На крутом перевале (сборник) - Марин Ионице
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солдат слева от меня, солдат справа от меня… И все, как один, готовы защитить родную страну.
В учебниках географии и на всех картах протяженность границ и длина рек, высота холмов, гор, площади полей, равнин, садов, виноградников, лесов, пахотных и непахотных земель выражены в километрах, гектарах, погонах [23], шестах [24]. А можно было измерять и ростом солдата. От этого до того места — столько-то солдат, солдат, которые покрывали своими телами землю, чтобы защитить ее. Солдаты, которые несут службу сейчас, и солдаты, которых уже нет в живых.
Я тоже закрываю своей грудью клочок земли, и я слышу, как в глубине земли отдается биение моего сердца.
* * *— Сделай усилие, чтобы вспомнить. Прошу тебя, вспомни!
Красивая, как искушение.
— Ты же понимаешь, прекрасно понимаешь, что я тебе хочу сказать.
Красивая до такой степени, что можно сойти с ума.
— Ну хотя бы моргни ресницами, чтобы я заметила, что ты понимаешь мой вопрос.
Красивая — такой земля не знала с тех пор, как на ней есть женщины.
— Маленькое усилие, не так уж это тяжело… Красивее, чем ее могли бы изобразить художники, воспеть поэты, изваять в мраморе скульпторы.
— Маленькое усилие… Кто ты? Красивее, чем бывают в сказках.
— Не можешь вспомнить или не хочешь?
Ее глаза… Да, прежде всего глаза, затем губы, губы и глаза, лоб, брови, овал лица, волосы, опять глаза и губы, подбородок, мочки ушей, нос, снова губы и глаза, плечи, грудь, талия, бедра, колени, икры ног, узенькие ступни… И опять глаза и губы…
Только единожды природа может произвести на свет такую, которая каждого сведет с ума. Ну хорошо, красавица из красавиц, вот мой ответ: не хочу вспоминать. И еще я знаю, знаю, что и ты — это последняя попытка, подаренная мне судьбой, потому что не найти ничего более искусительного, чем ты. Откажись, волшебное видение с черными глазами, здесь ничего уже не поделаешь. Видишь прекрасно, что я сопротивляюсь изо всех сил.
И снова придут те люди в белых халатах, чтобы задавать вопросы. Только ушли. Но придут снова. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. И начнем игру сначала.
— Кто ты?
— Рядовой Вишан Михаил Рэзван, второе отделение, второй взвод, первая батарея.
— А до того, как стал солдатом? Было ли что-нибудь до того, как ты стал солдатом?
— Окоп… Был обычный индивидуальный окоп, длинный и широкий, чтобы в нем мог укрыться солдат. А со стен этого окопа свисали корни деревьев, которыми я как будто был связан с родной землей.
— А другие воспоминания?
— Город Брэила.
— И что еще?
— Есть еще кое-что, большая вода и огонь. Огонь, который, как известно, сжигает, и вода, в которой тонешь.
— Знаем, ты уже нам рассказывал.
— И еще была девушка на пляже. То есть на пляже было много девушек, но одна-единственная стала со мной разговаривать. Но она ушла… А больше я ничего не помню. Почему вы не оставите меня в покое?
Оставили. Но они придут еще. А эта чудо-девушка?.. Что за яд в ее жале?
— Даже мне ты не хочешь сказать, кто ты?
Почему даже ей? Потому что у нее такие глаза и брови? Как это поется? «Ой, Мария, Мариола, от твоих красивых глаз я с ума сойду сейчас».
А как она хмурится! Боже, ну до чего ж красива! Может быть, мы, солдаты, ее такой и представляли, когда пели хором, возвращаясь с занятий, популярную песню, переложенную в ритме марша:
Моя дорогая, брови густыеЗачем так нахмурены?Сердце ль остыло?Брови ты вскинешь — засветит луна,Их ты опустишь — схожу я с ума.
Просит. Маленькая… Сожалею, барышня, но в данной обстановке я не могу быть вам полезен.
Мое прошлое. Какое оно имеет теперь для меня значение? Скорлупа, из которой я вышел. Кто и зачем заставляет меня возвращаться в нее? Но только так, таким путем врачи могут убедиться, что рассудок мой цел и я спасся. Спасся от воды и огня…
— Как тебе повезло! Эта девушка…
Все постоянно говорят, что мне повезло. Мне говорят: «Счастье твое…»
Если подсчитать, то, наверное, нет на свете другого такого человека, на которого бы свалилось столько счастья сразу, как на меня.
— Счастье твое, что та балка не оказалась тяжелее.
— Счастье твое, что не упала со стороны сердца.
— Счастье твое, что не разбила тебе голову.
