Царская служба (СИ) - Казьмин Михаил Иванович

Еще очень сильно интересовало меня, что же случилось с Лахвостевым — мне с ним, вообще-то, еще работать и работать, а в таком состоянии моего начальника, глядишь, и за него кучу всего делать придется, чего, прямо скажу, не хотелось бы. Нет, я еще раз-другой подожду, пока он сам поведает, а если нет, уж на третий раз точно спрошу. Ну и домой надо написать, а то там уже извелись все, должно быть. Подергав шнурок звонка, я принялся ждать Лиду, которая и явилась пред мои очи уже через минуту с небольшим. Я попросил подать мне письменные принадлежности, оставшиеся после ухода Дикушкина — сам до столика, на котором они лежали, дотянуться не мог. Заодно мы с нею обговорили, как именно нужно переставить в палате мебель, чтобы мне было удобно работать с бумагами, поменьше теребя при этом мою добрую сиделку, и Лидия Ивановна тут же привела двух нестроевых из госпитальной команды, которые под ее руководством и выполнили всю запланированную нами работу. Я как раз успел написать письмо, поделившись с родней впечатлениями очевидца и участника Парголовской битвы, в самых обтекаемых оборотах поведав об обстоятельствах и характере своего ранения, а также передав всем домашним поклон от Лиды, как пришел майор Лахвостев, подтвердив своим появлением мудрость пословицы о бегущем на ловца звере. Время ужина в госпитале уже давно вышло, сам я поужинал, пока сочинял письмо, но Лида нас с Семеном Андреевичем выручила, заварив чаю и даже принесла нам к нему хлеба и немного меда.

— Как, Алексей Филиппович, ваше здоровье? Что доктора говорят? — поинтересовался майор, когда старшая сестра оставила нас одних.

— Доктора озабоченно отмалчиваются, — правдиво ответил я. — Так что здоровье, надо полагать, не очень.

— У меня вот тоже не очень, — признал Лахвостев то, что и так было заметно. — Выздоравливайте скорее, вы мне очень нужны.

— А с вами-то что? — я решил, что вот сейчас, когда начальник сам заговорил об этом, мой вопрос будет вполне уместен.

— В имение Бразовских съездил, — мрачно хмыкнул он.

— И что там? — осторожно спросил я.

— Там? — Лахвостев отстраненно огляделся. — Там такое…

И тут майора прорвало. Говорил он неторопливо, сдерживая чувства, заостряя внимание исключительно на фактах. Профессиональная привычка, видимо. Но выговориться ему явно было необходимо. Что ж, я был не против. Там более, история, рассказанная майором Лахвостевым, оказалась прямо-таки захватывающей.

…Иосиф Павлович Бразовский, глава небогатой дворянской семьи, имел, как ему представлялось, все основания жаловаться на судьбу. При том, что сам он являлся одаренным четвертого разряда, оба его сына, и от законной супруги, и от крестьянки, одаренностью не отличались вообще никакой. Дочь, правда, к своим девятнадцати годам уже имела третий разряд, но дочь — это дочь. Уже два года, как она вышла замуж, отчий дом покинула и, как выяснил Лахвостев, считала это своей жизненной удачей. А как жить семье? Вот и решил Бразовский-старший, что раз уж не срослось у сыновей с одаренностью, то заменить ее можно и нужно деньгами. А что, возможностей деньги открывают множество, удовольствия обеспечивают практически любые, да и вообще, кто говорит, что не в деньгах счастье, тот просто не пробовал. Пока сыновья подрастали, Иосиф Павлович пытался извлекать побольше доходов из поместья, но эти усилия особого успеха не приносили, вот и отправил он обоих на государеву службу. Только вот служить, по замыслу старшего Бразовского, они должны были не царю, а своему кошельку.

Воспользовавшись паузой, сделанной Лахвостевым, чтобы глотнуть чаю, я вставил свое ценное мнение:

— А ведь если с источниками обогащения Бразовского в армии нам очень многое известно, то как и на чем имел поживу Буткевич в губной страже, мы не знаем ничего…

— Не думаю, чтобы там была такая уж большая пожива, — отмахнулся Семен Андреевич. — Иначе Буткевич не перешел бы в армию.

Похоже, начальник мой был прав. Во всяком случае, это тоже нужно будет выяснять. Тем временем Лахвостев продолжил рассказывать, и я, упустив какую-то неясную мысль, мельком проскочившую в моем сознании, переключился на внимание к излагаемому.

