Рота Шарпа - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коллетт попытался возразить, но Шарп только медленно кивнул:
- Да, сэр.
- Теперь что касается винтовок.
Шарп встревожился:
- Винтовок, сэр?
Коллетт счел-таки нужным вмешаться:
- По мнению Раймера, именно винтовки стали причиной наших потерь ночью. Их слишком долго заряжать, из-за этого они нас подвели. Мушкеты быстрее – а значит, более эффективны.
Шарп кивнул:
- Это правда, но так случилось только этой ночью.
- Это ваше мнение. Раймер его не разделяет, - Коллетт запнулся. – А именно Раймер командует ротой.
- И командует, как считает нужным, - подхватил Уиндхэм. – Что значит, от винтовок нужно избавиться.
Шарп впервые повысил голос:
- Нам нужно больше винтовок, сэр, а не меньше!
- О чем я и говорю! – Уиндхэм в ответ тоже повысил голос. – Вы не должны командовать легкой ротой. Командовать должен один!
И это, разумеется, Раймер. Гнев Шарпа поутих: так значит, его наказывают не за собственные ошибки, а за ошибки Раймера, и все трое это знают. Он выдавил улыбку:
- Да, сэр.
Снова повисла тишина. Шарп видел, что ему хотят сообщить еще о чем-то, чего стыдится полковник. Но вытягивать из них по слову в час ему надоело – пусть чертов разговор наконец закончится:
- Так что теперь, сэр?
- Теперь? Продолжаем, Шарп, продолжаем! – Уиндхэм попытался уйти от ответа, но взгляд стрелка принудил его вернуться к теме. – С нами говорил майор Хоган. Он был очень расстроен, - полковник запнулся: тема была слишком уж тонкой. Впрочем, Шарп уже сам обо всем догадался: Уиндхэм пытался избавиться от Шарпа хотя бы на время, а Хоган придумал, как это сделать, но теперь Уиндхэм стыдился сказать это прямо.
- Итак, сэр?
- Ему нужна ваша помощь, Шарп. Хотя бы на несколько дней. Инженерам вечно не хватает рук, черт бы их побрал, вот Хоган и просил прислать вас. Я согласился.
- Значит, я покидаю батальон, сэр?
- Всего на пару дней, Шарп, всего на пару дней.
Сзади подал голос Коллетт:
- Черт возьми, Шарп, скоро капитанские патенты будут валяться на земле, как фунтовые бумажки в день выборов!
Шарп кивнул. Коллетт подтвердил его соображения: Шарп смущал не только Раймера, но и всех других капитанов, которым он дышал в затылок. Если сейчас убрать его из батальона, отправив к Хогану, можно будет без проблем вернуть его после атаки капитаном. А атака будет уже скоро: Веллингтон слишком нетерпелив для долгой осады, а хорошая погода благоприятствует контрударам французов - значит, пехота уже в ближайшие дни двинется на город. И Коллетт прав: вакансии будут, даже слишком много вакансий, и обеспечат их французские пушки в Бадахосе.
Уиндхэм с видимым облегчением воспринял согласие Шарпа:
- Итак, все в порядке, Шарп. Удачи, хорошей охоты! – он издал смущенный смешок. – Еще увидимся!
- Да, сэр, – но не так, подумал Шарп, как планирует Уиндхэм. Выходя из палатки, стрелок не протестовал против решения полковника – или, скорее, решения Хогана. Но черт его подери, если его можно просто убрать с доски, как какую-то пешку! Он потерял роту, его вытолкали взашей из батальона, внутри кипел гнев: значит, он не нужен? Ну и черт с ними со всеми! Он получит «Отчаянную надежду»! Он выживет и вернется, но не как временная замена убитому капитану, а как солдат, которого нельзя не замечать. Он пробьется! Черт возьми, он пробьется, и он знает, с чего начать.
С батальонной кухни донесся знакомый смешок. Хэйксвилл! Чертов Хэйксвилл, стрелявший в него в темноте из семиствольного ружья! Шарп повернул на звук, преодолевая боль в простреленной ноге, и пошел навстречу врагу.
Глава 20
Хэйксвилл усмехнулся:
- Вы чертовы эльфы, а не солдаты! Смирно стоять!
Двенадцать стрелков вытянулись по стойке «смирно». Каждый из них с радостью убил бы сержанта, но не здесь: то, что делалось на батальонной кухне, видел весь лагерь. Убивать надо ночью, тихо, но чертов Хэйксвилл как-то умудрялся бодрствовать всю ночь или просыпаться от малейшего звука. А может, его и правда нельзя было убить.
Каждый из стрелков был раздет до рубахи, зеленые куртки лежали на земле. Хэйксвилл медленно шел вдоль шеренги. Он остановился возле Хэгмена, старого браконьера. И ткнул его мундир носком ботинка, указывая на черную нашивку на рукаве:
- Так, что это у нас, а?
- Нашивка старшего стрелка, сержант.
