Дельта-фактор - Микки Спиллейн

— Пойдемте. Идите впереди, словно вас ведут на допрос. Если возникнут осложнения, сразу бросайтесь на пол.

Он осторожно улыбнулся:

— Скажите мне только одну вещь, пожалуйста.

— Что?

— У вас есть приказ убить меня, если нам не удастся бежать?

Я кивнул.

— Отлично. Пожалуйста, не сомневайтесь: я предпочту смерть, только бы не попасть в руки красных.

— Значит, вы так важны?

— Именно так. Я очень важен. Если я останусь в живых, они заставят меня говорить, и на моей совести будет смерть миллионов. Если я умру... что ж, может, тогда у мира появится шанс обрести, наконец, разум.

— Но все-таки давайте сначала попробуем вытащить вас живым, — сказал я.

— Вы храбрый человек, — ответил он.

Я покачал головой:

— Перед вами самый последний идиот на свете. Вперед!

Никто не задал нам ни одного вопроса, пока мы шли по коридорам. Лейтенант представлял собой власть, чье слово было законом, поэтому ворота открывались и закрывались за нами без всяких усилий. В тусклом свете лампочек, развешанных по стенам, никто не мог заметить ни торчавшего из-под моего пиджака револьвера, ни необычного выражения наших лиц. Стража просто совершала те же действия, что и обычно, пропуская заключенного с эскортом, ведущим его на допрос. Позднее, чтобы защитить себя и своего нового капитана, они припомнят, как я давил на него, держа под прицелом, и как он пытался беззвучно подать им знак, предупредить об опасности; но они, простые охранники, не разобрались в таких тонкостях.

Только один из них, с враждебным взглядом, повидавший мир и возненавидевший любую власть, которая была для него сколь притягательна, столь и ненавистна, — только один попытался оказать какое-то сопротивление. Чутьем хорька он понял, что лейтенант совершает огромную ошибку, которая грозит опустить его на самое дно, в то время как сам он может возвысить себя. Поэтому он выхватил пистолет из открытой кобуры и направил его на нас сквозь прутья решетки.

Его ошибка состояла в том, что он решил, будто лейтенант — главный зачинщик. Я выстрелил прямо в его улыбку и увидел, как он падает из-за стола и кучей валится к нам под ноги. Не говоря ни слова, лейтенант просунул руку между прутьями, вытащил ключи и открыл дверь. Виктор Сейбл странно взглянул на меня и прошел вперед.

Другие услышали выстрел. Они вбежали с противоположного конца коридора, в который мы как раз вошли, с оружием наперевес, но, увидев нас, остановились. Они смотрели друг на друга, выжидая, кто первый сделает движение, затем снова взглянули на лейтенанта.

Я заговорил на их языке, чтобы не было недоразумений:

— Это случайность. Лейтенант говорил ему, что не следует обрезать верхушку кобуры. Он уронил ключи, и, когда наклонился, чтобы поднять их, пистолет выпал и выстрелил.

Очевидно, мертвый охранник не раз высказывал свое мнение относительно застегнутой кобуры, так что такого объяснения было достаточно. Их облегченные ухмылки разрядили напряжение; они уже думали, как теперь смогут высмеять старого служаку, который обращался с ними как с идиотами, и какую выволочку тот получит от лейтенанта.

Мы прошли в последние ворота. Сзади все вновь было тихо и спокойно, только глухо раздавались наши шаги по мощеной дорожке, ведущей в офис.

Но леди Удача, бывшая столь щедра с нами, теперь решила показать свой характер. Испуганный шум позади нас эхом отразился от стен и был подхвачен всеми вокруг. Один из охранников, которому не терпелось проучить того, кто уронил свой пистолет, вернулся и обнаружил, что тот мертв.

Я схватил лейтенанта за руку:

— Сколько охранников нам осталось пройти?

— Около тридцати на разных постах, сеньор.

— Их могли предупредить?

Лейтенант поднял руку, призывая к молчанию. Взволнованные крики затихли, и мы поняли, что они разрабатывают план действий. Единственной вещью, которая до сих пор удерживала их, было то, что лейтенант все же представлял власть и нес ответственность за происходящее. Они не видели наставленного на него пистолета и поэтому полагали, что ему предстояло самому выпутываться из истории. У них не заняло бы много времени сложить все части вместе и проследить цепочку событий до охранника у камеры Сейбла. И тогда наши дела будут совсем плохи.

Лейтенант понимал это так же хорошо, как и я.

— Если они поднимут тревогу, остальные набросятся на нас со всех сторон. Для таких случаев существует особый приказ, что им следует делать. — Он безнадежно пожал плечами.

— Система оповещения связана со светом?

Он покачал головой:

— Нет, это отдельный провод.

