваты, -- тоже по-испански ответил Томас, -- не стоило поднимать эту тему в первый же день. В конце концов, ему есть на что оскорбиться, мы, испанцы, и в самом деле перед ними виноваты. Следовало догадаться, что они относятся к нам примерно также, как мы относимся к маврам.

-- Однако мы должны нести им свет Христовой веры, -- ответил отец Андреас.

-- Если этот старик умрёт, то он никогда уже не узнает Христа, и мы будем виноваты в его смерти перед Богом, ведь это мы довели его, -- ответил брат Томас.

Тем временем юноша, кажется, всё-таки уговорили своего деда уйти, пообещав ему что-то. Старика увели под руки, а юноша остался.

-- Меня зовут Кипу, - сказал он, обратившись к монахам, -- я амаута, или философ по вашему. Я знаю, что когда вы приезжаете в чужие земли проповедовать свою веру, у вас принято вызывать на спор местных мудрецов, чтобы посрамить их. Так вот, хотя я юн и только учусь, я готов принять ваш вызов.

Отец Андреас, которому уже пошёл пятый десяток, смерил юнца взглядом, в котором выражалась смесь презрения и снисхождения.

-- Неужели у вас нет мудрецов постарше? -- спросил он, -- сколько тебе лет? Двадцать уже есть?

-- Конечно, я далеко не единственный амаута в Тумбесе, -- ответил юноша, -- однако я обещал своему деду, что я сумею отстоять в словесном поединке нашу честь не хуже, чем он отстаивал в бою. Пусть мне ещё нет двадцати, но зато вы не сможете довести меня до сердечного приступа, а потом говорить, будто меня покарал ваш бог!

Отец Андреас переменился в лице, узнав, что юноша понял его слова.

-- Знаешь ли ты что-нибудь о Христе, Кипу? -- спросил брат Томас.

-- Знаю многое. Даже и то, что по вашим преданиям, он в 12 лет поучал мудрецов, -- ответил юноша, -- так что мой возраст не должен смущать вас.

На это отец Андреас ответил назидательно:

-- Христос был Богом, а ты -- человек, и к тому же язычник. Даже для христианина кощунственно равнять себя с ним, ибо гордыня -- тягчайший из смертных грехов. Она ослепляет тебя также, как твоего деда ослепил гнев, и Бог тебя тоже покарает, если не сегодня, то после. Или твои учителя не тебя не учили, что юноше следует быть скромным и почтительным?

Юноша ответил с улыбкой:

-- Меня учили быть почтительным к мудрости, и уважать знание, вы же не обладаете ни тем, ни другим. К тому же вы, пусть и по неведению, оскорбили инков, приписав ему то, чего не было. Ещё Манко Капак завещал нам жить как братьям, и мы свято чтим его волю, однако в отличие о вас, христиан, не кричим о своей добродетели на каждом углу. Но именно потому, что мы видим в других людях братьев, наши войска никогда и не разоряют мирных жителей. У вас те, кто носит оружие -- отдельная каста, а остальным носить оружие запрещено. Ваши рыцари воюют всю жизнь, и мечта их -- получить энкомьенду и жить там в удовольствиях и роскоши, до нитки обирая крестьян и насилуя их дочерей. У нас многие знают, что в ваших землях есть мерзкий обычай, согласно которому господин имеет право надругаться над невестой в день свадьбы. Как же вашим рыцарям не разорять и не грабить на войне, если они привыкли этим заниматься даже и в дни мира? Но у нас иные законы и обычаи. У нас воином становится каждый здоровый юноша, он служит пять лет, но знает, что там, далеко, у него есть родные, к которым он надеется вернуться, чтобы вновь вести мирную жизнь. И конечно, он не хотел бы, чтобы его дом был разорён, а родные убиты, уведены в рабство или подвергнуты бесчестью. Потому у него даже МЫСЛИ не возникает сделать что-либо подобное с семьёй другого.

-- Но разве ваши начальники не могут спать с любой из женщин на вверенных им землях? -- удивился брат Томас.

-- Нет, они спят только со своими жёнами, которых у нас, правда, может быть несколько. Однако они не могут принуждать к этому кого попало, ведь у нас каждый -- воин, а какой воин стерпит насилие над своей сестрой, женой или дочерью?

"А я-то ещё собирался учить этот народ целомудрию", -- со стыдом подумал брат Томас, -- "Воистину нам не стоит забывать о том, что мы сами далеко не без греха. Надо бы вообще погодить с обличениями, а сначала узнать побольше о местных порядках. Похоже, в наших книгах слишком много искажений". Отец Андреас тем временем немного пришёл в себя от дерзости юнца. Как бы то ни было, нельзя оставлять за своим противником последнее слово.

-- Вот что, юноша, -- сказал он, -- сначала мы расскажем вам об истинах христианской веры, а потом уже будем спорить. Возможно, мы и впрямь в чём-то оскорбляем вас, ибо вправду плохо знаем ваши обычаи. Однако и вы, больше по неведению, чем по злому умыслу, тоже уже несколько раз оскорбили нашего Бога.

-- Что ж, рассказывайте, -- ответил Кипу, -- только я по ходу дела буду задавать вам вопросы.

Отец Андреас недовольно поджал губы, однако возражать не стал.

-- Слушайте, люди, мы пришли к вашему народу, чтобы открыть ему истину. Вы, язычники, живёте во тьме, думая, что на земле есть множество богов и божков, поклоняетесь им, приносите им жертвы, но вы жестоко ошибаетесь. Бог один, он вечен, всемогущ и бесконечен. Он существовал прежде мира и создал его из ничего. Он создал рыб, растения, птиц и зверей, а последним и любимейшим его творением был человек. Люди должны слушаться и любить его прежде всего потому, что они были некогда созданы им, а также им было создано всё то, чем они пользуются. Вы выращиваете растения на полях, пасёте скот, ловите рыбу в реках и морях, но если бы Бог не создал всего этого, то у вас не было бы ни полей, ни рыб, ни скота, и вам было бы нечего есть. Однако пользуясь всем тем, что Он создал, вы не возносите ему хвалы, а вместо этого поклоняетесь другим богам, которые на самом деле либо демоны, либо плод вашей фантазии. Виной этому не вы, а ваши предки, которые забыли истинного Бога, погрязли в язычестве, и потому обрекли вас на тьму и невежество. Теперь вы должны выйти из тьмы язычества к свету христианства. До поры до времени Господь терпел ваше ваше идолопоклонство, однако он послал нас, чтобы вернуть к себе ваш народ, и если вы не прислушаетесь к нашим словам, то терпение Господа может истощиться, и он обрушит на вас свой гнев. Будучи всемогущим, он может обрушить на вас всё что угодно -- пожары, засухи, наводнения, всевозможные болезни....

-- А испанцев? -- спросил Кипу.

-- Да, и испанцев тоже. Ведь всё в этом мире в Его власти, и даже армии завоевателей могут быть не более чем орудием в Его руке, ибо Он всемогущ.

-- То есть, если он хочет покарать испанцев, он посылает им стихийные бедствия, а если хочет покарать другие народы, но посылает на них испанцев? -- спросил Кипу как можно более невинно. В толпе, до того напряжённо слушавшей, раздались небольшие смешки.

-- И нечего тут смеяться. Смех, между прочим, тоже грех. Вот когда будут вас в аду черти поджаривать на сковородке, тогда вы припомните себе, как глупо вели себя раньше, да поздно будет.

-- А черти -- это те, кто в вашей инквизиции работает? -- с издёвкой спросил Кипу, -- Ну до меня дотянуться у них пока руки коротки. Так что не всемогущ ваш бог!