Повседневная жизнь британского парламента - Уна Макдональд

Никаких частных дел по пятницам не рассматривают, вопросов правительству не задают, срочных дебатов не назначают. Петиции принимают в начале дня, а не в конце. Это уже не депутатские законопроекты, а петиции по внутренним или международным вопросам, подписанные посетителями и представленные депутатами. Большинство петиций представляют по пятницам, чтобы привлечь к ним как можно больше внимания.

Палата обычно не заседает по субботам и воскресеньям, такое случается лишь при чрезвычайных обстоятельствах; например, палата собралась в субботу 3 ноября 1956 года в связи с Суэцким кризисом и в субботу 3 апреля 1982 года в связи с вторжением на Фолклендские острова. Единственное воскресное заседание в XX веке состоялось 3 сентября 1939 года, когда разразилась Вторая мировая война. Судя по явке на дебаты по Фолклендам, в этот важный день в палате очутились почти все депутаты. Прения по вопросу о военном отпоре Аргентине велись в битком набитом зале, в тяжелой, наэлектризованной атмосфере, поскольку никто еще не знал, насколько успешно справится со своей задачей экспедиционный корпус, уже направленный в Южную Атлантику.[33]

Время заседаний палаты общин существенно менялось на протяжении веков. Члены парламента при Тюдорах и Елизавете I обнаружили, что время их заседаний постепенно сместилось с 8–11 часов утра на вторую половину дня. Привычка заседать после обеда зародилась в самом начале правления Елизаветы и приняла постоянный характер. К 1571 году палата общин уговорилась заседать с трех до пяти часов дня три раза в неделю для первого и второго чтения частных законопроектов. Эти законопроекты тормозили ход парламентской машины, однако их требовалось принимать, чтобы вольные города или Лондон могли вести самую широкую деятельность. Стадия рассмотрения законопроектов на уровне комитета, чтобы снизить давление на палату, была введена только в конце XIX века.

Примерно сто лет назад палата начала заседать с четырех часов дня, но постепенно это время сместилось к полудню, с перерывом с 15 до 17 часов. Первая половина дня отводилась под петиции (частные законопроекты) — тогда это была наиболее важная часть парламентской жизни. Суды работали медленно, стоили дорого и были продажными, так что петиции зачастую были единственным способом восстановить справедливость.

С 1835 года расписание снова изменилось: палата стала собираться в четыре часа дня, за исключением сред, когда заседания (с 1846 года) назначались в полдень. С 1888 по 1902 год заседания начинались в три часа дня, а потом снова в два часа дня и заканчивались в половине двенадцатого ночи. В 1906 году время начала заседаний назначили на 14.45, чтобы можно было спокойно пообедать. Во время Второй мировой войны время окончания заседаний назначили на 22.30 из-за опасности воздушных налетов. Это позволяло депутатам и сотрудникам палаты нести противопожарную вахту. Во время одного такого дежурства, теплой летней ночью, клерк палаты общин расхаживал на крыше по одной из множества широких дорожек. Вдруг он услышал девичий смех и крики, а затем увидел нескольких служащих отдела снабжения, плававших голышом в резервуаре с водой. Это был один из положительных моментов их работы.

С 1945 года обычным временем заседаний стало от 14–30 до 22.30, а по пятницам (с 1980-го — с 9–30 до 15.00. Ричард Кроссмен, будучи в 1966–1968 годах лордом-председателем Совета, провел эксперимент, введя с понедельника по среду утренние заседания с 10.00 до 12.30, но это долго не продлилось. Утренние заседания оказались настолько непопулярными, что от них пришлось отказаться в октябре 1967 года.

Во время дебатов 11 ноября Кроссмен объяснил, почему он не согласился на предложение, выдвинутое тогда и выдвигавшееся с тех пор многими депутатами, чтобы палата работала как обычное учреждение: вопросы к правительству с 10.30 до 11.30, основные дебаты с 11.30 до 18.00, а потом прочие дела. Он указал, что постоянным комитетам пришлось бы заседать во время проведения основных дебатов и бросать все дела, чтобы принять участие в голосовании в палате. Кстати, расписание британского парламента вполне согласуется в часами работы других европейских законодательных собраний. В Италии, Франции, Дании, Греции, Испании, Португалии и Нидерландах конечно же проводятся дневные заседания, хотя редко кто засиживается в парламенте так долго, как британцы. Однако палата общин несет большую ответственность и участвует в разработке гораздо более подробного законодательства, чем многие европейские национальные ассамблеи.

