Полковник Лоуренс - Генри Бэзил

Поскольку войскам союзников било разрешено ездить по железной дороге без пропусков, военному контролю пришлось послать телеграмму по линии с вызовом специального человека из контрразведки. Когда тот, обливаясь потом, явился в поезд, Лоуренс предъявил ему свой пропуск. Конечно, неудачный поимщик шпиона так и не оценил всей шутки.

Как раз в это время поезд подходил к Измаилие, и здесь на платформе Лоуренс увидел адмирала Вэмисса, разговаривавшего с каким-то неизвестным генералом. Лоуренс воспользовался этим, чтобы переговорить с начальником штаба Вэмисса — капитаном Барместером. В первое мгновенье Барместер не узнал Лоуренса — настолько тот загорел и настолько длительное утомление изменило его наружность, но как только он понял, что перед ним стоит Лоуренс, всевозможные формальные преграды, на которые тот натыкался в Суэце, тотчас же исчезли. Обрадованный неожиданным для него известием о взятии Акабы, Барместер немедленно приказал приступить к погрузке продовольствия, какое только можно было достать в Суэце, и направить его в Акаба.

От Барместера Лоуренс узнал, что неизвестный генерал, беседовавший на платформе с Вэмиссом, и есть Алленби, присланный для замены Мюррея после вторичной неудачи британских войск, что для Лоуренса также оказалось новостью. Он подумал: "Неужели и этот полный, багровый человек окажется таким же, как и все генералы, и опять придется затратить не меньше полгода на его обучение?"

Лоуренсу не пришлось долго ждать случая ознакомиться со взглядами Алленби. По прибытии в Каир он сделал доклад Клейтону и договорился с ним о том, что в самое же ближайшее время в Акаба будет послано 16000 фунтов золотом для выкупа Назиром тех «векселей», которые выпустил Лоуренс. Это были долговые расписки, написанные карандашом на военных телеграфных бланках, в которых давалось обязательство уплатить в Акаба предъявителю сего «столько-то». Это была замечательная система, однако, поскольку до этого никто не осмеливался выпускать векселя в Аравии и для того, чтобы в дальнейшем преодолеть имевшиеся у арабов в этом отношении предубеждения, являлось весьма важным произвести выкуп их как можно скорее. Прежде чем Лоуренс получил заказанное им новое обмундирование, он был вызван к Алленби.

"В своем докладе Алленби я подчеркнул стратегическое значение восточных племен Сирии и необходимость их соответствующего использования как угрозы сообщению Иерусалима с другими пунктами. Это вполне совпадало с его честолюбивыми намерениями, и он захотел определить мою ценность".

В течение почти трех лет пребывания во Франции Алленби был объектом суровой критики. Его всем известное прозвище «бык» хорошо подходило и к действиям Алленби против неприятеля и его отношению к подчиненным. Как кавалериста до мозга костей, позиционная война удручала его до последней степени и заставляла несколько раз предпринимать атаки, которые не оправдывались ни обстановкой, ни знанием действительного положения вещей. В других случаях, когда он проявлял намерения воспользоваться возможностями внезапного нападения на противника, артиллеристы расстраивали его планы, доказывая необходимость проведения предварительной артиллерийской подготовки, и он, не будучи в состоянии противопоставить чтолибо их техническим доводам, сдавался. Его утомляла также подчиненность Хейгу, человеку такой же решимости, как и он сам, но с более ортодоксальным методом мышления, которого Алленби превзошел как начальник колонны в Южной Африке, но который опередил его в продвижении по службе. Существовавшие между ними натянутые отношения основывались не только на различии в характерах. Алленби по своей натуре был человеком, который мог с большим успехом проводить в жизнь свои собственные планы, чем планы кого-либо другого. В этом отношении у него было большое сходство с Лоуренсом. Во всем остальном они были совершенно различны.

Назначение Алленби в Египет было поворотным моментом в его карьере, как это оказалось поворотным моментом и для Лоуренса.

Но даже и при этом Лоуренс предполагал, что "едва ли Алленби с трудом выносил тяжесть войны на Западном фронте; на этом же новом театре военных действий, более, открытом и менее оснащенном техникой, он нашел поле для применения своих способностей. Его не нужно было долго убеждать в необходимости, немедленных действий.

Алленби был подготовлен встретить в моем лице маленького босоногого человека, закутанного в шелковое одеяние и предлагающего затруднить движение противника своими теориями, если ему будут даны продовольствие, оружие и деньги в сумме 200 000 фунтов. Чувствовалось, что Алленби никак не мог понять, сколько во мне было действительно надежного человека и сколько шарлатана. Я так и оставил его решать эту загадку без всякой помощи".

В беседе с Алленби Лоуренс проявил все свое красноречие, изложив ему свои мысли о Восточной Сирии, населявшие ее народностях и о той политике, которой следует придерживаться. Под конец Алленби кратко заявил: "Хорошо, я сделаю для вас все, что могу". В дальнейшем Лоуренс постепенно убедился в том, "что генерал Алленби может сделать для своего самого алчного помощника". 200 000 фунтов стерлингов в дальнейшем были увеличены до 500000 фунтов стерлингов.

Обещание Алленби оказывать поддержку вдохновило Лоуренса разработать новый план и представить его Клейтону.

Беседа с Алленби показывает ту перемену, которая произошла в Лоуренсе за семимесячный период перехода, проделанного им между Янбо и Акаба. Перед тем как отправиться в Янбо, он, будучи назначен к арабам в качестве советника, пытался избежать ответственности. Теперь он сам искал ее и притом в гораздо большей степени, так как являлся руководителем. Теперь ему было не все равно, в чьих руках будут находиться бразды правления.

Желанием Лоуренса было — стать "некоронованным королем". Он не добивался права командовать, а хотел лишь того, чтобы на арабском театре войны были приняты его политика и стратегия, чтобы его новый «северный» план был официально принят.

Лоуренс обладал удивительной способностью схватывать детали; в этом отношении его доклады по линии разведки представляют собою редкое сочетание широкого взгляда и мельчайших подробностей. Я поражался также его сверхметодической организацией какого-либо пустякового дела. Наконец, проявить в решающий момент необходимую изобретательность мог только он один. Он сам говорил: "Если бы мне пришлось встретиться с 50 задержками, я смог бы найти 51-й выход из положения для достижения поставленной мною цели. Но для того, чтобы быть главою всего, я должен был избавить себя от заботы о грузах риса или муки, доставляемых транспортами".