Взломщик, который изучал Спинозу - Лоуренс Блок

– А сегодня утром узнал имена потерпевших в книге записей парикмахерской, так, Берни? Не слишком ли ты все усложнил? Проще было бы обзвонить ограбленных дам и расспросить, где они делают прическу.

– Я думал об этом. Но в таком случае у меня не было бы доказательств, что Ванда ходила именно сюда, а не куда-то еще. Кроме того, если бы в книге записей не оказалось каких-либо имен, я мог запросто вписать их.

– То есть совершить подлог?

– Я считаю это не подлогом, а средством ускорить следствие. И еще. Кто знает, сколько часов мне пришлось бы проторчать у телефона, причем без гарантии на полный успех? Я – вор, и у меня особый, м-м... нетрадиционный способ решать проблемы. Но главное – мне надо было посмотреть, там ли пистолет.

– Какой пистолет?

– С которым Мэрилин явилась ко мне. Говорила, что должна положить его назад, в ящик хозяйки. Слава Богу, пушка была на месте. Если б ее там не было, это означало бы, что она у нее в сумочке... А это уже проблема. Надо было бы предупреждать Рэя, а то, глядишь, пальнула бы с испуга прямо в церкви.

– Понятно...

– Угу... Послушай, Каролин...

– Вот гадство... Ты, наверное, хочешь поговорить о Дениз?

– Не знаю, что я хочу. Но, видимо, нам следует поговорить, как ты думаешь?

– Гадство и еще раз гадство!.. Наверное, следует. – Каролин допила свой мартини и огляделась, ища глазами официанта. Его не было видно, и она поставила бокал на стол. – Черт знает, как это случилось. Ей-богу, я не хотела.

– Она же тебе не нравится.

– Не нравится? О чем ты говоришь, Берни? Я терпеть ее не могу.

– И она не очень-то хорошо к тебе относилась.

– Она? Да она меня вообще не замечала! Презирала, говорила, что я недомерок, воняющий псиной.

– А ты ее жердью и костлявой кобылой...

– Выходит, ошиблась.

– Как же все-таки?..

– Сказала, не знаю, значит, не знаю. – Она схватила за куртку проходящего мимо официанта и сунула ему пустой бокал в руки. – Поскорей! – кинула она ему и обернулась ко мне: – Честное слово, Берни, не знаю, как это произошло. Видимо, нас всегда тянуло друг к другу, и мы скрывали это за внешней враждебностью.

– Вот это скрытность! Почище, чем в Уотергейте.

– Да уж. Я себя ужасно сейчас чувствую. И Дениз тоже. Сначала мы просто старались не фыркать и не кидаться друг на друга, как кошки. И вдруг нас как будто током ударило. Мы обе это почувствовали. Бред какой-то, думаю, быть того не может, во-первых, потому, что она твоя подруга, а во-вторых, – не из наших она.

– Ну и?..

– А она, смотрю, все больше заигрывает. Ты же знаешь, Берни, я перед чем угодно могу устоять, только не перед этим. Ну и... Короче, она пристала ко мне...

– Дениз – пристала?

– Ага.

– Не думал, что она лесба.

– Никакая она не лесба. Баба как баба, хоть кобеля заводи, если мужиков не хватает. На нее просто что-то нашло – захотелось попробовать со мной. Вот я и подумала, отчего не попробовать разок, а там видно будет. Не думаю, что у нас роман века, и вообще, Берни, если это повредит нашим с тобой отношениям, то хрен с ней, с Дениз. Баб кругом – хоть пруд пруди, а такого кореша, как ты, еще поискать надо!

– Да ладно, Каролин, ничего.

– Нет, чего, бред какой-то.

– Не бери в голову, Каролин. У нас с Дениз тоже не роман века. И позвонил-то я ей позавчера на всякий случай, если бы вдруг понадобилось алиби. Это правда, только ты ей не говори.

– Это и без тебя известно. Она сама сказала, вроде как в свое оправдание.

– Ну и ладно, чего теперь, в самом деле...

– Ты не очень расстроился?

– Даже не знаю. Скорее, просто растерялся. Знаешь анекдот о человеке, у которого умерла жена?

– Что-то припоминаю. Валяй рассказывай.

– Так вот, умирает жена, и бедный муж места себе не находит от горя. На похоронах еле держится. Тогда приятель отводит его в сторону, начинает утешать. «Через несколько месяцев, – говорит, – пройдет боль утраты, ты начнешь встречаться с женщинами, найдешь себе пару, будешь строить новую семью». И так далее. Безутешный вдовец выслушал приятеля и говорит: «Все это я и сам знаю. Но что я буду делать сегодня ночью?»

– А-а...

– На Мэрилин Маргейт рассчитывать не приходится. Даже если за нее внести залог, она вряд ли встретит меня с распростертыми объятиями.

– А за что ей простирать к тебе объятия? Кинул на съедение волкам, а зачем?

– Затем, что это подкрепляет обвинение против Колкэннона. А ей ничего не будет.