Я знал, где я нахожусь и что мне нужно делать. Я быстро кивнул им, чтобы они следовали за мной, и побежал быстрой рысью по коридору, перпендикулярному тому, по которому мы шли. Теперь на меня работали минуты и даже секунды. С их течением мы все ближе были к смерти.

Когда мы достигли поворота, я свернул направо, нашел колонны по сторонам плиты, закрывавшей вход на нижний этаж, выдернул болты, которые Фусилла так любезно мне показал, и надавил на гранитный блок. Лейтенант следил за мной с изумлением, поражаясь осведомленности по поводу секретных механизмов крепости; на его лице отразилось вновь вспыхнувшее уважение.

Не задавая вопросов, он потянулся к поясу и подал мне маленький фонарик. У меня не было выбора, так что пришлось довериться. Если бы он осмелился выступить против меня, дело было бы проиграно; если бы я решился протащить его и Сейбла по нижним лабиринтам, мы выбились бы из графика, а это тоже означало конец.

Я взял фонарик и протянул ему мой револьвер.

— Ждите здесь, — сказал я.

Нескольких лампочек, укрепленных через равные промежутки, было достаточно, чтобы осветить мне дорогу. Сейчас я был здесь не на экскурсии, поэтому не глядя проходил мимо устрашающих экспонатов, украшавших ряд помещений. Я шел мимо напоминаний о кровавом прошлом Роуз-Касл, а может, и настоящем, ориентируясь только на звуки «бамп-бамп» газолинового двигателя, которые служили для меня путеводным сигналом.

На этот раз мне не пришлось возиться с замком. Дверь была закрыта на древний засов, который неохотно, со скрипом поднялся, когда я надавил на рычаг. Я направил луч фонарика на старинный двухцилиндровый судовой двигатель, передававший энергию через систему шестерен на потрепанный временем вращавшийся генератор, нашел нужные рычаги и вырубил его, под дождь искр и облегченный скрежет массивного махового колеса, наконец-то замершего в покое.

Позади меня тусклый свет лампочек померк, и все погрузилось в полную темноту, мне остался только слабый луч фонарика, чтобы найти обратный путь. К счастью, этого было достаточно. Очертания стали глубокими и зловещими, орудия пыток выглядели еще гротескнее, чем раньше, словно оживая в дрожащем луче, — их длинные тени, казалось, хотели дотянуться до меня.

Я отыскал лестницу, быстро поднялся, нажал на рычаг и поднял тяжелую плиту.

Выстрел прогремел прямо перед моим лицом. Я нырнул вниз и покатился по коридору, ругаясь про себя. Фонарик выпал из моих рук, все еще испуская свет, и в его луче я увидел охранника, корчившегося лицом вниз на перекрестке коридоров; его глухие стоны заглушало эхо от выстрела моего револьвера.

Ко мне протянулась рука, помогла подняться на ноги, и голос лейтенанта сказал:

— Это было необходимо, сеньор.

Я схватил фонарик и направил его на Виктора Сейб-ла и лейтенанта. Тот протягивал мне мой сорок пятый.

— За ним последуют другие, сеньор. Мы должны спешить.

— Они подняли тревогу?

— Вы успели вовремя, — ответил он.

Они были не самыми умными в этом мире, но все же знали несколько основных маневров. Я намеренно позволил им увидеть свет от фонарика, освещавшего нам путь. Когда мы подошли к пересечению коридоров, я осветил один из них, словно мы собирались направиться именно туда, затем покатил фонарик по полу, так что его луч указывал уже на противоположную сторону.

Они все выстроились в аккуратный ряд с ружьями на плечах, ожидая, когда наши силуэты появятся на освещенной стене. Только на этот раз сами превратились в мишени, и через две секунды переполоха, когда они осознали свою ошибку, сорок пятый уже был в моей руке, и после каждого выстрела один из них падал наземь. Последний охранник успел сделать одиночный выстрел и потянулся к курку, чтобы перезарядить винтовку, но моя пуля пробила ему грудь, он дернулся и повалился на пол, как марионетка, у которой подрезали веревки. Когда эхо от выстрелов стихло, я поднял фонарик, убедился, что коридор пуст, и взглянул на лейтенанта:

— Нас могли услышать?

— Нет, сеньор. А если и услышали, то не станут выяснять, в чем дело. Это их не касается. Они будут ждать приказа.

— Тогда пошли, — сказал я. — Мы должны добраться до офиса.

Никто не тронул мертвые тела. Они остались лежать там, где упали, и позы все еще выражали недоумение, хотя с их лиц уже стерлось удивление. Сейбл посмотрел на них, не выказывая никаких эмоций, понимая, что это часть того, что должно было случиться. Они были готовы убивать, но внезапно наступил их черед. К таким я не испытывал жалости.