Сумрак в конце туннеля (сборник) - Андрей Гребенщиков

   – …покайтесь, братья и сестры, забудьте обиды и отриньте свою трусость, – захлебывался восторгом отец Арсений, – ибо святой Эрнесто Освободитель пришел воздеть знамя победы! Пусть он скажет нам свое слово, и мы пойдем за ним, чтобы низвергнуть проклятых тиранов и уничтожить ненавистную власть временщиков!

   Наступила гробовая тишина. Все взгляды были обращены на предводителя пришельцев. Кухулин подавил улыбку и с серьезным видом произнес:

   – Нам бы поесть чего-нибудь.

   Еще несколько секунд тишины, а потом священник с окриком: «Слышали, что сказал святой Эрнесто?!» соскочил с бочки и начал наводить суету.

   Через час пришельцев усадили за стол, который буквально ломился от местных деликатесов – вскрыли погреб наместника. Три симпатичные девушки пытались им прислуживать, как они делали это при прошлом хозяине, но Кухулин отказался от их услуг. Мол, мы бражку себе и без посторонней помощи нальем. Этот поступок укрепил уверенность отца Арсения в том, что перед ним действительно святой Эрнесто, и священник принялся увлеченно рассказывать о том, как он и его паства долго ждали пришествия Избавителя. Отец Арсений даже делал вычисления, когда должен был прийти Освободитель. Он решил, что тот явит себя ровно через шестьдесят лет после своей смерти. Почему именно через шестьдесят? Очень просто: в мире до Катастрофы это был возраст, когда люди уходили на пенсию – и им разрешалось вновь не работать, подобно малым детям. Таким образом, шестьдесят лет – это полный жизненный цикл человека в социальном смысле. Именно поэтому первое пришествие святого Эрнесто было назначено на октябрь 2027 года. Однако никакого чуда не случилось. И тогда отец Арсений вспомнил, что незадолго до Великой Войны правительство собиралось повысить пенсионный возраст до шестидесяти трех лет. Значит, пришествие нужно отложить еще на три года. Но в 2030-м святой Эрнесто опять не п оявился. Тогда отец Арсений вновь припомнил, что правительство хоть и собиралось повысить пенсионный возраст до шестидесяти трех, однако в перспективе хотело довести его до шестидесяти пяти. И опять пришествие Избавителя отложилось. Но и в 2032 году ничего такого примечательного, кроме гонений на эрнеститов и нападения стаи волкодлаков на Кирьяновку в Новомирье не произошло. Но вера отца Арсения не поколебалась, поскольку никто не знал тайные замыслы довоенного правительства. Может быть, оно хотело, чтобы рабочий люд уходил на заслуженный отдых в шестьдесят семь или вовсе в семьдесят лет…

   – Слушай, Арс, братишка, ты меня конкретно утомил, – уже изрядно захмелевший от местной браги Олег уставился немигающим взглядом на священника, отчего тот запнулся, налившись краской.

   – Ладно тебе, Олег, – осадил приятеля Кухулин, – давай будем вежливыми гостями и дослушаем отца Арсения…

   – Да я ведь почти все уже поведал вам, достопочте нный Эрнесто…

   – Не называй меня так, мое имя Кухулин…

   – Да, да, конечно, – продолжил свой рассказ отец Арсений, – так вот, я, дурак, забыл совсем, что в молитве говорится о весне, о том, что вы, достопочтенный Эрнесто, должны были прийти весной, а не в октябре. Я ведь слова молитвы несколько лет переводил, и так и сяк их истолковывал, пока, наконец, самоучитель и словарик не нашел в одном заброшенном домишке. Но и тогда не все понять смог. Но теперь это уже не так важно: сегодня после заката я проведу великую мистерию и передам власть в ваши руки. Что вы на это скажете?

   Кухулин улыбнулся, глаза его лукаво блеснули:

   – Нам бы сейчас вздремнуть…

  III. Aprendimos a quererte…

   Ночь выдалась беззвездной – вечером ветер нагнал свинцовые тучи, – и непроглядную тьму отпугивали от бдящих обитателей Семеновки лишь потрескивающий огонь промасленных факелов. Тени людей причудливо искривлялись, изгибались в невероятных позах, сумрачными силуэтами нервно танцевали на стенах избушек и неровном частоколе. Отец Арсений стоял на деревянном помосте, на котором еще недавно была водружена виселица. По правую руку от него, преклонив одно колено, находился мужчина, одетый в грязный балахон, с автоматом Калашникова. По левую руку от священника, в такой же позе, стояла уже немолодая женщина с автомобильной аптечкой и в затертом до дыр камуфляже. Сзади троицы на почтительном расстоянии располагались четыре человека. Каждый из них держал в вытянутых руках по два факела. Напротив них стояли ведра, наполненные водой. Перед помостом лежали сложенные в виде пирамиды дрова.

