Тарен странник - Ллойд Александер

– Клянусь Великим Белином, ты, кажется, собираешься остаться в этом диком месте! – вскричал Ффлевддур. – Даже сомневаясь?..

Тарен кивнул.

– Мои сомнения могут оказаться всего лишь плодом моего воображения. И все же я молю как можно скорее прислать мне весточку. Но Эйлонви не следует ничего говорить обо всем, что произошло. Только то, что я нашел своего отца. И всё. – Голос его дрогнул. – Краддок нуждается в моей помощи, его жизнь сейчас зависит от этого, и я не могу отказать ему. Но чтобы Эйлонви узнала, что я сын пастуха?.. Нет! – в сердцах воскликнул он. – Этого я не смогу вынести! Попрощайся с ней от моего имени. Мы не должны с ней больше встречаться. Будет лучше, если принцесса забудет сына пастуха. Будет лучше, если вы все забудете обо мне.

Он повернулся к Гурджи.

– А ты, лучший из друзей, поезжай с Ффлевддуром. Мое место здесь, но тебе необязательно хоронить себя в этой глуши.

– Добрый хозяин! – отчаянно вскричал Гурджи, обнимая колени Тарена. – Гурджи остается! Он обещал, он поклялся!

– Не называй меня больше хозяином! – отпрянул Тарен. – Я не хозяин, а простой пастух. Ты хотел стать мудрым? Здесь тебе не удастся набраться мудрости. Ты свободен. Живи. Эта заброшенная долина не начало, а конец. Конец всему, к чему я и ты тоже стремились.

– Нет, нет! Гурджи не слушает! – зарыдал Гурджи, зажимая уши. Он рухнул на землю и скрючился неподвижной лесной корягой. – Гурджи не покинет доброго хозяина! Нет, нет! Он не уйдет, даже если его будут прогонять толкалками и пихалками! Никакие кричалки и прогонялки его не заставят уйти!

– Пусть будет так, – сказал наконец Тарен, поняв, что ничто не сможет поколебать решимости этого преданного друга.

Когда Краддок вернулся, Тарен только и сказал ему, что он и его друг Гурджи остаются, а Ффлевддур, к сожалению, не может дольше задерживаться.

Ллиан нетерпеливо перебирала лапами и готова была немедленно пуститься в путь. Тарен обнял ее могучую голову и зарылся лицом в густой пушистый мех. Гигантская кошка лишь жалобно мяукала. Молча пожали они с Ффлевддуром руки друг другу. Тарен долго смотрел вслед медленно удалявшемуся барду, который то и дело оборачивался и махал на прощание рукой.

Оставив Мелинласа и пони привязанными под навесом, Тарен и Гурджи принесли свои седельные сумки, где лежал весь их скарб, и положили в углу хижины. Тарен постоял мгновение, оглядывая потрескавшиеся стены тесной комнаты, расколотую плиту перед очагом и сам очаг с покрытыми серой золой угасшими угольями. Послышался голос Краддока, звавшего его на пастбище.

– Итак, – прошептал Тарен, – итак, мы пришли домой.

Через неделю-другую житья в этом безлюдном месте Тарен вдруг понял, что он жил бы не хуже, исполнись тогда угроза Морданта. Высокие серые скалы поднимались со всех сторон, окружая его, словно неодолимые стены гигантской клетки. Череда длинных однообразных дней, заполненных бесконечным тяжелым трудом, выстраивалась равнодушным частоколом, а сам он постепенно превращался в узника, теряющего даже свои воспоминания. Сделать надо было много, вернее, сделать надо было всё. Землю приходилось заново очищать от камней, коряг и сорняков, хижина требовала серьезной починки, а еще нельзя было забывать и об овцах, выгонять их на пастбище, стричь, охранять.

Сначала он боялся рассветов, которые, словно бы плетью первых лучей, поднимали его, усталого, не успевшего отдохнуть, сгоняли с соломенного тюфяка, брошенного на пол у очага, и возвращали к непосильной работе, которой, казалось, не будет конца. Но вскоре он обнаружил, что, как и говорил ему Колл, он может нырнуть в работу, словно в ледяной поток, мертвящий, лишающий мыслей и воспоминаний, но и освежающий, придающий силы даже в моменты полного изнурения.

Вместе с Гурджи и Краддоком он расчищал поле, выворачивал, обливаясь потом, громадные валуны и тащил их к хижине, где позже они должны были послужить при починке развалившихся стен. Ручей, из которого пили овцы, пересох и тек еле заметной струйкой. Тарен расчистил и расширил русло, прорыл канал, обложил стенки его камнями и укрепил крепкими кольями. Когда высвобожденный пенистый поток понесся с горы, Тарен, забыв обо всем, стал на колени, сложил руки лодочкой и пил, пил стылую, холодящую зубы воду. Первый же холодный глоток наполнил его душу изумлением, будто никогда прежде он не пробовал свежей ледяной воды.

Работы не убывало. Как-то раз они втроем сжигали наступавшие на крохотное поле колючие кусты, которые не удавалось ни вырубить, ни вырвать с корнем. Медленный огонь охватывал неподцающиеся заросли. Тарен попытался сунуть свой факел в глубь кустарников. Внезапный порыв ветра бросил язык пламени прямо ему в лицо. Тарен быстро отпрянул, но колючки вдруг крепко ухватили его за куртку. Он рванулся, не удержался на ногах и упал. Пламя алой волной захлестнуло его. Тарен закричал.

Гурджи, возившийся неподалеку, услышал крик и кинулся на помощь. Но Краддок, подпрыгивая на своем костыле, опередил Гурджи. Пастух упал на землю, прикрыв Тарена своим телом, ухватил его за пояс и вытащил из огня. На том месте, где только что лежал Тарен, уже ревел и полыхал огонь, с треском пожиравший корчащиеся колючие ветки.

Пастух, тяжело дыша, с трудом поднялся на ноги.

Тарен остался невридим, но огонь сильно опалил лоб и руки Краддока. И всё же пастух улыбался. Он хлопнул Тарена по спине и с грубоватым простодушием прохрипел:

– Я нашел сына не для того, чтобы снова его потерять.

И без лишних слов вернулся к работе.

– Благодарю тебя! – прокричал вслед ему Тарен, но в голосе его проскользнула чуть заметная горечь – ведь человек, спасший сейчас его жизнь, эту жизнь и разрушил.

День за днем протекали в неустанном труде. Когда заболевала овца, Краддок ухаживал за ней с такой трогательной заботой и нежностью, что Тарен удивлялся, сколько в этом человеке нерастраченной любви. И все же каждую минуту он помнил, что именно этот человек разрушил его мечту и уничтожил надежду на будущую встречу с Эйлонви, которой, конечно, Тарен, сын пастуха, не осмелится теперь показаться на глаза. Краддок становился неукротимым и неистовым, стоило малейшей опасности нависнуть над его стадом, и в то же время именно этот человек превратил Тарена в узника своей бескорыстной любовью. По праву крови он опутал Тарена по рукам и ногам. Краддок не дотрагивался до еды, пока Тарен и Гурджи не насытятся, но скудной пищи редко хватало на троих, и пастух вставал из-за стола голодным. Однако каждый раз отговаривался тем, что у него, старика, совсем нет аппетита. Кусок застревал в горле Тарена, и ему претило это великодушие, хотя в другое время и в любом другом человеке он только уважал бы этот порыв.