Обитель духа - Ольга Погодина

– Никакого из тебя толку не выйдет. Сколько раз говорил, меч – это продолжение руки. Не держи его, словно палку, которой собрался отогнать шелудивого пса. Кисть должна быть расслаблена, иначе прямой удар ее сломает. Ты упражнялся, сколько велел?

– Упражнялся, – слышит он свой голос, голос мальчишки десяти зим от роду. – Он тяжелый, меч.

– Привыкай, – сурово отвечает дед. – Меч – что конь, ты должен срастись с ним в одно существо. Только так получаются воины. Ты хочешь стать воином?

– Хочу-у.

– Тогда нападай!

– Уй, больно!

– Где твое чувство равновесия, сосунок? Ты наносишь удар, а не пытаешься проткнуть неподвижное чучело. Чучело – оно как стояло, так и стоять будет, а противник – живой, подвижный, отступил на шаг, и осталось только за руку тебя дернуть – сам полетел носом в землю!

– Ты слишком быстрый.

– Это ты слишком медленный. Еще раз!

– Уй!

– Ну, еще красных соплей не хватало! Когда держишь меч так высоко, наподдать тебе под локоть, чтобы ты сам себе рожу распахал – что пукнуть!

– Я тебя почти достал!

– Почти не считается. Я тебя почти убил. Иди упражняйся, и пока не научишься, ко мне подходить не смей!

– Дед, а дед! А ты в скольких битвах сражался?

– У тебя волос столько на голове не наросло еще, щуренок.

– Дед, а ты во всех победил?

– Во всех битвах только Эрлик побеждает. А я – живой, и ладно.

– Дед, я во всех битвах буду побеждать!

– Сначала сопли утри.

– А вот буду!

– Сначала научись меня достать. Хотя бы поцарапать.

– Я боюсь тебя поцарапать. Ты же мой дед.

– А ты не бойся.

– Уй!

– Гляди-ка, оцарапал, паскудник! Вот я тебе сейчас всыплю!

– Ты же сам сказал!

– Так то в поединке!

– Так ты сам сказал – в жизни поединков не бывает. Либо достал – либо убит!

– Ну-ка, снимай штаны!

– Это несправедливо!

– А кто сказал, что я справедливый? И только попробуй опять кусаться! А, чтоб тебя!

– Нет, ты бейся со мной, дед! Не пущу!

– Ну ладно, сучий послед, сейчас я тебя по степи на войлоки раскатаю! Давай-ка сюда свою игрушку… Ого, да ты удар с плеча выучил! А что до того сопли жевал? Ну-ка, посмотрим, как ты от этого удара уйдешь? Э-эх… А если бы у меня в руке был меч, а не палка?

– Илуге! Очнись, Илуге! – кто-то трясет его за плечи. Темнота медленно отступает, он раскрывает глаза. У женщины рыжие волосы, синие глаза. В этих глазах есть что-то, что мешает ему провалиться обратно в бархатную, желанную темноту.

– Где… – невнятно говорит он.

– Что с тобой? Ты болен? У тебя лихорадка? – Пальцы женщины ощупывают его лицо. – Мы боялись разжигать огонь, увидят же… И снег выпал. Давай я согрею тебе руки. Ты совсем болен, совсем в себя не приходишь. Как же мы без тебя, Илуге?

– Что… случилось? – с трудом говорит он, борясь с желанием опустить веки.

– Мы уже ушли вниз по Уйгуль. Четыре дня кочуем. Все снегом занесло, такой холод… Илуге, что нам делать? Хотели вернуться в верховья, но боимся погони. А останемся здесь – замерзнем же, если костер жечь не будем. А они сюда рано или поздно все равно придут. Баргузен говорит – надо уходить дальше, за Горган-Ох. Авось отсидимся.

– Этого я не говорил, – слышится из-за ее спины. – Я сказал, что это один из путей. На крайний случай. Через Горган-Ох мы здесь только по льду сможем перейти, а река еще ох как не скоро станет. Да и даже если перейдем, подохнем там все равно. Все равно подохнем!