   Ленора была предельно серьезна. Может, оттого, что Кухулин, стоявший рядом с ней, больше не улыбался. Это означало только одно: планы изменились. Они не пойдут в Москву, как собирались ранее. Видимо, им придется задержаться здесь и, возможно, надолго. Что ж, ее это с овсем не беспокоило. В конце концов, он подарил ей жизнь, и если нужно, она с великой радостью расплатится по счетам, умрет за него, пусть только прикажет. Нет, почему же прикажет?! Пусть просто попросит, скажет: «Ленора, милая, мне нужна твоя кровь», – и она выжмет ее из себя всю до последней капли. Девушка готова была стать его глазами, ушами, нервами; все, о чем он думает, что чувствует, что знает, она жаждала впитать, вобрать в себя, чтобы стать одним целым с этим мужчиной…

   – Братья и сестры! – отец Арсений возвел руки к зияющему беспросветной чернотой небу. – Сегодня блаженная ночь, ибо дни наших страданий сочтены! Пришло время возмездия тиранам и убийцам! Пришел конец режиму насилия! Прочтем же молитву: я, брат Евгений и сестра Александра вслух, а вы – в мыслях своих, и воздадим хвалу Избавителю!

   Отец Арсений, сделав резкий вдох и закрыв глаза, проникновенным сильным голосом заговорил на иностранном языке. О чем вещал этот полубезумный священник, Ленора понять не могла, но вся сцена произвела на нее глубочайшее впечатление. Ей отчего-то захотелось закрыть лицо руками и зареветь, залиться слезами, забиться в неконтролируемой истерике, как тогда, в Самарском метро, на Безымянке…

   Отец Арсений вдруг умолк. И преклонившие одно колено брат Евгений и сестра Александра в тот же миг одновременно подхватили словесную эстафету – но уже на русском языке, – проговаривая каждый слог с необычайной торжественностью и возвышенным благоговением:

   – Мы научились любить тебя с высот истории, где солнце твоей храбрости закатилось за край смерти…

   Они говорили еще какое-то время, а затем вновь слово взял отец Арсений, и опять он вещал на непонятном языке. «Они переводят молитву священника», – догадалась Ленора.

   Само действо казалось абсолютно нереальным. Призрачные тени в свете плескающихся яростным огнем факелов неистово отплясывали в странном, мистичес ком танце. Они, будто живые существа из другого мира, скользили по людским рядам и нашептывали безмолвным отпрыскам погибшего человечества запредельные истины, которые в обычное, обыденное время, освещенное дневным светилом, испарялись под знойными лучами, превращались в банальную глупость, в несуществующую фантазию, могущую прийти в голову разве что сумасшедшим философам или безрассудным поэтам. Но здесь и сейчас все поменялось местами. Нет, тени, беснующиеся в иступленном экстазе, были теперь материальны, состояли из плоти и крови, они безраздельно властвовали над человеческими умами, входили без стука в людские сердца и заставляли ощущать нескончаемую тоску по ушедшему в вечность Герою, отдавшему свою жизнь за неимущих и обездоленных, голодных и отверженных, униженных и оскорбленных. И вот теперь частичка этого Героя была в каждом участнике мистерии, и каждый превратился в Героя…

   – Аста съемпре, команданте! – произнесли почему-то не по-русски последнюю фразу бр ат Евгений и сестра Александра.

   – Аста съемпре, команданте!! – выкрикнул снова отец Арсений.

   – Аста съемпре, команданте!!! – скорбным гулом ухнула толпа.

   И вдруг абсолютная темнота обволокла сцену. Послышалось взбешенное шипение – люди, державшие факелы в руках, опустили их в ведра с водой. И в наступившем слепом безмолвии, будто бы со всех сторон сразу, до Леноры донесся голос отца Арсения, преисполненный неизъяснимой горечи:

   – Команданте мертв!

   – Команданте мертв! – повторилось отовсюду.

   И далее – лишь гробовая тишина, которая вязкой всеобволакивающей массой влилась в ушные раковины Леноры, да непроглядная бездна, давящая на расширенные от ужаса зрачки. Ей почудилось, что она сейчас вот-вот провалится в бездонную пропасть нечеловеческого отчаяния, откуда уже никогда не сможет выбраться. Так мерзко, так страшно, так жалко и в то же время так одиноко девуш ка себя не чувствовала с тех самых пор, когда она впервые пересеклась с Кухулином…