Непосвященные не могут понять, почему палата общин работает по такому странному расписанию, думая, что заседания должны начинаться в 9 утра и заканчиваться в разумное время, как в обычный рабочий день. Традиция послеполуденных заседаний сложилась несколько сотен лет тому назад, но сохранилась не по этой причине, а потому, что это удобно. Утром заседают постоянные комитеты, специальные комитеты, Большой Шотландский и Большой Уэльский комитеты. Депутаты используют это время, чтобы поработать со своими секретарями над вопросами своего избирательного округа, а министры заняты в своих департаментах. Более того, многие депутаты проживают в квартирах и отелях далеко от своих домов и округов, лежащих вне Лондона. Понятно, что никто не торопится изменить расписание. Некоторые подозревают, что с введением утренних заседаний объем законодательной работы увеличится, чтобы заполнить эти часы. Заседания, длящиеся весь вечер, заставляют депутатов, да и посетителей, ворчать и громко сетовать, однако реформа тут и не предвидится.

Средняя продолжительность заседаний не слишком менялась за последние сто лет — от шести до девяти с половиной часов. Однако с 1964 года девятичасовые заседания вошли в привычку. Затягивание заседаний порой следует отнести на счет «заднескамеечников», настроенных выжать уступки из правительства. Не то чтобы правительство уступало, выбиваясь из сил. Просто, чувствуя, насколько сильны настроения в палате, оно иногда идет депутатам навстречу. Сэр Бернард Брейн, ставший в 1987 году «Отцом палаты», принудил правительство провести расследование по поводу быстрого увеличения числа нефтеперерабатывающих заводов в его округе Конвей-Айленд: он проговорил более трех часов в ночь с 23 на 24 июля 1974 года, выступая по поводу проекта Закона о британских железных дорогах. Его рекорд (самая длинная речь, произнесенная рядовым депутатом) держался долго, пока его не побил Айвор Стэнбрук в 1985 году: его выступление против добавления фтора в водопроводную воду во время дебатов по законопроекту о фторировании воды длилось пять часов. Затяжные выступления — один из способов, каким депутаты могут продлить заседание. Порой депутаты могут взяться за «флибустьерство», чтобы добиться уступок от правительства, осложнить всем жизнь или намеренно провалить программу работы следующего дня, продолжив прения после 14.00 на следующий день.

Когда в апреле 1978 года начались трансляции заседаний палаты общин, слушатели с удивлением обнаружили, как же там шумно, решив, что такой гул не стихает целый день. На самом деле восприятие искажается из-за того, что звук микрофонов, равномерно развешанных по всей палате, микшируется на звуковой панели. На протяжении дня уровень шума сильно меняется, многие прения проходят в относительной тишине — но только относительной. А. П. Герберт однажды сказал, что выступить с речью в палате — все равно что «произнести речь в пчелином улье».

Шумное поведение депутатов часто считается верным признаком государственного упадка. На самом деле в этом нет ничего нового. Если члены елизаветинского парламента — благородная компания, состоявшая из знаменитостей типа сэра Уолтера Рейли и сэра Фрэнсиса Дрейка, — не соглашались с речью или находили ее скучной, они «хмыкали, свистели, кашляли, смеялись или даже бранились». Теперь такого не бывает. Но член парламента Артур Холл, жертва подобного поведения в елизаветинские времена, сказал, что кое-кто вел себя «так, как они не позволили бы себе поступать в пивной, боясь получить горшком по голове». Еще один депутат заявил, что их поведение «более подходило для школяров, чем для членов парламента». Разумеется, они не должны были себя так вести. Им следовало избегать «бранных или резких слов», обращаться к спикеру и высказываться только раз в день по каждому отдельному законопроекту.

Свидетельства, почерпнутые нами из протоколов заседаний и дневников, показывают, что в XVII–XVIII веках положение не сильно улучшилось. Джеймс Босуэлл во время своего первого посещения палаты общин в марте 1763 года нашел, что «его уважение к ней резко упало при виде столь яркой сцены. Один член парламента растянулся на скамье, другие грызли орехи, ели апельсины или другие сезонные фрукты». Сегодня это попросту запрещено. Только один человек в XX веке, депутат Джон Уэллс, был застигнут в палате за едой — и то в качестве политического аргумента. Представляя Кент, он однажды явился в палату, грызя яблоко, чтобы привлечь внимание к влиянию решений Европейского сообщества на яблоневые сады Кента: в то время ЕЭС пыталось ограничить ассортимент фруктов, выращиваемых в Великобритании.