Ломая рассвет - Стефани Майер

Губы Розали приоткрылись, обнажив белоснежные клыки. Она оскалилась в мою сторону так, будто хотела порвать мне горло. Уверен, что так оно и было.

— Роуз, пожалуйста.

Блондинка состроила гримасу, и поглядела на Эдварда, который не сдвинулся ни на дюйм. Она положила руку надежно и крепко на плечи Беллы.

— Нет, — прошептал я, — Не вставай. — Она выглядела такой слабой.

— Я пытаюсь ответить на твой вопрос, — ответила она, и это немного походило на то, как она общалась со мной прежде.

Розали приподняла Беллу с дивана. Эдвард остался на прежнем месте, уткнувшись лицом в подушку. Одеяло упало к ногам Беллы.

Тело Беллы раздулось, подобно странному одутловатому воздушному шару. Это было заметно по тому, как натянулась ее серая выцветшая рубашка, казавшаяся слишком большой для ее рук и плеч. Остальное тело в сравнении выглядело тоненьким и хрупким, будто бы эта выпуклость разрасталась, высасывая его изнутри. Мне понадобилось время, чтобы понять, какая именно часть ее тела настолько изменилась. И не понимал до тех пор, пока она не провела руками по животу, нежным жестом, вверх-вниз, как будто бы качая в колыбели.

Тогда я все понял, но все еще не мог поверить. Я видел ее всего лишь месяц тому назад. Она не могла быть беременна. Просто не могла.

Но все же была.

Я не желал этого видеть, не желал думать об этом. Я не хотел видеть его — в ней. Я не хотел знать, что то, что я ненавидел настолько сильно, пустило свои корни в теле, которое я так любил. Содержимое моего желудка рвануло наружу и я с трудом превозмог тошноту.

Но все было хуже, намного хуже. Ее искаженное тело, кости, выпирающие сквозь кожу. Я мог только предположить, почему она так выглядела — беременна и больна — то, что было в ней, отбирало ее жизнь, чтобы питать свою.

Потому что это был монстр. Подобный его отцу.

Я всегда знал, что он убьет ее.

Эдвард вскинул голову, услышав мои мысли.

Еще секунду мы продолжали оставаться на коленях, а потом он оказался на ногах, возвышаясь надо мной. Его глаза были черными дырами, а круги под ними имели фиолетовый оттенок.

— Снаружи, Джейкоб, — прорычал он.

Я уже был на ногах, глядя теперь на него сверху вниз. Это было то, ради чего я пришел.

— Давай сделаем это, — согласился я.

Здоровяк, Эмметт, оказался с одной стороны от Эдварда, пронзая меня свирепым взглядом, с другой расположился Джаспер. Меня это не заботило. Может моя стая соберет те кусочки, что от меня останутся, когда они покончат со мной. А возможно и нет. Неважно.

На крошечную долю секунды краем глаза я заметил движение за спиной. Эсме. Элис. Маленькие воинственные дамочки. Что ж, я был уверен, что другие убьют меня прежде, чем я успею дотянуться до них. Я не хотел убивать девчонок… даже если девчонки были вампирами.

Хотя я мог бы сделать исключение для той блондинки.

— Нет, — Белла задыхалась, и потеряв равновесие, ухватилась за руку Эдварда. Розали последовала за ней, будто замыкая звенья цепи между ними.

— Я собираюсь всего лишь поговорить с ним, Белла, — Эдвард понизил голос, обращаясь только к ней.

Он коснулся ее лица, погладив щеку. Комната перед моими глазами будто бы воспламенилась, на миг став адовой пастью. После всего, что он сделал с ней, он позволяет себе еще и дотрагиваться до нее!

— Не напрягайся, — продолжал он, умоляя. — Пожалуйста, отдохни, мы оба вернемся через несколько минут.

Она пристально всматривалась в его лицо, читая что-то в глазах. Потом кивнула и осела на диван. Розали помогла ей опуститься на подушки.

Белла поймала мой взгляд.

— Держите себя в руках, — сказала она. — И возвращайтесь.

Я не ответил. Сегодня я не мог ничего обещать. Я отвел взгляд и вышел вслед за Эдвардом в парадную дверь.

Безотчетный случайный голосок в моей голове отметил, что не так уж сложно было отделить его от семейства, может быть слишком легко?

Он шел, ни разу не оглянувшись, и не беспокоясь о том, что я могу наброситься на его незащищенную спину. Я решил, что видимо он этом не нуждался. Он знал бы, когда я решусь напасть. Это означало, что мне придется принимать решение очень быстро.

— Я не готов сейчас давать тебе возможность убить себя, Джейкоб Блэк, — прошептал он, быстро удаляясь от дома, — Запаси немного терпения.

Как будто мне было дело до его планов. Я зарычал сквозь сжатые зубы.

— Терпение не мой конек.

Он продолжал идти, отходя от дома на несколько сотен ярдов, я следовал за ним попятам. Я весь горел, пальцы дрожали. Я был на пределе, в полной готовности и ждал.

Он остановился без предупреждения и, обернувшись, оказался ко мне лицом. Выражение его лица снова меня поразило.

На секунду я ощутил себя младенцем — мальчишкой, который всю свою жизнь прожил в маленьком городке. Всего лишь ребенок.

Потому что я знал — для того, что бы понять эту бесконечную муку в глазах Эдварда, я должен был прожить на земле гораздо дольше, испытать и постичь намного больше.

Он поднял руку, будто хотел утереть пот со лба, но его пальцы впились в мрамор лица так, словно он желал порвать на себе кожу. Его черные глаза горели в провалах глазниц так, будто не замечали ничего вокруг, а видели совершенно иные вещи. Он приоткрыл рот, словно собираясь закричать, но я ничего не услышал.

Это было лицо человека, сгорающего заживо.

На мгновение я лишился дара речи. Это выражение было слишком правдоподобным — то, что я видел в его глазах тогда, в доме, было лишь тенью того, что я увидел сейчас. И это было концом. Последним гвоздем в ее гробу.

— Это убивает ее, верно? Она умирает.

И я знал, что когда произнес это, на моем лице, была та же мука, будто эхо. Отдаленное и не такое сильное, потому что я все еще пребывал в шоке.

Ото всего этого кружилась голова — все случилось так быстро.

В отличие от меня, у него не было времени, чтобы дойти до такого состояния.

Разница была в том, что я уже терял ее много раз, всевозможными способами и путями в своих мыслях.

Разница была в том, что она никогда не была всецело моей.

Разница была в том, что все это было не моей ошибкой.

— А моей… — прошептал Эдвард. Его колени подогнулись, и он рухнул предо мной, такой уязвимый, самая легкая мишень, какую только можно было вообразить.

Но я чувствовал в себе только холод, ледяной холод, и никакого жара.

— Да, — простонал он, стоя в грязи, и глядя в землю. — Да, это убивает ее.

Его смирение и беспомощность раздражали меня. Я жаждал драки, а не казни. Куда делось его самодовольное чувство превосходства?