Трах! - Мелвин Берджес

Вот, взгляните. Ну ладно, сейчас-то ничего не заметно, но когда у меня эрекция, опухоль где-то вот здесь, чуть-чуть ниже. Довольно большая опухоль. Рак. Никаких сомнений. Что? Не надо смеяться, не так громко, вы его разбудите! И не упоминайте при нем слово «рак», это убьет его. О чем бы мы не говорили, никогда не упоминайте слово РАК!

— Что?

— Ничего.

— Что?!

— Ничего!

— В самом деле, ничего?

— Да нет же, ничего!

— А что тут говорилось про рак?

— Да! Да! Это правда! Я не могу больше от тебя это скрывать. Вот, смотри, это опухоль.

— Ах!

— Да!

— Я думал, это вена. Немедленно отведи меня к врачу!

— Нет!

— Что значит «нет»?

— Если мы пойдем к врачу и это действительно окажется рак…

— О боже!

— Да!

— Ты думаешь…

— Они тебя отрежут!

Такие дела… У меня рак члена. Хорошо еще, что до сих пор он меня не очень беспокоил, и если я не буду делать глупостей (например, постоянно вставлять его в Дебору туда-сюда), то никаких осложнений не произойдет. Ну а потом… Потом мне предстоит сделать самый страшный для мужчины выбор: смерть или ампутация члена.

Мне кажется, вы думаете, что это шутка. Нет, я не шучу. Вы говорите, это все глупости? Да, конечно, я и сам знаю. Все очевидно: это никакой не рак, это вена. На членах всегда полно вен. Вот почему опухоль увеличивается, когда я возбуждаюсь. Будь у меня рак, такого бы не происходило. Но кто знает… Вы? В самом деле? Вы в этом разбираетесь? Может быть, вы специалист по членам? Вы так уверены? Знаете, может быть, это рак, а может, и нет. Я лично не знаю.

Совершенно очевидно, что мне надо показаться врачу. Хотя понятно, что он скажет: «Не волнуйся, это всего лишь вена, Джонатан, тебе нечего переживать, все в полном порядке». Но! Все может быть по-другому. Остается один шанс из тысячи, что он внимательно посмотрит на мой член и скажет: «Хм… Да. Небольшая опухоль: ничего серьезного, скорее всего, она не злокачественная, но давай-ка сдадим несколько анализов, просто чтобы в этом убедиться…»

И потом:

«Мне очень жаль, мистер Грин, но, боюсь, у вас серьезная раковая опухоль полового члена. Единственное возможное решение — это ампутация».

Конечно, все это глупо, но это на самом деле меня беспокоит! И к тому же — это должно быть так постыдно! Вот вы могли бы это сделать? Показать свой член другому мужчине и попросить осмотреть его? Это ужасно, я никогда в жизни не пойду к врачу! Конечно, можно пойти в больницу скорой помощи и попробовать обратиться к первому попавшемуся дежурному врачу. Но может быть еще хуже: доктор окажется женщиной.

Вот девчонкам с этим больше повезло: врачи постоянно их проверяют. Первым делом все девчонки идут к врачу, чтобы он осмотрел их влагалище и все прочее. Даже если они просто приходят с поцарапанной ногой — врач смотрит ногу, прописывает перевязки и бинты, а потом говорит: «Раз уж ты здесь, давай-ка я проверю, все ли у тебя там в порядке». И девчонки отвечают: «Да-да, конечно-конечно!» Это происходит с ними постоянно. Девчонки к этому привыкли. А вот с нами все по-другому, никто из мальчишек не показывает своему врачу член. Назовите мне хотя бы одного человека! Думаю, вы знаете миллион девчонок, которые регулярно проверяют свои женские места, чуть ли не каждую неделю сдают какие-то анализы и так далее. Но можете вспомнить хоть одного парня, который показал доктору свой член? Нет! У девчонок даже есть специальный врач-гинеколог, а вот про специалиста по членам я что-то не слышал. И как его называть, «членолог», что ли?! Нет, такого не существует. Смотрите, если мужчина придет к врачу и попросит осмотреть его член, его тут же отправят к хирургу.

«Ты что, извращенец, хочешь показать мне свой член?! Сестра, звоните в полицию! И конечно, я должен записать это в вашу карту… Так… «Пытался показать мне свой половой орган». И это навсегда останется в истории моей болезни, и каждый доктор, к кому бы я ни обратился, первым делом прочитает это заключение: «Пытается показывать другим свой половой орган. Не рекомендуется работать с женщинами и детьми». А если попадется женщина-врач, то все может быть еще хуже и получится, что ты сделал что-то непристойное. Она начнет кричать: «Уберите его! На помощь!» И следующие десять лет ты проведешь в тюрьме, умирая от рака полового члена.

Да и в любом случае — я стесняюсь.

