Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш

…«Вовремя», надо сказать, переключил. Там как раз нас с Сережей показывали. Не очень-то мы были похожи сами на себя, но ведь и Виктория была совсем не глупой девочкой. Тем более медицинским работником она была опытным. В информации Сережины раны и травмы были четко перечислены, все эти переломы и гематомы. Только они-то и были точной информацией! Но зато какой страшной, разъясняющей все.

Виктория перед телевизором с чашечкой кофе сидела. Вижу, чашечка на блюдечке ходуном у нее заходила, потому что руки затряслись. И побелела наша спасительница, как медицинский халат. А после слов «… киллеры-убийцы, на счету у которых…» она побелевшими губами прошептала:

– Только не убивайте, ребята…

Я к ней поближе сел на диван, чашечку придержал, чтоб не облилась кофейком девушка, и говорю:

– Это нас ищут, Вика. Про киллеров – это все ментовские фантазии. Коммерсанты мы, но попали в историю с перестрелкой. Никого не убили. А вот то, что я Сережу из больницы выкрал, – это чистая правда. Про заминирование… Было заминирование, точно! Но вот вместо бомбы была игрушка, которую я смастерил на досуге. Не взорвалась бы она никогда!

Я помолчал.

Виктория все так же тряслась, как лист осиновый. Я набухал ей коньяку в стакан, к губам поднес. «Пей!» – говорю.

Она выпила, и стало ее отпускать.

– Вика, ты только пойми и поверь: мы не собираемся убивать тебя, мы не убийцы! Все, что нам нужно, – это время, чтобы Серегу на ноги поднять. Сколько нужно для этого? Неделя? Две? Три?

– Две… – Виктория покосилась на Сережу, как бы оценивая свои силы. – Две – это максимум.

– Ну, вот и отлично! Значит, мы живем у тебя две недели и уходим навсегда. А ты сейчас, все это время, и потом просто молчишь. Просто забываешь про нас, будто никогда и не видела. И тогда получишь вдвое больше. – Я положил на край дивана пачку долларов.

Виктория боязливо покосилась на нее.

– Согласна? – спросил я.

Она только кивнула в ответ.

Сказать, что мы сомневались в ней, – значит, ничего не сказать. Поэтому после «пряника» – денег – последовал и «кнут» – жесткое наставление.

– Вика, на карту поставлено слишком много – наша жизнь. Поэтому все серьезно. Я предупреждаю тебя на тот случай, если тебе захочется от страха бежать к ментам. Дадут нам с Сережей лет по десять. Мы их отсидим. А потом захотим с тобой встретиться. Не думаю, что встреча будет приятной. Я доходчиво объяснил?

Она опять только кивнула без слов.

Ночью мы пошептались с Серегой.

– Сдаст!

– Не знаю, Сережа. Только надеюсь, что ей деньги нужны – это раз, побоится нас – это два, и есть у нее человеческое сострадание, какое есть у нормальной медицинской сестры, – это три.

– Последнее особенно впечатляет, – с сарказмом заметил Сережа.

Виктория не побежала нас сдавать. Наоборот, она еще больше прониклась к раненому Сергею и лечила его самозабвенно. Понятно почему: чем скорее она его на ноги поднимет, тем скорее мы свалим, оставив ей кругленькую сумму зеленых денег.

Через неделю мы успокоились. Виктория вела себя безупречно. Раны у Сергея потихоньку заживали…»

Илья иногда покидал убежище. Делал он это хоть и осторожно, но достаточно свободно, потому что в городе его практически никто не знал. Лишь один человек был в курсе всех их дел, но он бы и под пытками никому ничего не сказал. Даня. Светлая ему память… Имя-то у него другое было – Саня, но звали его все Даней, потому что фамилия у него была Данин.

Гениальный человек был Даня. Великий комбинатор с богатым криминальным прошлым. Про него просто легенды ходили. Одну из них он сам рассказал Илье Покровскому:

– Помнишь, Илюшка, были в больших городах такие классные магазины – «Березка», в которых купить можно было все, что душе угодно? У нас такие же были, только с другим названием – «Каштан». Деревянные магазины, блин! Вот этот наш «Каштан» я за месяц выставил три раза.

Запустил вечером камнем в витрину и проследил, как скоро менты приедут. Они были на месте через три с половиной минуты. Следующим вечером я разбил витрину и за три минуты и пятнадцать секунд вынес из магазина кучу техники – видики-шмидики. Ребята в погонах приехали, а меня уже и нет. На следующий день все повторил, причем с тем же стеклом, которое за день вставили в витрину.

После этого витрину закрыли листом фанеры, а в кусты посадили ментов. Две недели они пасли меня. А я – их.

Потом им надоело сидеть без дела, да и другие дела были. Пост от «Каштана» сняли. И я тут как тут! Третий раз. И снова три минуты и пятнадцать секунд. Вот такая четкость. Мне, правда, все это потом припомнили, когда я попался, но это уже совсем другая история!

Даня свое отсидел, вышел на свободу и дал себе слово: больше ни-ни, никакого криминала. Женился, ребеночка завел. А тут и лихие девяностые нагрянули. Объявили всем о рыночных отношениях, а что это такое – каждый понимал по-своему. Да и были они не столько рыночными, эти отношения, а больше базарными. Торговали кто чем мог. Вор у вора дубинки крал. Без крыши на базар этот с дубинками крадеными лучше было не соваться. А крыши были в большинстве своем ментовскими. Все об этом хорошо знали. Никто особо не скрывал, кому и сколько платит, чтобы спать спокойно. В райотделе милиции можно было отдел специальный открывать и принимать подати мешками по описи.

«Ну, думаю, Америку я тебе этим не открываю. Об этом писано-переписано. Я ведь тебе все так подробно рассказываю, чтобы ты поняла, какое время было и кто есть настоящие бандиты», – писал Илья Ольге.

Он рассказывал ей все подробно, порой мучительно подбирая слова. Во-первых, они родом были из разного времени: она о девяностых почти ничего не знала, а он не дотягивал до ее двадцать первого века, в котором на свободе не жил. Она девочкой юной была, а он в последние годы все больше дела имел с мужиками грубыми. Если бы это им он свои истории рассказывал, то можно было бы не подыскивать слова и называть все своими именами. А с ней все было по-другому, и надо было обучаться дипломатии, чтобы аккуратно донести информацию.

«Так вот, Даня наотрез отказался ментам платить, сказал, что сам своей «купле-продаже» крышей будет и еще друзьям-знакомым поможет. Очень он разозлил ментов. На этой почве и разгорелся у нас конфликт – я писал тебе уже про это. И про то, что, кроме Сережи, менты тогда хапнули водителя нашего Васю, тоже писал. Ну, «наш» – это я просто к слову. Просто местный парень. Ничего он про нас не знал, ровным счетом ничего. Но как стали на него «испанский сапог» примерять, так и начал Вася «вспоминать». Например, то, что я грохнул двух каких-то коммерсов, которых я и в глаза не видел.