Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А начальник ИТК- 4 дробь 7 «У», доблестный подполковник Серебряков имеет на воле целую бригаду наёмных убийц, своих бывших сидельцев. И хочет — твою просьбу выполнит, захочет сам кого-то грохнуть — полно желающих из бывших. И он им заплатит прилично. Не задарма же кровь лить. Ну, тебя, к примеру, пожелает ликвидировать Гавриленко из цеха пошива униформы.
А что!? Бригада есть, оружие он где-то достаёт. Получается, реальный приговор выносишь не ты, не кто-то из ваших цеховых начальников, а тот кто распорядился убить, и бандиты выполнили именно его поручение. Не твоё. Не Камалова. Вы можете только захотеть. А он может вас послать. Так нет. Я уверен, что ваши цеха — не единственная кормушка Серебрякова. А это, Иваныч, уже не просто отдельные убийства. Это организованная система. Конвейер кровавый. Въехал сейчас?
— Получается, что этот «кум» — главный козёл и самый крупный преступник! — догадался Ромас первым.
— Выходит так, — кивнул Русанов. — Мы-то тоже скоты ещё те. Но реально посылает на убийства подполковник. Да…
Малович снова сел на диван и посадил бухгалтера рядом.
— Водки налей всем, — попросил он Ромаса.
Выпили, закусили маринованными огурцами из холодильника.
— Короче, едем в Кустанай и ты через подполковника Серебрякова мне находишь тех, кто убил шофёра Кудряшова и кладовщика фабрики Иванова, — Малович стал серьёзным и говорил отрывисто. Чётко. — Я их беру. Колю на признание, что послал убивать «кум». Они мне напишут. И не только про себя. Про тех, кого я уже посадил. Что их он тоже посылал и за ликвидацию платил. Для них это уже ничего не меняет.
— Так я сам попадаю! — закричал Русанов. — Я же у него лично узнал, а исполнители потом написали на Серебрякова. Он что, без мозгов? Не догадается, откуда подуло?
— Вот балбес! Как ты в бухгалтерии работаешь? Думать же надо, — Шура обнял Алексея Ивановича. — Ты приходишь и говоришь, что на следующую неделю на два новых убийства тебе надо тех, кто убрал шофёра и Иванова. Очень тебе понравилось исполнение. Исключительно чисто сработали. Мусора, мол, другие раскрыли, а эти два — ну никак. Хочешь, на коленях проси. Или водкой накачай, чтоб из ушей лилось.
Но ты же у него про них не выпытываешь ничего. Ты их для себя просишь! Просишь себе лучших для дела! Деньги хорошие обещаешь. Чуешь разницу? А когда я убивцев расколю, они его назовут, скажут, что он послал убивать и заплатил тоже он. А про тебя-то вообще речи не будет. Не станет им «кум» тебя называть. А сами не допрут. Никогда же не называл «кум» никого?
— Да нет, не называл, — усмехнулся Алексей Иванович. — Ему же это не выгодно. Он же деньги платит. Он, значит, хозяин всех дел.
— У-у… Дошло, — Малович стал укладывать всё своё в портфель. — Собирайся. Поехали. Самолёт в Москву в пять утра. Сейчас три. Успеем. Они попрощались с Ромасом и пошли ловить такси.
Вокзал Кустаная появился неожиданно в девять двадцать утра. До поворота от станции Тобол его не видно вообще. В окне как на экране телевизора шел документальный фильм о самой невидимой и неизвестной Кустанайцам крайней части города — промзоне. Здесь ремонтировали тепловозы и вагоны, тут делали «костыли» для шпал, дробили щебень и гравий, собирали стрелы и платформы подъемных кранов и мололи муку. Вокзал Московские архитекторы сделали на восемьдесят процентов из стекла, на двадцать — из бетона, замешанного на красивой золотисто-бежевой краске.
Людям на вокзале спрятаться от глаз прохожих было некуда. Без стекла оставили только «М» и «Ж». Гордились красавцем-вокзалом все. Перед ним посадили большой сквер. Вокруг здания клумбы, клумбы и клумбы с разными цветами, в основном с бархатцами и цинниями. Между клумбами помещались узкие дорожки для людей без багажа и всякие разные деревья. От берёз до голубых елей. И всё почему-то прекрасно росло, несмотря на почти солончак и вечно плохую погоду. То жара дурная, то такой же холод.
На вокзале из будки с телефоном Шура позвонил дежурному и вызвал машину.
— С месяц поживешь у нас, — обрадовал он Русанова. — Тебя же в городе нет. И меня нет. Значит, я тебя ловлю. И все ваши знают, что обязательно поймаю да привезу. Потом будут искать момент, как тебя грохнуть. Ты же в принципе можешь всех сдать. Опасный вы, товарищ Русанов. Когда тебя отвезти к Серебрякову? Как думаешь?
— На вашей синей лайбе с красной полосой? — улыбнулся Русанов.
— Зачем? У нас свои машины есть. «Москвичи»
— А он меня прямо там не кончит? Раз уж я появился, то, выходит, пока ты меня не нашел. А если найдёшь, душу из меня вынешь, и я могу испугаться, да сдать главарей. Их трое кроме меня.
— Нет, у себя на работе «кум» тебя не тронет. Тебя после выхода от него станут вычислять, «ноги» приставят за тобой. Дома, у друзей, у родственников искать будут. На фабрике. Но не у нас в УВД. Точно. — Александр Павлович сказал это бодро, почти весело. — Только ты к нам сразу из его кабинета не иди. Дуй домой, орите с женой друг на друга.
А к четырём утра подъедет к дому «москвич». Шофер — мой друг. Володя Тихонов. Капитан милиции, мой напарник. Поедете к нему. Часа в четыре утра «пасти» тебя не будут. «Мёртвая зона» Он пойдёт, проверит всё вокруг. И если «хвоста» от твоего дома до Володиного не будет, то вторая смена придет следить за тобой к твоему дому часов в шесть-семь, а ты с четырёх утра будешь уже у нас. Не переживай.
И ещё. Подполковник точно назначит тебе встречу с теми, кто тебе нужен для очередных убийств. Число назовёт, время, и кликухи наёмников. И вот там, на встрече, тебя шлёпнуть могут запросто. Но ты на встречу не пойдёшь. Я пойду.
— Подумаю ночью, — Алексей Иванович раза три пытался спросить, но стеснялся и решился только на четвертом заходе: — А меня покормят?
Александр Павлович бухгалтера успокоил.
— Жить будешь в номере для гостей. У нас тут что-то наподобие гостиницы есть. А ты же не арестованный. Ты нам помогаешь. Значит тоже гость уважаемый. Покормят, конечно.
Когда он подъехал к своему дому, то чуть из
