Отель последней надежды - Татьяна Устинова

— Почему вы здесь? — спросил он.

Она замотала головой — разжать зубы значило снова услышать их отвратительную костяную дробь.

— С вами все в порядке?

Надежда выпростала из кармана руку и показала большой палец — с ней все просто отлично!

С него капало, капли попадали на нее и казались теплыми, так сильно она замерзла!..

Он посмотрел на дверь в ее квартиру, достал из кармана странной формы фонарик, который загорелся так ярко, что Надежда зажмурилась, зажал его в зубах и осмотрел замки.

Кажется, ему не понравилось то, что он увидел, потому что он осмотрел еще раз и подвигал дверь обеими руками туда-сюда.

— Офвавафесь фесь! — сказал он Надежде с фонарем в зубах, и она поняла, что он велит ей оставаться здесь.

Она опять судорожно кивнула, и он пропал в черноте, за дверью.

Она думала, что он обязательно достанет пистолет, будет приседать и оглядываться, как это делают в кино, но он не приседал и не оглядывался, а просто вошел, и все.

Через несколько секунд он вернулся к Надежде. Фонарик был у него в руке, и ярким лучом он обшарил стены парадного.

Луч мазнул по масляной краске, кое-где облупившейся, и уткнулся в электрический щиток.

Дэн Уолш снова взял фонарь в зубы, достал из кармана совершенно мокрых штанов перчатку и перчаткой за уголок потянул на себя дверцу щитка. Надежда не видела, что он там обнаружил, но что-то щелкнуло, потом затрещало, и через секунду в ее квартире зажегся свет!

— Вы можете встать?

— Наверное, могу.

— Тогда нам нужно зайти в квартиру.

— Я.., я не могу, Дэн.

— Пойдемте, — повторил он настойчиво. — Не следует здесь сидеть.

— А.., милицию вызвать? Все-таки там.., труп.

— Там нет никакого трупа, — сказал Уолш. — Это чьи-то глупые шутки. Поднимайтесь, Надя.

Ее имя он произнес не так, как произносят все англоязычные, — «Надья». Он сказал совершенно правильно — «Надя».

— Как.., нет трупа? А.., человек на люстре?..

— Это не человек.

— Что?!

— Пошли! — И он подтолкнул ее в квартиру.

Кругом горел свет, и было совершенно не страшно. Ее сумка привычно стояла на полке, и туфли валялись посреди коридора, словно ничего не случилось.

Зубы все еще стучали, и руки сильно тряслись, и ей пришлось сложить их на груди и взять себя за локти, чтобы Уолш не увидел, как сильно они трясутся.

Он первым прошел в гостиную, и она следом за ним, с ужасом, но все-таки с некоторым любопытством выглядывая из-за его плеча.

— Вот покойник, — сказал Уолш по-русски и простер руку в сторону дивана. — Посмотрите.

На диване лежало нечто совершенно непонятное, белое, невразумительное, странной формы.

— Где покойник? — спросила Надежда и посмотрела на американца.

— Это он и есть. То есть это, конечно, никакой не покойник, но это то самое, что висело у вас на люстре.

На диване лежало какое-то огородное пугало. Она разглядела, когда подошла поближе. Сшитая из двух простыней кукла, даже и не кукла, а так, ерунда какая-то — ручки, ножки, огуречик, вот и вышел человечек! Кукла была довольно большой, примерно в половину человеческого роста, на длинной веревке.

— Что это такое?! — требовательно спросила Надежда у Уолша. — А?! Откуда это взялось?

Тот пожал плечами.

Надежда подошла и потрогала длинную белую сосиску, «руку» ее недавнего покойника. Пугало было набито то ли ватой, то ли соломой, внутри у него отчетливо шуршало, и какие-то острые углы проступали через тряпку.

— Чем он набит? — спросила Надежда, как будто Уолш в свободное от американского президента время занимался набивкой чучел.

Тот сосредоточенно пощупал «руку».

— Думаю, газетами. Но это не самое интересное, Надя. Самое интересное вот здесь. Взгляните.

Он легко, одним пальцем перевернул пугало, и Надежда отшатнулась и прикрыла глаза.

На обратной стороне чучела на уровне груди было написано черными буквами «Павел».

— Так зовут вашего мужа?

— Да.

Дэн Уолш взглянул ей в лицо и перевернул пугало надписью вниз.

— И чем вы можете это объяснить?

— Ничем.

— Понятно.

Он обошел комнату, заглядывая во все углы, словно что-то искал, а потом еще залез на подоконник и потряс рамы. Надежда все стояла возле дивана, тупо глядя на пугало.

— Кто мог войти в вашу квартиру?

— Никто, господин полковник.

— Подумайте, госпожа Звонарева.

— Ключи есть только у моих родителей, у меня и у Павла.

— Он вам их не вернул, когда вы расстались?

