Между небом и землей - Марк Кляйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это выбешивало Тессу. Почему он не звонил? Именно он все испортил. Конечно, он извинился, но Тесса все еще чувствовала, что ему нужно признать, насколько самонадеянно он поступил с ее фотографией. Ему нужно было быть тем, кто позвонит первым, потому что… потому что…
Была ли это гордость? Или что-то более глубокое? Что-то, в чем Тесса боялась себе признаться? Что, может быть – только может быть – какая-то ее часть искала выход? В конце концов, если их отношения закончились, ей никогда не придется говорить ему «Я люблю тебя».
После обеда Тесса решила написать Скайлару. Она напечатала несколько разных сообщений, но в конце концов остановилась на одном слове «привет», за которым последовал грустный смайлик. Она надеялась, что это сообщение вызовет у него дружеский отклик. Но к тому времени, когда ее рабочий день закончился, он все еще не ответил. И впервые после их ссоры Тесса почувствовала сильный страх. Неужели она недооценила, насколько он был расстроен? У нее никогда раньше не было серьезных отношений. Ей не с чем было это сравнить. Вот так обычно происходят расставания?
По дороге домой на автобусе Тесса почувствовала, как завибрировал ее телефон в кармане. Ее сердце екнуло. Может, Скайлар ответил ей? Нет. Это был Мел, напоминавший захватить ужин по дороге домой вечером. Отлично, вот она здесь, копается в руинах своих первых отношений, и все, что Мел мог сделать, это напомнить ей заказать побольше сыра к его пицце с фрикадельками.
Тесса вспомнила, что они со Скайларом говорили о походе в Маленький Художественный Кинотеатр в ту субботу вечером. Шерман играл двойную роль в спагетти-вестерне[43], и Скайлар упомянул, что хочет пойти. Это было похоже на хороший предлог, чтобы снова завязать диалог. Она напечатала еще одно сообщение.
ТЕССА: Мы идем в кино завтра вечером?
Она нажала «Отправить» и ждала, уставившись на экран…
Она подождала еще немного…
Как раз когда Тесса собиралась убрать свой телефон, она заметила, что на ее экране мигают три точки, указывающие на то, что Скайлар печатает ответ. Она почувствовала облегчение. Она наконец-то могла сбросить этот чертову гору со своих плеч. Они могли бы возобновить свои отношения, как будто ничего не произошло. Нет, на самом деле, сейчас они были бы ближе, потому что успешно прошли свой первый большой бой.
Ее телефон завибрировал в ладони.
СКАЙЛАР: Я вынужден отменить встречу.
Ее желудок сжался. Он все еще был зол. Так злился, что даже не хотел ее видеть.
ТЕССА: Как так?
Больше точек. Больше ожидания…
СКАЙЛАР: Мой отец приехал в Принстон без предупреждения. От этого очень много забот.
Ладно, значит, дело было не в ней. Уже лучше. Но тогда, если дело было не в их ссоре, почему Скайлар был так холоден? Он общался с ней так, будто они не были знакомы.
ТЕССА: Ой. Мне действительно жаль.
Больше точек. Больше ожидания…
СКАЙЛАР: Я уеду сегодня вечером, чтобы посмотреть, что могу сделать. Я позвоню тебе, когда вернусь.
Что еще могла сказать Тесса? Как она могла сказать ему, что хочет все исправить? Она напечатала четыре слова.
ТЕССА: Я скучаю по тебе.
Ее большой палец завис над значком отправки. Но по какой-то причине у нее не хватило смелости нажать на нее. Гордость взяла над ней верх.
За двадцать один день до
– Ну что ж, – сказала Викки, – уже восемь часов, я здесь, как ты и просила. Как дела?
Тесса сидела на стуле, сжимая в руках фотоаппарат, который она только что зарядила пленкой. На долю секунды Тесса почувствовала обычное раздражение при виде Викки в ее пространстве. Но сегодня вечером Тесса не могла сказать ничего язвительного, так как сама ее пригласила. Ей нужен был совет. Взрослый совет. От женщины, а не от девочки. Поэтому она ее и пригласила.
Викки была одета в свободные спортивные штаны, ее волосы были стянуты флуоресцентной резинкой. Она выглядела измученной, у нее были впалые глаза. Викки, работала блэкджек дилером в одном из местных казино, проводила на ногах целую восьмичасовую смену, а иногда две смены подряд. К моменту возвращения домой, она превращалась в измученный комок плоти, от которого разило застоявшимся сигарным дымом.
Тесса поднялась со стула. Позади себя она создала импровизированный фон, накинув белую простыню на стену своей темной комнаты. Тесса щелкнула выключателем, и полдюжины заранее установленных огоньков мигнули одновременно, как будто ожила рождественская елка.
– Я бы хотела снять твой портрет, – сказала Тесса.
Викки сначала была озадачена. Это был розыгрыш? Но затем, когда она увидела серьезное лицо Тессы, слезы наполнили ее глаза, указывая на то, что Викки поняла значение оливковой ветви Тессы.
Викки и Тесса прожили под одной крышей полтора года, но за все это время Тесса не сделала ни одной фотографии Викки. Ни рождественским утром, ни во время похода в Вермонт, ни даже когда Викки получила премию «Крупье года» на работе. Не направляя камеру на Викки, Тесса давала понять, что Викки незначительна – и, как и все остальные, недостойна видоискателя Тессы.
Но по мере того, как проходило лето, что-то в том, как она обращалась с Викки, начало беспокоить Тессу. Почему изо всех людей в ее жизни Тесса больше всего злилась на женщину, которая проявляла к ней лишь великодушие? Естественно, именно Скайлар помог Тессе найти ответ, когда сказал: «Ты права – Викки не твоя мама. Она любит тебя намного больше, чем когда-либо любила твоя мама».
Может, Тесса направляла свой гнев не на ту цель? Разве не ее настоящая мать – та, кто выбросила ее, как мусор, – заслуживала упреков Тессы? Это было так, как если бы на Тессу однажды напал свирепый питбуль – и теперь, спустя годы, любая собака, которая приближалась к ней, даже милый щенок, казалась смертельным врагом.
– Ничего, если я сначала переоденусь? – спросила Викки.
– Просто надень это, – сказала Тесса, снимая одежду с крючка.
Викки развернула скомканную ткань. Она с удивлением обнаружила, что это было белое платье, сшитое из тонкого муслина. Его текстура была похожа на марлю.
– Оно… прозрачное? – спросила она.
– Расслабься, – сказала Тесса. – У тебя есть тело, чтобы справиться с этим.
Викки улыбнулась с мятежным выражением на лице.
– О, к черту все.
Несколько минут спустя Викки сидела на стуле, платье облегало изгибы ее тела. После того как Тесса отрегулировала освещение, Викки купалась в паутине теней