Это мой самый большой недостаток, таящийся где-то глубоко внутри меня. Я больше всего на свете боюсь показаться стеснительным. Я лучше умру, чем покажу доктору мой член. В это сложно поверить? Но вы только попробуйте представить, каково это — жить без члена! У меня не будет ни одного друга! Все будут таращиться на меня. «Видишь того парня? У него нет члена. — Да, я в курсе, я видел его в раздевалке!» Это ужасно! Моя семья тоже будет в шоке. Мать достанет своим сочувствием, а отец не будет знать, что и сказать. Я буду настоящим изгоем общества.

Я уже давно размышляю обо всем этом и выработал технику, позволяющую избегать подобных мыслей, как будто рака вообще не существует. Мне даже удавалось на долгое время забыть о нем. Потом вдруг я снова вспоминал, что у меня, возможно, рак, нервничал, но через какое-то время опять забывал. Однако сейчас, когда наконец можно будет по-настоящему потрахаться, эта мысль не покидает меня.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть у меня не будет рака полового члена! Нет-нет, это не сработает, это было бы слишком похоже на чудо. Лучше так: «Пусть я перестану волноваться на счет этой глупой вены!» Или: «Пожалуйста, если вдруг у меня рак, пусть он исчезнет!» Нет, я знаю, чего должен пожелать — это единственно правильное желание. Пожалуйста, пусть мне хватит храбрости сходить к врачу, чтобы узнать мнение специалистов по этому вопросу!

Нет, лучше умереть!

27

Дино

И конечно же, как только жизнь наладилась, все пошло наперекосяк. Только что все было отлично — и тут же на тебя сваливается тридцать три несчастья.

Началось все с папы с мамой. Самым ужасным было то, что сперва казалось — они уладили все разногласия. Все было, как всегда: чистые носки в шкафу, завтрак на столе. Но в воздухе было что-то странное. Вечерком они могли пропустить стакан-чик-другой, они чмокали друг друга в щеки при встрече, улыбались, шутили и посмеивались, но все это было ненастоящим… Вы понимаете, о чем я?

Сейчас, оглядываясь назад, я вспоминаю некоторые странные моменты, которые заметил тогда, но сразу же забыл. Так, однажды я проснулся ночью в полной темноте от рыданий, которые доносились с первого этажа. Это было ужасно. «Бедная мамочка», — подумал я. Я лежал и слушал, а потом заснул. А утром Мэт прошептал за завтраком: «Ты слышал, как отец ночью плакал?»

У меня волосы на спине стали дыбом. Правда. Я тогда и не подозревал, что у меня на спине вообще есть волосы.

— То есть как это, отец? Это была мама! — проговорил я.

— Правда? — с надеждой спросил он.

— Да, — ответил я, но понимал, что он был прав: это был отец.

— А, я-то думал, что это папа, — просиял он. Понимаете, конечно, плохо, когда твоя мать рыдает навзрыд среди ночи, но если это отец… издает такие звуки, что его можно перепутать с женщиной… Мэт был гораздо счастливее меня: теперь он думал, что это была мама, а я узнал, что это был отец. То есть я сам себя расстроил. Я так рассердился на Мэта за это, что дал ему пендаля, и он захныкал. Тут вошла мать.

— Что это такое! — обрушилась она на меня.

— Он сам задирается! — огрызнулся я и выбежал их кухни, слыша за собой возмущенные крики.

Вот видите, что творится! А потом в кухню спустился отец, и все утихомирились, мы продолжили завтракать. Папа шутил и подтрунивал над всеми нами и был таким веселым и спокойным. Он ушел на работу, как будто все было нормально. И вечером все тоже было нормально, и на следующий день, и потом — я уже начал верить, что все уладилось.

Разумеется, катастрофа произошла именно в субботнее утро. Все рухнуло в одночасье, как карточный домик. Это меня больше всего бесит — то, что такие вещи происходят в одно мгновение, не успеешь и глазом моргнуть! Они отловили меня сразу после завтрака. Мэт умотал играть в футбол, а они пришли ко мне в комнату и, словно двое полицейских, отвели меня вниз и усадили в гостиной за журнальный столик.

— Ты уже в курсе того, что между мной и твоим отцом возникли некоторые проблемы, — начала мать. «Неужели?! — подумал я про себя. — И кто же в этом виноват?»

— Ну и что?

Она посмотрела на отца, и он заговорил.

— Мы подумали и решили, что лучше будет, если я перееду. На какое-то время.

— На сколько? — спросил я. Мне казалось, что сердце сейчас выскочит из груди.

— Надеюсь, не очень надолго, — ответил он мне и улыбнулся нерешительной глупой улыбкой. «Ты идиот!» — подумал я. Почему это он должен уходить? Разве это он трахался с каким-то типом в гостиной?