Чаша отравы (СИ) - Герасимов Игорь Владимирович

— С этим, думается, всё будет в порядке, поскольку все они привыкли к элитарности, а наш проект даст им гораздо более высокий социальный статус, чем при социализме, — сказал Яковлев. — Прикормленные властью, в массе своей они и так это прекрасно понимают и с энтузиазмом ждут перемен, несущих гибель обществу уравниловки. Так что их даже специально направлять не надо, а надо просто дать свободу. Как и что ваять, они сами прекрасно поймут и с удовольствием примут новые правила игры.

Москва, 28 мая 1987 года

— Что бы ни произошло в итоге, в любом случае те вояки, которые не готовы поддержать изменение строя, подлежат увольнению, — сказал Волин. — И прежде всего маршал Соколов.

— Где сейчас этот Руст? — спросил Яковлев.

— В Псковской области. Дана команда дозаправить его самолет, после чего он полетит дальше.

— Не собьют?

— Маловероятно. После инцидента с «боингом» такое строжайше запрещено. Но это как раз будет использовано в качестве повода для кадровых чисток.

— Понял. Дам распоряжение освещать инцидент под соответствующим углом.

— Всё идет, как и запланировано, — удовлетворенно произнес Волин.

— Да, — согласился Яковлев. — Всё четко исполняется.

Москва17 ноября 1989 года Листая старую тетрадь Расстрелянного генерала, Я долго силился понять, Как ты смогла себя отдать На растерзание вандалам...

 Бородатый исполнитель самозабвенно выводил строки песни — то меланхоличным тоном тупой боли наркомана, грезящего об очередной дозе, то, тряся патлами и срываясь на истошный визг, когда речь заходила о «связанной кумачом» России, которой прочел приговор «кровавый царь, великий гений».

В небольшом концертом зале в центре Москвы из зрителей были только два человека — Волин и Яковлев. Они дослушали песню и формально поблагодарили исполнителя и его ассистентов сухими короткими аплодисментами...

— Это прозвучит через полтора месяца на «Песне-89», — сказал Яковлев.

— Хорошо. Сделал-таки карьеру. Достиг вершин, так сказать. Наш человек, — сказал генерал. — Наш. Он на нас уже много лет работает.

— Как и Цой? — спросил Яковлев.

— Естественно, — коротко ответил Волин.

— Песня впечатляет, да, — сказал Яковлев. — Очередной камень, брошенный в социализм, причем увесистый. Хорошо идем, хорошо... По графику. Начинали с формально обезличенного «Покаяния», и через неопределенное, но настойчивое «Перемен» теперь переходим к прямому обвинению режима в исторических преступлениях. Ну и персонально того, кто пока еще по имени не называется, но всем ясно, о ком речь. Темп прекрасный. Ведь еще два года назад славили и его, и юбилей революции. Подаем это как голос снизу, глас народа, перед которым коммунистическая пока еще власть вынуждена покорно отступать. Да, недолго отступать осталось, недолго. Еще чуть-чуть, и произойдет прорыв, маски будут сброшены.

— Наша творческая лаборатория при «пятке» специально создала эту песню под него, как и ту цоевскую, — пояснил Волин. — Надо теперь малость окучить русско-патриотический фланг — для баланса. А шире — дать сигнал населению, что теперь благо — это цари, церкви. А прошлые семьдесят лет — небеса разверзшиеся.

— Да, именно так. Окучивать и русских патриотов, и либералов. Две мощные силы, которые, пусть и не обожают друг друга, но всё же с разных сторон сообща эффективно раскачивают общество уравниловки, — произнес Яковлев.