– Может, и не будет, но я считала – воровская честь и все такое... Как-никак она и Кролик с Харланом – твои товарищи по ремеслу. Не думала, что ты их сдашь.

– Товарищи по ремеслу? Ты видела, что они сделали на Восемнадцатой улице?

– Видела.

– Они не взломщики. Они – варвары! Мы обязаны очищать наши ряды от случайных людей.

– Может быть, ты и прав, – согласилась Каролин, отхлебнув мартини. – К тому же вид у нее, как у дешевки.

– Что верно, то верно.

– А уж в том красно-черном наряде, думаю, и подавно.

– Факт.

– И все-таки, – задумчиво протянула Каролин, – она довольно привлекательна.

– Угу.

– Мне лично нравится такой тип женщин.

– Мне тоже.

– Но это, конечно, не единственный тип, который мне нравится.

– И у меня не единственный.

– Берни, ты на меня не очень злишься?

– Конечно, нет.

– Значит, мы по-прежнему кореши?

– Еще бы!

– И по-прежнему сообщники? А я – твой верный оруженосец?

– Не уволю, не бойся.

– Значит, все в порядке?

– В порядке. Вот только не знаю, что я буду делать сегодня ночью.

– Интересный вопрос. – Она встала. – А я знаю, что я буду делать.

– Догадываюсь. Передай привет Дениз.

Каролин ушла, а я думал, не заказать ли еще ирландского кофе, или мартини, или чего-нибудь этакого, но пить, честно говоря, не хотелось. Мог бы поднять настроение старый арманьяк, такой, как у Абеля, но здесь подобных вещей не держат. Я заплатил за выпивку, добавил чаевых и вышел пройтись.

Ноги сами понесли меня на Вашингтон-сквер. Там я купил «маленькую радость», популярную новинку на рынке мороженого – нечто со сладкой замазкой снаружи и якобы с шоколадом внутри. Купил и подумал, не будет ли после него у меня сахарного похмелья, от которого страдает Каролин, но махнул рукой и съел.

Не знаю, почему я не мог усидеть на одном месте и пересаживался с одной скамейки на другую. Вокруг меня бурлила толпа: торговцы, пьяницы, наркоманы, молоденькие мамы, любовные парочки, торговцы травкой, карточные шулера. Раздвигая толпу, проносились любители бега трусцой. И дети, много детей. Я снова и снова удивлялся, откуда у них берется столько энергии.

Я почувствовал какой-то прилив сил. Видно, во мне скопилось еще больше энергии, и ее некуда было девать. Через несколько минут я встал и, пройдя мимо кучки шахматистов и болельщиков, вышел на перекресток Четвертой и улицы Магдугала. На мне был черный костюм, в руках я нес дипломат, ботинки казались ужасно широкими, к тому же специалист нашел у меня Мортонову ногу – ну и что?

Я сунул дипломат под мышку и побежал трусцой.

На этом можно было бы поставить точку, если бы через несколько дней у меня в лавке не появилась Джессика Гарланд и не принесла две книги, отрывки из которых я читал на панихиде. Она не очень интересуется этикой, сказала Джессика, может быть, я возьму себе Спинозу и Гоббса как память о ее деде?

– Надеюсь, и мне перепадет что-нибудь из его имущества, – вздохнула она. – Судя по всему, он не оставил завещания, и я не знаю, удастся ли мне доказать, что я его внучка. Конечно, у меня есть его письма, вернее, они у мамы в Англии. Но я не знаю, достаточно ли их для вступления в права наследования. В любом случае оформление займет много времени, а до тех пор я не попаду в его квартиру.

– Если вы и вступите в права наследования, в квартире до этого масса всякой публики перебывает – полиция, юристы, налоговые инспектора. Все перероют, чтобы опись составить. И, знаете, я не уверен, что все вещи Абеля принадлежат ему на законном основании. Будем только надеяться, что не все разыщут. Думаю, например, что до пачки денег в телефоне они не доберутся.

Джессика удивленно смотрела на меня. Пришлось ей объяснить, что это такое, деньги в телефоне, а заодно рассказать и о других тайниках.

– Мне такие сокровища и не снились, – огорченно сказала она. – Но боюсь, эти прекрасные вещи уплывут в чужие руки. Независимо от того, краденые они или нет.

– Вероятно, даже если Абель и сам их покупал. – В конце концов не все же придерживаются принципа не грабить мертвых. – Может быть, стоит со швейцаром договориться, по крайней мере из телефона заначку возьмете?

– Пробовала. Но в этом доме очень строгие порядки. – Она нахмурилась, на ее лицо легла тень задумчивости. – Интересно...

– Что – интересно?

– Скажите, а вы не могли бы туда пройти? Для вас это... м-м... дело привычное, правда? А я с удовольствием отдам вам половину того, что вы спасете. Чувствует мое сердце, что иначе мне ничего не достанется. Полиция, нотариус да еще плата за смерть – или у вас в Америке это называется налогом на наследство? Половина чего-то все-таки лучше, чем сто процентов от ничего. И потом, это ведь не настоящее воровство, правда?