Послесловие - Райдо Витич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, — заверила та.
Лена нерешительно замерла у стола, поглядывая на подносы с пищей.
— У меня нет денег…
— Ты решила меня обидеть? — осек ее взглядом и ей стало не по себе.
— Прости. Я не знаю, как себя вести, — призналась. Николай нежно обнял ее со спины, поцеловал в висок:
— Перестань видеть во мне свое начальство. Для тебя я не полковник.
— А кто? — покосилась.
— Муж.
Прошел к своему столу и вытащил нужные бумаги, что подготовил в первую очередь. Положил перед ней, сверху карандаш:
— Тебе нужно только поставить подпись.
Она не шевелилась. Она смотрела на листы и понимала, что очень хочет это сделать, но…
— Зачем я вам?
Санин моргнул, не зная, что ответить на столь странный вопрос. А зачем воздух? Зачем солнце, зачем небо?
Лена отошла к окну и уставилась на улицу:
— Вы мне очень нравитесь… очень. Я вас осенью увидела и… странное ощущение, знаете, что-то близкое и что-то непонятное, теребит и теребит, — призналась тихо и Николай замер. Боясь вздохом. Движением спугнуть ее откровение. Стоял и смотрел на нее, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, сглотнуть ком, вставший в горле.
Четыре года! Четыре года, как в аду без нее! И она в аду и он…
Гребанный фашизм, гребанная война, проклятая судьба…
Ну, било бы по нему — а ее-то зачем, за что?
"Милая, нежная, славная девочка, я все для тебя сделаю. Главное ты нашлась, главное мы вместе".
— "Вы" не пойдет — «ты», Леночка, — обнял за плечи ладонями, развернул к себе. — Что тебя мучает, родная? Ты сказала, что я нравлюсь тебе, так в чем дело?
— Я вам не пара: посмотрите на себя и посмотрите на меня.
— Все?
Посмеяться бы, а не смешно. Он видел ее, держал в своих руках и осознавал, как она прожила последние годы — наверняка недоедая, недосыпая, болея. Одна. От этого хотелось кого-нибудь убить, что-нибудь разнести к чертям.
Именно — к черту. Теперь все будет иначе, и он вернет задорный блеск ее глазам, мягкую улыбку губам, румянец на щеки. Он сделает все, чтобы она больше не знала ни бед, ни печалей, ни забот.
— Я люблю тебя, — сказал просто.
— Как такое может быть?
Один день знает и, влюбился?
— Не знаю, — признался, глаз с нее не сводя, а от его взгляда и тепло и спокойно, нежность в глазах, такая нежность, что утонуть можно, пропасть.
И подумалось: что она делает? К чему преграды создает, доставляя боль?
— А если я соглашусь? — прошептала. В глазах появилось что-то детское, проказливое. Николай улыбнулся, обхватив ладонями ее щеки, поцеловал в лоб, губы:
— Ты сделаешь нас счастливыми.
— Разве перед вами устоишь? — улыбнулась.
— Перед «тобой» Леночка, — поправил.
Девушка прошла к столу и подписалась в указанных графах.
— Что дальше?
Санин подхватил ее на руки и закружил по кабинету, млея от радости:
— А дальше жизнь, Леночка, долгая и счастливая. А еще обед!
Усадил на стул и придвинул поднос.
— Война войной, а обед по расписанию? — рассмеялась.
— Да, — улыбнулся в ответ.
В кабинет спиной протиснулся Дроздов, заверяя секретаршу, что буквально на минуту, и развернулся к молодым:
— Так и знал, без меня обедаете.
— Не угадал, — кивнул на второй поднос Николай.
— О! Обо мне позаботились! Спасибо, друг! — подмигнул Лене. Та с насмешкой смотрела на него и было отчего-то удивительно тепло и хорошо на душе.
— Ты бы женился, капитан Дроздов.
Саня чуть супом не подавился:
— На тебе? Хоть сейчас!
— Поздно, — сложив руки на столе, заулыбался Николай, довольный донельзя. — К вечеру в наших паспортах уже будут стоять печати.
— Ого, а свадьба?!
Санин обнял Лену за плечи и оба засмеялись:
— Будет, обязательно, — заверил мужчина. И подумал — нельзя лишать Леночку военного братства. Пусть она ничего не помнит — ее помнят и должны знать, что она жива, а она должна знать, что у нее есть друзья не только здесь. И потом в Ленинграде Ян, возможно он сможет что-то разъяснить по поводу ее здоровья, посоветовать, что-то Николаю. А Семеновский возможно поможет восстановить звание и награды Лены.
Неправильно иначе.
— Как на счет уехать в Ленинград на девятое мая? Там и отметим.
— Никогда не была в Ленинграде, — заметила Лена.
— Значит, не против?
— Не против. Только капитан вряд ли с собой жену сможет привезти.
— Не понял, что за загадки? — уставился на нее Дроздов. — Я вроде с утра женат не был.