— Как много всё же значит промывание мозгов средствами культуры. Не зря Экселенц настаивал на важности этого сегмента, — размышлял Волин. — Да, Устранение — это важно, но не менее важна картина ценностей в умах масс. Формально мы должны были следить за творческой средой, особенно фрондирующей, контролировать ее через сексотов, давать рекомендации по административным воздействиям. А фактически мы их, по Его личному указанию, пестовали на будущее, взращивали, опекали, направляли. В то время как излишне идейные, безрассудно пытавшиеся предупредить, самые разные, от Ефремова до Кочетова, подвергались травле. Истинным, пестуемым влиятельными кругами мейнстримом стала фронда либеральная и фронда почвенническая. Вторую Он не особо жаловал, конечно, но если деятель шел в общей колее и готов был сотрудничать, то всё же находили общий язык. И среду эту готовили, и точки сбора для тех, кто на эти посылы ориентируется, держали в целости и сохранности, наподобие «Табакерки», холили и лелеяли... Главное, чтобы интеллигенции и тем, кто решает, постоянно давался сигнал — мол, всё в порядке, есть такое, живет и процветает, и ничего с ним не случится. Была бы на самом деле четкая команда — все они, пусть и шипя втихую, всё же выдавали бы только то, что нужно власти, и именно в таком виде, как нужно, а кто не согласился — про тех быстро забыли бы. Как при Сталине. Но команда была иная. И это правильно. Как говорится, готовь сани летом. Вот они и пригодились. Как же все эти бутоны распустились сейчас и пахнут!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да, даже не верится порой, что всё это мы проделали... Главное то, что дается последний четкий сигнал тем, кто всё еще наивно надеется на продолжение социализма — ваше время кончилось, никаких иллюзий, — с нескрываемыми нотками торжества и злорадства произнес Яковлев.

— Никаких иллюзий. Никаких! — удовлетворенно согласился Волин.

Тырговиште, 25 декабря 1989 года

— Я буду отвечать только перед Великим Национальным собранием и перед рабочим классом! Я признаю только рабочий класс. Перед теми, кто устроил государственный переворот, я не буду отвечать. Вы позвали наемников. У нас другой орган власти. Никто в этой стране вас не признает, и поэтому народ до сих пор продолжает сражаться. Этот путч устроили спецслужбы США и СССР! Они вмешиваются в наши внутренние дела, они хотят дестабилизировать обстановку в стране, покончить с ее суверенитетом и независимостью! — говорил он, смело, не стесняясь, прямо в лицо «обвинителям».

Рядом с ним была любимая супруга, надежный товарищ и соратник. А вокруг — одни изменники. И их зарубежные хозяева. Решили лично посмотреть, как будут убивать тех, кто не сдался, не отдал на растерзание свою родину, как в других восточноевропейских странах. Кто, вместо того, чтобы по их примеру покорно выполнить настоятельные рекомендации сильных мира сего, сразу же твердо объявил: «Скорее Дунай потечет вспять, чем состоится перестройка в Румынии!» Кто уже сам готовился в этих условиях сплотить вокруг Бухареста остальные социалистические страны, чтобы общими усилиями противостоять реставрации.

Генерал-полковник Владислав Волин и его молодой протеже, подполковник госбезопасности Андрей Беляков, были в числе того вип-контингента, который стаей стервятников слетелся сюда, на военную базу, где удерживались плененный президент республики с женой. Здесь же был и Уильям Бутчер со своей ЦРУшной командой мастеров специальных операций.

Советские и американские «братья по оружию», встретившиеся снова лично в этой очередной горячей точке, пребывали в превосходном настроении, празднуя общую победу над социалистической Румынией, ее трудовым народом и ее руководителем с супругой. Уже успели спрыснуть очередной успех превосходным местным, по сути, трофейным, вином.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Торжествующие зрители более-менее внимательно, даже в какой-то степени развлекаясь, вслушивались в реплики участников глумливого фарса, хоть и знали прекрасно, чем всё в итоге закончится. Тем, кто не понимал язык, синхронно переводили сидящие рядом с ними специалисты. Бутчеру и его свите — штатные эксперты ЦРУ по Румынии. А Волину и Белякову — работники «румынского» спецотдела в КГБ Молдавии, местному руководству фактически не подчиняющегося и завязанного напрямую на Лубянку...