- Нашивка старшего стрелка, сержант, - передразнил Хэйксвилл. Его желтое лицо дернулось. – Чертова развалина, вот ты кто! Чертов старший стрелок! С этого момента ты чертов солдат, – он втоптал рукав в грязь и усмехнулся, зловонно дыша в лицо Хэгмену. Стрелок не двигался: иначе не избежать наказания. Хэйксвилл снова дернулся и пошел дальше. Он был доволен собой. Стрелки нервировали его, поскольку держались сплоченной группой, казались элитой, поэтому он хотел раздавить их. Именно он подсказал Раймеру, возвращаясь с дамбы, что винтовки слишком медлительны, он же предложил капитану утвердить свою власть над старой ротой Шарпа, переведя стрелков в обычные солдаты. И обе подсказки сработали. - Ты! Кругом! Ты, рябая ирландская свинья! Кругом! – его слюна забрызгала Харпера.
Харпер на долю секунды задержался и увидел, что за ними наблюдает офицер. Не желая окончить дни, глядя в лицо расстрельной команде, он повернулся.
Хэйксвилл вытащил байонет:
- Как спина, рядовой?
- Отлично, сержант.
- Отлично, отлично, - передразнил Хэйксвилл донегольский акцент. – Ну и хорошо, рядовой, – он приложил байонет к спине Харпера и повел лезвие вниз, цепляя незажившие шрамы, так что кровь хлынула на рубашку. - А у тебя грязная рубаха, рядовой. Грязная рубаха грязного ирландца.
- Да, сержант, - Харпер не дал боли проявиться в голосе: он обещал убить этого подонка – и он это сделает.
- Так постирай ее! Кругом! – Хэйксвилл спрятал байонет.
Двенадцать стрелков наблюдали за сержантом. Он был сумасшедшим, никаких сомнений. В последние несколько дней у него возникла новая привычка: сидя в одиночестве, он стаскивал кивер и глядел внутрь, разговаривая с ним, как с другом. Он поверял киверу свои планы и надежды найти Терезу, и глаза его обегали роту, чтобы удостовериться, что они видят и слышат его. Тогда он усмехался, глядя внутрь грязного кивера: «Я поимею ее! Я поимею эту красотку! О да, Обадия поимеет ее!»
Хэйксвилл остановился, уставившись на стрелков:
- Теперь вы будете носить красные мундиры, а не чертову зелень! Будете ходить с мушкетами, а не с этими игрушками! – он указал на двенадцать винтовок, сложенных в открытый оружейный ящик, и расхохотался. – Вы будете настоящими солдатами, как сержант Хэйксвилл, ваш лучший друг, как я! Вы ненавидите меня, да? – лицо непроизвольно дернулось. – Мне это нравится. Потому что я вас тоже ненавижу! – он снял кивер, заглянул внутрь, и голос его стал томным и подобострастным: - Я их ненавижу, правда... – потом он поднял голову, и голос стал привычным: - Думаете, я сумасшедший? Я и сам не знаю, - он снова расхохотался, потом, увидев, что глаза их скосились влево, повернулся. К ним шел чертов Шарп. Хромает. Хэйксвилл натянул кивер и отсалютовал: - Лейтенант, сэр!
Шарп отсалютовал в ответ, голос его был ровен:
- Сержант, команда «вольно».
- Но лейтенант, сэр...
- Я сказал «вольно», сержант.
Хэйксвилла передернуло. Он не мог открыто нарушить субординацию и возразить Шарпу, поэтому поглубже упрятал свою ярость:
- Строй! Вольно!
Шарп оглядел стрелков, своих стрелков, которых вел от самой Ла-Коруньи, и прочитал на их лицах уныние, как будто вместе с зелеными куртками с них сняли честь. Теперь им предстояло еще одно потрясение. Он ненавидел речи, потому что всегда чувствовал себя скованно, но он должен был сказать им.
- Я только что из палатки полковника. Я покидаю батальон. Сегодня, - он увидел, что на лицах появилось отчаяние. – Я хотел сам сказать вам об этом. Сержант!
Хэйксвилл, ликуя от услышанного, шагнул вперед, но увидел, что Шарп обращается к Харперу. Хэйксвилл остановился: он понял, что пахнет неприятностями, но не мог почуять, какими.
- Сэр? – голос Харпера дрожал.
- Соберите зеленые куртки. Принесите их сюда, - Шарп говорил спокойно, как будто его, единственного из всех, совершенно не волновало происходящее.
- Лейтенант, сэр!
Шарп повернулся:
- Сержант Хэйксвилл?
- У меня приказ забрать мундиры, сэр.
- Куда, сержант?
Хэйксвилл усмехнулся:
- К пушкарям, лейтенант, сэр. На тряпки.
- Я избавлю вас от этой обузы, сержант, - голос Шарпа был почти дружелюбным. Он повернулся и подождал, пока Харпер соберет мундиры, затем ткнул пальцем в землю возле своей ноги. – Положите сюда.
Харпер нагнулся. Он помнил слова Хэйксвилла, которые он произнес внутрь кивера, и не сомневался, что они означают, поэтому попытался предупредить Шарпа:
