Зверь дышит - Николай Байтов

Теперь уже передо мной вид на Медынцево. За узкой асфальтовой дорогой, которая от совхозного бывшего аэродрома идёт в Великово и пересекает впереди мой путь, Медынцево лежит внизу, в плоской ложбине, окружённое полями. Горизонт над ним окаймлён чёрным лесом. В самом Медынцеве только группа старых вётел виднеется в том месте, где пруд, да темнеют кое-где одинокие липы перед палисадами.

Моя дорога делает крюк влево, в гору — там выезд на асфальт, — а я иду наискось вправо — полем по еле заметной тропинке, по пояс в зарослях пастушьей сумки, полыни и пижмы. Асфальтовую дорогу от поля отделяет глубокая канава, и тропинка выводит меня к месту, где можно эту канаву перелезть. Я спускаюсь в неё и залезаю на высокий откос.

Вот оно, Медынцево, передо мной, уже совсем близко. Здесь поворот с асфальта на песчаную дорогу, которая широкой светлой дугой ведёт к нему через поле. Осталось пройти не больше полукилометра. Я иду.

КУСОК ОРБИТЫ

(с 17 января больше полугода)

Во вторник, второго августа, назовём вещи своими именами. Нет смысла тебя грузить. Назовём их твоими именами. У тебя их много? По меньшей мере страница крупным шрифтом. Нравится «Вавила Текст» и «Балетка Вист». И ещё Витта Свекла́. Назови меня стрекоза. Этот шмель не летит, он исполняет «полёт шмеля». Разве ты читал Дионисия Ареопагита «О божественных именах»? Читал, но забыл. А может, и не читал. Важно то, что имя не называет сущность, а умалчивает о ней. Даже специально скрывает. Как-то так. Хоровод имён вокруг неназываемого центра. Где твоя невеста, в чём она одета, как её зовут? Назови меня как-нибудь. Отпусти меня ко мне. Костик оставил Муре свою фамилию после развода. Она была Пшенишняк, а потом она была Журбицкая — по Костику. Она умрёт, как звук печальный. И действительно, так и случилось. А её дочка Ида стала Ирой во время немецкой оккупации. Училась в художественной школе, потом в институте. Тоже, наверное, умерла от туберкулёза, «непризнанная маэстро».

Что бы она делала теперь на биеннале у Гельмана? Ты меня спрашиваешь? Спроси у Хейдиз, она уже много лет старается. До чего ж трудно художнику пробиться в наше время на какое-то заметное место. Она труднолюбивая, она пробьётся. Там опять все эти Каллимы, Синие Носы, Синие Супы — целая гирлянда. А ты чего, пишешь, что ли? Конечно, надо об этом писать. Это не хуже критических статей. А ещё лучше — придумать группу «Синие Трусы». Не морочь мне голову своими трусами.

Чего там на улице, мороз сильный? Я из лесу вышел. Да? А мы собирались в лес идти. Потепление обещали к пятнице. Складываем рюкзак и уходим, как сказал когда-то Сухотин. Думать нечего. Уайтспирита полбутылки хватит на всю пиротехнику. «Мы были не группой, а, скорее, труппой» — так он сказал, из-за чего они и поссорились. Поездки за город. Там соберутся «Синие Трупы», «Синие Губы». Бодиарт. Губы ещё означают грибы в некоторых диалектах. А у меня какое-то недоверие к твоему деверю.

Капусту в грибной суп? А я думал, ты спрашиваешь про лавровый лист. Доширак — кроме овощного: он отвратный вкус имеет. Какие шашлычки овощные были. Суперские. Теперь нигде не попробуешь такие печёные овощи. А пончики остынут, пока мы костёр разожжём, — на таком-то морозе. Конечно, можно за курами, но неохота туда переться, к метро. Поеду до Пушкино, сгори это Фрязево. А там разница всего несколько минут. Там контра, что ли? — видишь: побежали. Мамонт — это не слон, а имя. Маменькин сынок. Порождение матери. Если похож на мать, называли Мамонт — только и всего. А почему слона назвали? Они в диковинку у нас. Назови хоть как-нибудь. Они понятны лишь сперва, потом значенья их туманны. Онт — это сущность, а не порождение. Порождение будет — ген. Генезис. Ох уж мне эти эллины, этот язык! Язык сломаешь. «Внимание: переезд». А нам-то что? Это фонограмма для машиниста. Она почему-то транслировалась на вагон. А дальше уже Заветы. Я всегда беру Микояновского комбината. От Ильича до Ильича, без инфаркта и паралича чтобы прожить. А паркенсонизм? Противно, но не так опасно.

Если б мы курочку водрузили, она бы нам жирком накапала в костёр. Неужели восемь? А впрочем… Водичка с водочкой. А этот вкус должен изображать Старого Полковника? Да, немного терпкий. У тебя есть среди знакомых полковники? — Ты уже спрашивала об этом. Я не спросила, а напомнила. Не помню никого, кроме двоюродного деда, покойного. Он пишет книги более отчётливо, чем ты. Есть такой Женя. А ты ещё более? — Да, ещё более, и отчётливо в том числе. А он если муж твоей любовницы, то почему книги тогда? Целые очень толстые книги. Что на это возразить? Если ты Коперник, то это ещё не значит, что ты хороший любовник. Женя Харитонов был отличный писатель. Нина Садур, потом Катя. Маковский вообще умер, пропал без вести. И могилы нет. Женя Иорданский ездил — не нашёл. Он — не этот. Короче, если тот Женя — муж твоей любовницы, то почему, почему? Мне с тобой об этом говорить не с нем. Так Пушкин сказал Дантесу. Лось либо бежит от тебя, либо он бежит на тебя. От Пушкино до Мытищ без остановок. В Лосиноостровской, поди, заперли калитку уже. Поедем до Северянина.

Самое трудное для меня — это шея и ключицы. Грудино-ключично-сосцевидная мышца. Musculus sternocleidomastoideus. Это надо специально изучать, наблюдать. При разных поворотах головы они по-разному напрягаются. То выпирают, то нет. Надо внимательно смотреть всякие ракурсы. Ты любишь слова, я люблю изображения. Эти девчонки, они общезначимые. Ничего красивого Пентхауз не показал. Оставил его в Зверев-пункте, пусть сторожа смотрят. Мне назначает Мулен Руж по ночам рандеву. И я прошу вас, не стучите, я вам не открою. Запрокинул усы — и спишь. Ещё скрести руки на груди, как покойник. Дин-дон, дин-дон — три раза. А в восемь хорошо бы уже встать. Ещё скрести руками в бороде и просыпаться. И умоляю, не звоните, я шнур оборву.

А родители тут ни при чём. Не их вина, что родился именно я. Мог родиться кто угодно. Мало ли людей рождается ежечасно. Ну и рождались бы и жили. А тут вдруг я. «Я, — он начал, — из бедной, но честной семьи». Нет, это не родители, это другое. Присутствие, а не жизнь. Не жилец, а пришлец.

[Тушинский Икс — ни шут], ни вор. [Ни школьника кинь, Локшин!] У меня абонентов твоих имена. Живые журналы, живые картины — всё автоматизировано. Дескать, он прикажет ей: «помножь-ка мне 25 на 10 с одной сотою!» — и сидит потом, болтает ножками, сам сачкует, а она работает. Смотрит сны в ночном Интернете. Суч буизнес. А регионы реагируют. Такая вот (кукольная) петрушка.

Более двухсот наименований. От называния сразу какая-то плёнка. Эффект «пластиковая упаковка». Блестящее, а может, и жирное. У тебя имён на целую страницу, хоть и крупным кеглем. Не имели имён ни Катя Якунина, ни Тамара Волобуева. Вон как графиня Носова по Фрязину идёт! Поеду в Пушкино, сгори это Фрязево. Я бывал в Апрелевке ещё несколько раз, но по другому делу. Даже не смотрел на правую сторону. Я знал, где её дом. «Эта Танюшка, она немного престарелая. Ну, ничего. Зато о-опытная!» Без горечи, но с язвой явной. Она труднолюбимая, она пробьётся. Что ж, появись, пожалуй, на биеннале, хотя б в тусовке. Да я сам не пойду. Я видела рекламку по телевизору, — такое фуфло. Всё то же самое: стёб — и стёб, и стёб, — и больше ничего. Последняя открытка — детским почерком: «Дорогие Коля и Тамара! Поздравляю вас с Новым годом». С каким? С 80-м, видимо. Из открытки я адрес и узнал. Таковы страсти поворотного пункта. Да, большая часть улетучилась. Стоящее посреди кухни ведро и высыпанный из него рядом на пол мусор символизировали поиск. Верней, анализ. Дневальный, почему мусор на плацу?! Мальчик такой счастливый: он ковыряет в носу. Как сказал бы сейчас старина Балабон — говорю вам по первому разу. Мальчик такой серьёзный: он вынимает занозу. Внимательно выковыривает из пятки. Он — чемпион. Чем он не чемпион? Не надо толкать так бестолково. Там настоящая толпавская битва. Прошёл шестой уровень, потерял пароль. В кэше он вряд ли сохранился.

Око как око. Тут как тут. Тет-а-тет. [Кэш как шэк]. Того и гляди: [зуб за буз], а за глаз залг. Скоро, скоро всё это случится: и зубы, и глаз. Этой ночью от тебя полетят клочья. Клочья музыки показывают, что она была тонкой, изящной, экономной. Почти анонимной. Почти нет двойных нот у инструментов. Прозрачная фактура, лёгкий, часто невесомый штрих. Непонятно, почему Шостакович сжёг эту рукопись. Нет особых звуковых эффектов, хотя в расположении аккордов второй темы, с находящейся вверху виолончелью, есть своеобразный изыск. Ты имеешь в виду Девятый квартет? Я забыла номер.

Звон струны неизвестного инструмента. У него и названья нет. Только понятно, что струна. Не духовой. Звяк даже. Спросить у Серёжи. Да он довольно однообразен, сколько лет уже. Может, кому в новинку велеречивые позвонки. Нехорошие мальчишки на разбитом пианино. Пела, пела, а потом легла с Никольским. Капитанская дочка. Мы встретились в Театре на Таганке. Должен был идти «Марат-Сад». Но дальше подъезда наша встреча не описана. Большая часть улетучилась. Таковы страсти поворотного пункта.