Она подумала немного.

— Нет. Он сказал, что отдаст их Сашке, соседу, но Сашка ничего мне не передавал, и я решила, что мой муж так их и не оставил.

— Вы его не спрашивали про ключи?

— Нет.

Она не стала говорить, что ей все казалось, что если он не отдал ей ключи, значит, он обязательно вернется, значит, он хочет, чтобы у него был путь домой…

— Ваши родители живут в Хельсинки, насколько мне известно?

— Да.

— Ваш отчим — крупный менеджер и вообще человек состоятельный?

Надежда посмотрела на Уолша.

— Господин полковник, у моего отчима двое взрослых детей. Я понятия не имею о его состоянии, потому что не имею к нему никакого отношения!

— Тем не менее ваш отчим завещал все свое состояние двум своим детям и вам. В случае его смерти вы получите хорошее наследство.

— Что?! — вскричала Надежда, позабыв о пугале и том гадком, что виделось ей, когда она думала о том, кто мог забраться в ее квартиру. — Какое еще наследство?! С чего вы взяли?!

— Я профессионал, — произнес Уолш равнодушно. — Я хорошо знаю свое дело, и на меня работает целая служба! Мы все выяснили. Вы хотите сказать, что не знали о том, что ваш отчим внес вас в завещание?

— Господи, какое еще завещание?! — пробормотала Надежда. — Он что, с ума сошел?! Или это мама его заставила?!

— Ваша мать может заставить вашего отчима делать то, что она скажет?

— Отстаньте от меня, — ожесточенно выговорила Надежда. — Да что такое творится?! Все из-за вашего дурака президента! Если бы ему не пришла в голову фантазия переться в Питер, ничего и не произошло бы! Все началось с этого визита!..

— Прошу вас соблюдать приличия. В моем присутствии следует уважительно отзываться о президенте Соединенных Штатов.

— Идите вы к черту с вашим президентом! Я должна срочно позвонить Ристо и дать ему по шее! Или маме!

— Посылать президента к черту строго запрещено.

— Да что вы ко мне привязались с вашим президентом! У вас в голове только одна мысль — уволить меня с работы! Потому что я внушаю вам опасения!

— Тем не менее позвонили вы именно мне, — вдруг сказал Уолш. — Почему?

— Мне больше некому звонить, — огрызнулась Надежда. — Мама и Ристо в Хельсинки, а больше у меня никого нет, кроме Лидочки! И еще Марья Максимовна, но она мне даже дверь не открыла! Где моя сумка?! Вы не видели? Там телефон! Или нет? Я забыла, куда дела телефон!

— Там, — Уолш кивнул в сторону коридора. — Наверное, вам лучше не звонить. Сейчас четвертый час утра, и, должно быть, ваши родители спят.

Надежда вдруг опустилась на стул, закрыла лицо руками и зарыдала. Впрочем, рыдала она недолго, вскоре поднялась и молча ушла на кухню.

Да, подумал Уолш. Все началось с этого чертова президентского визита.

Меня бросила жена, а эту женщину бросил муж. Это не имеет никакого отношения к делу, но так уж получилось, что мы встретились в Санкт-Петербурге, и непонятно, что делать дальше. Самое лучшее — не придавать никакого значения тому, что встретились, и тому, что ее бросил муж, а меня жена, почти одновременно!

Но что делать, если не получается?..

Слишком много обстоятельств сошлось в одной точке — визит, странное поведение некоторых сотрудников, информация спецслужб о том, что готовится некий заговор, пистолет на складе, хуже не придумаешь!.. И эта женщина, которая все время находится в эпицентре странных событий?

Она вдруг вышла из кухни и спросила:

— Почему вы мокрый?

— У моей машины спустило колесо, и мне пришлось идти пешком, довольно далеко.

— Хотите переодеться?

Он вдруг засмеялся.

— В изрезанные шорты вашего мужа?! Нет, благодарю вас!

— У меня есть целые, — пробормотала Надежда, и вдруг глаза у нее стали круглыми, как у вороны.

Она помолчала, вспоминая, а потом быстро заговорила, глядя в одну точку:

— Да, да, да!.. Я ей рассказывала про одежду и про фотографии! И я сказала, что одежда была вся изрезана, а фотографии порваны! Но я ни слова не говорила о том, что на фотографиях вырезаны глаза! А она сказала, что Павел ни за что не стал бы резать собственные фотографии! Но ведь я ничего не говорила о том, что их кто-то резал! Откуда она узнала?! Она не могла этого узнать!

— Кто она? — мягко спросил Дэн Уолш.

— Марья Максимовна, соседка! Я ей рассказывала про то, что мы нашли в моей квартире, и она меня ругала, что я рассказала вам про мужа! И я сказала, что одежда была вся изрезана, а фотографии порваны!.. Но я ей не говорила, что на фотографиях вырезаны глаза!..