Голос ожесточенный, злой. Рыжая плачет, утирая слезы кончиком косы.

– Илуге! Что сделать, чтобы ты выздоровел? Я такой болезни никогда не видела. Я не знаю, как быть.

– Надо ехать, – говорит он и пытается встать.

– Куда? Куда ехать? Мы уже все, что было из припасов, съели почти! Ни лука, ни стрел не взяли. Если не добудем еды – тоже пропадем…

– Надо… ехать… – бормочет он. В висках шумит все сильнее, и сквозь этот шум он уже слышит шелест невидимых крыльев, он уже снова перед мостом из конского волоса. А по ту сторону реки…

Тьма. Воин возникает из темноты. Он идет по качающемуся мосту, словно ничего не весит, но каждое движение выдает в нем силу – литую силу опасного хищника. Зверь пришел, чтобы убить его. Снова. Илуге сжимает меч в онемевших пальцах. У него нет шансов победить. В красноватых отсветах лицо противника похоже на маску, какую надевает шаман на камлание, – шершавая кора вместо щек, черные дыры на месте глаз и рта. Из глаз глядит тьма. Удар!

Илуге встречает его, позволив посоху скользнуть туда, куда ведет его инерция, мягко уходит в сторону и бьет с разворота. Мост качается, противник начинает проваливаться в пропасть. Острый конец скипетра вонзается ему в плечо, разрывает плоть до кости. Илуге дико кричит от боли. А мертвец, ухмыляясь, снова на мосту, – зацепив Илуге, будто рыбу гарпуном, он вновь обрел равновесие.

Илуге с яростью, застилающей глаза, делает шаг вперед, на мост, вырывая лезвие из плеча. Его меч слишком короток, но это вопрос быстроты, терять ему нечего. Под ногами – поющая пустота, полнящаяся странными, гулкими вздохами, полными невыразимой печали. Мост под его ногами, ногами смертного, угрожающе скрипит.

Мертвец отступает на два шага и ждет. Чего? В железном небе грохочет, словно Эрлик, покровитель кузнецов, кует новую звезду на своей чудовищной наковальне. Голова Илуге разрывается от боли, ноги теряют опору… Он прыгает назад, почти не надеясь ощутить почву под ногами. Падает, и склизкий камень под щекой кажется ему благословением. Почему противник не сбросил его в пропасть?

Удар! Скипетр ударяет о камень там, где только что была его голова. Осколки брызжут во все стороны, резкая боль и что-то теплое стекает по подбородку. Кровь?

Противник уже почти ступил на землю. Тогда – конец. Илуге еще не успел встать во весь рост, он из своей позиции выворачивается влево, отталкивается от земли левой рукой и бьет ниже, целясь в пах. Удар! Ему почти удалось – меч ощущает сопротивление кожаного панциря, распарывает его… Свистит скипетр, со всего маха ударяя его по спине, – так, что из легких выбивает весь воздух. Силясь вздохнуть, хрипя, Илуге пытается вдохнуть, когда бронзовый шлем закрывает небо. Тьма…

– Вот они! – Из-за сопки вылетают всадники с бунчуком из бычьих хвостов – тотемом баяутов.

Жеребец под ним нервно перебирает бабками. Красивая масть – серый в яблоках. Подарок отца. Они одно целое, уже давно.

Степь умыта недавним летним дождем и свежа, словно поцелуй девушки. Он хорошо помнит этот вкус, вкус теплых и нежных поцелуев в полутьме у догорающего костра, когда…

Баяуты все ближе, видны орущие что-то на чужом языке рты. Они ждут их, выстроившись в линию, упругие и сосредоточенные, словно кижуч, идущий на нерест. Отец высоко поднял руку: когда махнет, нужно все сделать быстро, очень быстро. Ошибки не должно быть, даже в первом бою.