— Но отцом будешь, — принялась уплетать второе.
Мужчины переглянулись и оба вопросительно.
— А пояснить? — отобрал у девушки хлеб Саша.
Та удивленно посмотрела на него:
— Разве ты не знаешь? Ира ждет от тебя ребенка.
— Кто?! — нахмурился и отпрянул, лицо вытянулось. Николай затылок огладил, с растерянностью поглядывая на друга: ну, ты даешь, старичок.
— А с чего ты взяла? Я-то… чего?
— Она с тобой встречалась, — плечами пожала и сообразила. — Разве она тебе о своем положение не сказала?
И притихла, поняв, что влезла не в свое дело.
Саша поерзал, отодвинул поднос и вышел.
— Н-да, — хмыкнул Санин, покосился на Лену. — Две свадьбы будем устраивать?
А иначе и быть не может, не кинет Дрозд своего ребенка, значит, пришел конец его холостой жизни.
Николай засмеялся — забавно. Отрыгался, значит, Дрозд, кольцевали!
— Я кажется, куда не просят полезла, — заметила тихо Лена.
— Нет, — обнял. — Все правильно. Ребенок не должен расти без отца. И не будет.
Что ж, похоже в Ленинград они поедут вчетвером.
— Это здорово, когда дети рождаются, а не умирают, — заметила Лена и, Николай обнял ее, прижал к себе, уткнувшись носом в макушку:
— Пусть так будет всегда.
И так хорошо, как сейчас, тоже пусть будет всегда!
А что еще нужно от жизни?
Эпилог
В июле сорок седьмого в семье Дроздовых родилась девочка, ее назвали Надеждой.
В апреле сорок восьмого у Николая и Елены родился сын, Антон.
Юрий Банга не сказал отцу о странной встрече осенью сорок пятого, и Ян так никогда и не узнал, что его дочь не погибла во время войны.
Капитана Санину восстановили в звании и вернули награды только в пятьдесят четвертом году, а в пятьдесят пятом ее не стало. Перед смертью память вернулась к ней, но это уже не имело значения.
Николай пережил жену ровно на год. Их сына воспитывала Валентина. Она так и не вышла замуж. Посвятила свою жизнь единственному племяннику, а потом его детям.
Июнь 2005
Дрозд стоял, вцепившись дрожащими от слабости руками в оградку, и смотрел, как его правнук Вася поправляет покосившуюся скамейку, а Антон, сын Николая и Лены, пристраивает цветы у мемориальной плиты.
Старик вглядывался в лица дорогих ему людей подслеповатыми глазами: "зажился я ребята, ох, зажился. Но ничего, скоро встретимся и опять будем вместе, втроем, как тогда".
Он посмотрел в небо, глубокое и чистое и подумал, что все же не зря жил, потому что вот уже шестьдесят лет, это небо не режут фашистские асы, не стоит чад и дым над страной. Он, как и все его поколение сделали ради этого все что могли и не могли, но только отчего-то особенно грустно было осознавать, что многие забыли, чего стоило целому поколению вернуть это небо.
— Все нормально, дядя Саша, — заверил, вставая рядом Антон. Рука легла на плечо ветерана, но, не придавливая, поддерживая.
— Думаешь, нормально? — проскрипел Александр.
— Нормально дед, — баском заверил Василий, встав рядом. К могилам подошли Кира Белозерцева с сыном Николаем и, положив цветы у плиты, встали рядом с друзьями. Из подъехавшей маршрутки вышел внук Дроздова Костя и сын Антона Николай.
— Ну, вот, все в сборе, — тихо заметил Санин.
Мужчины положили цветы и встали рядом с товарищами:
— Прости, чуть задержался, — извинился у деда внук.
— Ничего, — прошептал тот, вглядываясь в фото на плите: Лена и Николай в обнимку, сорок третий год. — Лишь бы вы после моей смерти не задерживались и не забывали.
— Не забудем, — твердо заверил Вася. — Война давно закончилась, но память о героях жива.
— Думаешь, закончилась? — вздохнул старик и качнул головой. — Нет, парень. Это тогда мы думали — закончилась, а теперь ясно — продолжается. Только на войне теперь вы.
— Нет войны, дядя Саша, — напомнила ему Кира, но старик лишь глянул на нее и посмотрел на мужчин: поняли ли они о чем речь? И по лицам прочел — понимают.
— Если б мы знали тогда, что знаете вы. Если б понимали, что поняли позже, поняли лишь те, кто выжил не на фронте — в мирное время.
— Вы о чистках после войны, дядя Саша? — спросила Кира.
— Нет. Хотя и это было. И это пережили.
Мужчина развернулся и, грузно опираясь на палочку, поковылял к машине. Вася и Николай придерживали его — стар ведь совсем стал, но все равно, как в караул, как снова на фронт звал долг — каждый год в день смерти друзей и в день Победы дед Саша приезжал на их могилу.