— Счастье твое, что тебя вытащили из огня.
— Счастье твое, что погасили огонь на тебе.
— Счастье твое, что вовремя приехала «скорая помощь».
— Счастье твое, что оперировал тебя доктор Раду…
— Счастье твое, что тобой занимается доктор Джеорджеску.
— Счастье твое, что ты живешь. И эта девушка, какое счастье.
Девушка. Это была практикантка из медучилища. Я — больной номер два, палата Е.
— Травма грудной полости… Ребра с третьего по девятое… Плевра… Легкое…
Голос медика однообразный, монотонный. Кто-то сдержанно зевает, прикрывая рот рукой. Сегодня понедельник, значит, вчера… Еще один танец, еще один фант [25], еще кофе, дело доходит до полуночи, и, пока попадешь домой, валишься с ног, так спать хочется. А в понедельник еще один новый больной — откуда его принесло?
— Состояние после жара… Частичная потеря памяти… Принимает антибиотики… Снотворное…
Валишься с ног после бессонной ночи…
— Было премиленько, а ты почему не пришла?
Зевавшая ходит от больного к больному, как ворона от дерева к дереву. Не очень здорово, но что поделаешь. Одна жизнь у человека, и как ее пробежишь, как ее проведешь…
— На аккордеоне играли что-то быстрое… Петрикэ целуется фантастично, не то что Никки…
До больного ли тут, даже если речь идет о травме грудной клетки? Их вон сколько — целый журнал.
Девушки снимают и оставляют в раздевалке для учащихся белые халаты и идут досыпать домой или, кто знает, куда еще?
Но одна возвращается, пробежав восемнадцать ступенек:
— Я приду и после обеда. Что тебе принести?
Смотрю на нее непонимающим взглядом.
— Хорошо. Подумай еще. Но я все равно приду.
И уходит, как будто уверена, что мысленно я устремился за ней. Но действительно, чего мне хочется и что она может принести? Я люблю романтиков. Давно не читал стихов. Романтики…
У нас в лицее был преподаватель всемирной литературы, который мне поначалу показался довольно подозрительным — полусонный вид, большой нос, какие-то клыкастые зубы, длинный как жердь, хилый, опущенные плечи, очки на кончике носа, забавная лысина. Но он — что правда, то правда — нас покорил. Когда он поднимал вверх свой длинный сухой палец, даже несмотря на то, что очки у него висели на кончике носа, все знали: еще мгновение — и он достанет с неба звезду и насадит ее на церковный купол. Необыкновенная мимика — и вот уже горбун из Нотр-Дам распростерся у бездыханного тела Эсмеральды на влажном песке, чтобы умереть рядом с возлюбленной. Я люблю романтиков.
Как тебе повезло с этой девушкой!
Она действительно пришла после обеда как посетительница. С чем можно прийти навестить больного в больнице, если он, как я, молод и к тому же недвижим? Вначале я думал, что это будут цветы, много цветов — сейчас ведь сезон цветов. Цветы и, пожалуй, фрукты. Персики и сладкие яблоки. Менее вероятно — шоколад, компот, конфеты.
Ничего похожего. Села на стул возле моей кровати и начала читать. Прочитав несколько строф, спросила:
— Тебе нравится Альфред де Мюссе?
«Да, здорово старается, — думаю я. — Уж очень старается выглядеть естественной, плутовка…»
— Тебе очень повезло с доктором Раду.
— Доктор Раду. Кто этот тип?
— Как кто? Врач, который тебя оперировал!
Хорошо, хорошо, знаю я его — того высокого мясника с квадратным торсом, с седыми вьющимися волосами, с лицом, словно развороченным рогами взбесившегося быка. Крепкий мужчина. Его атлетически сложенная фигура культуриста могла бы украсить обложку любого журнала. Но, оказывается, это еще не все.
— Доктор Раду известный наш специалист в области хирургии и легочной патологии. Его труды публикуются в нашей стране и за рубежом. Его приглашают на международные конгрессы.
— Не слишком ли он задержался в Брэиле?
— Он сам так хотел… Маленький диспансер он превратил в известную клинику. Профессора из Бухареста направляют к нему сложных больных. Приезжают и иностранцы.
— Его осыпают цветами!
— Какой ты смешной! Он принес к нам в училище несколько иностранных журналов. Мистер такой-то из Австралии на водных лыжах борется с волнами, восстановил же его здоровье в Румынии, в стране на юго-востоке Европы, доктор Раду. Он возвратил его к нормальной жизни и любимым видам спорта.
— А я-то думал, что он находится здесь ради меня…
— Я же говорю, что ты смешной.
— Он преподает в вашем училище?