…Известиям о гибели сыновей (Лахвостев рассказал что бывший капитан Бразовский был убит в Парголовской битве) Бразовский-старший ожидаемо не обрадовался, а прибытие Лахвостева, коего он посчитал виновником своего горя, Бразовского, если сказать предельно мягко, разозлило. И не придумал Иосиф Бразовский ничего умнее, как напасть на майора Лахвостева с целью его убийства.

— Знаете, Алексей Филиппович, — Лахвостев первый раз за это время улыбнулся по-настоящему, — я поначалу полагал, что взял бы старший Бразовский хоть немного времени подумать, он бы, скорее всего, действовал исподтишка, но ему гнев глаза застил, он и кинулся на меня с кулаками… Сам-то здоровенный как медведь, нашему Бразовскому да Буткевичу было в кого пойти статью, так что тяжко мне пришлось поначалу. А как начал он мануалом удары наносить, тут и у меня нашлось чем ответить. В общем, после нашей встречи род Бразовских по мужской линии пресекся. Если, конечно, не осталось у старшего Бразовского иных байстрюков, кроме Буткевича. Эх, мне бы сразу обратить внимание, что уж больно легко и быстро я его победил…Уже когда в Усть-Невский вернулся, недомогание сильное ощутил, а потом все хуже и хуже становилось, до госпиталя еле добрался. Доктора сказали, наведенная общая диффертурная патология. Еще бы час-другой промедлил с моим к ним обращением, и все, перешла бы она в состояние так называемой «отсроченной смерти» и спасти бы меня не смогли.

Лахвостев умолк, тяжело отдышался, глотнул уже заметно остывшего чаю и продолжил:

— То есть или сначала Бразовский-старший навел на меня эту гадость, а потом с кулаками кинулся, или пока мы с ним магической силой мерялись. Обманул меня, чего уж там… Доктора говорят, до полного выздоровления от полугода до двух лет пройдет. Видите, Алексей Филиппович, как оно сложилось — маньяка надо искать и ловить, а мы с вами оба полукалеки. Но деваться нам некуда… И уж простите, но как на ноги встанете, основная тяжесть на вас и ляжет. А сейчас, прошу извинить, пойду я. Время позднее, пора и мне, и вам отдыхать.

Нет, ну ничего себе! Начальник-то мой не просто так, а боевой магией врага поразил! Что ж, есть теперь у кого на сей счет проконсультироваться, уже неплохо. А с тем, что маньяка искать придется мне, я уже смирился. То ли предвидение подсказало, то ли умом понимал, что к тому идет, но морально к такому повороту я уже был готов.

Глава 20. Дела лечебные и не только

— Что, все правда так плохо? — недоверчиво спросил я.

— Очень плохо! — Лида тряхнула головушкой. — Да что говорить-то, вот вас самих, Алексей Филиппович, помните как перевязали?

Помнил я, честно говоря, только ощущения от двух перевязок моей раны — непосредственно на месте, где меня достал осколок шведской бомбы, и потом в полевом лазарете. Лучше бы, конечно, те ощущения забыть, но это, боюсь, получится у меня не сегодня и не завтра, если вообще когда-нибудь получится. Как те повязки выглядели, не помнил вообще напрочь. Вот примерно так ей и ответил.

— Оно и к лучшему, что не помните, — с чувством сказала Лида. — А я вот помню, вас сюда привезли когда, я как раз дежурная была. Ужас ведь! Корпии мало и та какая-то лежалая, бинт постиран из рук вон плохо, и того пожалели — два раза только и обмотали, а сверху какой-то тухлой ветошью! И это в полевом лазарете вас так перевязали, а уж какую вам на месте повязку наложили, мне и представить боязно! Я, может, потому вас и не признала, что такая ужасная повязка была!

Вспомнив, какие аккуратные и чистые повязки накладывала мне Лида, когда ухаживала за мной в первый раз, помогая доктору Штейнгафту, я подумал, что на таком фоне любая повязка, наложенная в полевых условиях, будет смотреться ужасно. Впрочем, если здесь все еще стирают бинты…

С чего у нас вообще зашел разговор о повязках с перевязками? На днях в госпиталь привезли раненых, не то чтобы так прямо уж много, но и не мало. Шведы попробовали-таки снова двинуть на Усть-Невский, им начали объяснять, что прохода и проезда нет, объяснений этих они не поняли или, скорее, не захотели понять. Большой битвы, однако, не получилось — до шведов, видимо, все-таки дошло, что их не пропустят, а генерал-полковник Романов посчитал, надо полагать, что потери в такой битве стали бы для армии излишними. Тем не менее раненых у нас в госпитале прибавилось, и Лида активно возмущалась тем, с какими небрежно наложенными и грязными повязками они поступили.